Наталия Белкина - Гроза над Дремучим Миром

— Это значит, что у нас есть шанс выбраться отсюда, — сказал он и спустя полминуты, во время которой снимал со своей одежды мокрую тину, прибавил:-Когда-нибудь…

Они снова двинулись на север, когда ночь перевалила за середину. Небо было ясным, звезды холодными, луна круглой. У них появилась небольшая надежда на освобождение от бенши. Они смогли удостовериться, что эти существа не хотят их смерти. А значит, можно было выйти, если, конечно, болота эти хоть где-нибудь заканчивались.

Бенши уже очень давно не давали о себе знать. Можно было подумать, что они, наконец-то, оставили беглецов в покое. Но некоторое время спустя, Флакк вдруг вновь почувствовал чье-то присутствие. Не увидел, не услышал и не ощутил физически, а именно почувствовал тем бесплотным органом, которое напрочь атрофировалось у людей.

— За нами опять наблюдают, слышишь? — спросил он Ундиона.

— Пока нет, но верю на слово. Думаешь, снова они?

— Да кто же еще?! — раздраженно прошипел Флакк. — Тише. Вот теперь я, кажется, не только интуитивно ощущаю. Этот звук…

В воздухе, действительно растекалось какое-то шипение или шуршание. Ничего подобного на их памяти безжизненные болотные заросли еще не производили.

— На музыку уже не похоже, — шепотом заметил Ю-Ю.

Это был шорох травы, но не такой, какой обычно бывает от дуновения ветра, а такой, когда по ней передвигается кто-то живой.

— Смотри туда, — едва слышно шепнул Флакк, напряженно указывая глазами куда-то в камышовые заросли. Ю-Ю обернулся и тоже заметил это.

Прямо на них стремительно неслось явно одушевленное, светлое пятно. Даже издалека было слышно его частое, осипшее дыханье. Беглецы замерли, не зная, что предпринять. Пятно, которое вскоре оказалось каким-то животным, быстро приближалось. Перепрыгивая через заросли камыша, отчего над его головой взметалась косматая грива, оно за несколько секунд достигло поляны, где остановились сатурнион и черт. Флакк проворно выхватил из-за спины оба клинка, собираясь тут же сразить чудовище. Но оно вдруг остановилось прямо перед ними и приветливо тявкнуло.

— Троя, — растерянно вытаращился Ю-Ю на собаку. — Вот это да.

— Что? — не понял сатурнион. — Ты уверен, что он не представляет опасности?

— Это же пес-дух Беатриче.

— Женщины Гавра?

— Ну, да. Как ты здесь оказалась?

— Я шла по следам Гавра и сатурниона, — едва отдышавшись, молвила Троя. — Я думала найти хозяйку.

— Ее тут нет и не было, — сказал черт. — Она в Глухих пещерах.

— Тогда мне туда, — отозвался пес-дух.

— Если бы все так просто было, — печально молвил черт.

— Ты надеешься выйти отсюда? — спросил в свою очередь Флакк.

— Надеюсь? — не поняла Троя.

— Мы блуждаем еже три дня и не можем выйти из болота, — пояснил Ю-Ю.

Собака присела и удивленно повернула свою лохматую и грязную от болотной влаги голову.

— Вы, наверное, блуждаете, в собственных предубеждениях, — сказала она и обратила морду вправо, в сторону, которую черт считал юго-западом. — Вон там, за тем кустарником, болото кончается, и начинается холмистая местность, за которой видны горы вражьего ущелья.

— Этого не может быть, — не поверил Флакк.

— Ты не шутишь? — спросил Ю-Ю.

— Я вас выведу, — заверила их Троя.

ГЛАВА 20

Беатриче большую часть своего времени проводила с Хамсином. Теперь у них был общий интерес: поиск выхода из лабиринта. Всех остальных обитателей Глухих пещер это интересовало явно меньше. Многие из общинников и вовсе не хотели бы никуда выходить отсюда. С внешним миром их ничего не связывало, лабиринт стал их домом при рождении.

Иногда наместник пытался объяснить Бет основы телепатии. Он считал, что если однажды у нее был контакт, то может быть и еще, и, возможно, ему удастся именно через нее угомонить своевольный лабиринт. К тому же, кроме этой девчонки у него не было других собеседников. К Бахраму он потерял интерес, как только выяснил все, что хотел, и теперь Беатриче стала для него новым объектом для изучения. Человеческое существо, родственница Яра Отшельника и женщина Гавра — это стоило того, чтоб понаблюдать за ней более внимательно. Что-то должно было отличать ее от остальных людей.

Но Бет относилась к Хамсину настороженно. Невозможно было угадать, что у него на уме. Она не могла забыть и то, что он собирался убить Гавра и захватить Дремучий мир, что он похитил ее, и именно ему она была обязана заточением в лабиринте. А после того, как она узнала, что Ю-Ю, скорее всего, погиб и виноват в этом тоже был Хамсин, и вовсе затаила на него жгучую обиду. Но ее Бет пока старалась не проявлять. Ведь оба они хотели выйти из Глухих пещер. И это, как ни странно, объединяло их. И чаще всего Беатриче общалась именно со своим злейшим врагом.

— Нужно настроиться на прием, попытаться поймать нужную волну, — объяснял Хамсин. — Это не просто даже тем, кто делает это постоянно. И особенно не легко, когда тот, с кем ты хочешь установить контакт, сам не желает этого. В нашем случае, все еще сложнее, потому что совершенно не ясно с кем мы вообще имеем дело.

— Ты и раньше не знал, что представляет собой лабиринт? — спросила Бет.

— Когда раньше?

— Я слышала, что когда-то у тебя совсем не было с ним проблем. Ты ведь сумел здесь целый поселок организовать.

— Ну, во-первых, никаких селений я организовывать тут не собирался. Я вообще не понимаю, как они тут все выжили. Да еще и некое подобие цивилизации создали. Во-вторых, эти пещеры я стал использовать в качестве тюрьмы не так уж и давно. Тогда все было спокойно, и то, что лабиринт может трансформироваться, скрывая выход, было преимуществом. Только я не знал, что он и против меня станет действовать, не предполагал, что он может быть опасен для наместника.

Иногда Беатриче с трудом справлялась с желанием вывести Хамсина на чистую воду. Она замечала, что он стал больше доверять ей, но сама только еще больше злилась на него и на себя за одно. Она понимала, что здесь для него является единственной собеседницей, и испытывала приступы ненависти к ожесточенному наместнику, заточившему ее в проклятый лабиринт. Но время от времени, не надолго, лишь на мгновенье, ей вдруг становилось его жаль, потому что женским чутьем она улавливала его глубокое, печальное одиночество. Но и это случайное чувство перекрывалось антипатией к нему. Он, презиравший людей и превращавший их в своих рабов, порой начинал ей казаться воплощением мирового зла.

— Тебя не волнует, что люди тебя ненавидят? — спросила она однажды невпопад, потому что речь шла совсем о другом.