Александр Талал - Влюбиться в эльфа и остаться в живых

Женины фразы наносили Раисе точные удары по слабым точкам ее мировоззрения, выбивая из-под нее опоры одну за другой, пока ее убеждениям ничего не оставалось, как парить в вакууме, чисто по привычке и только усилием воли. Безмолвно Раиса взирала на него с изумлением, как бы говоря своим взглядом: «ну вот, яйца курицу взялись учить, и вдобавок как же, подлец, красиво и убедительно… в суп курицу, в суп… ни на что больше не годна…»

На площадке за дверью послышался приближающийся стук нескольких пар мужских ботинок, стук целенаправленный, решительный и устремленный. Почему-то сомнения не возникало, что Раисину дверь делегация не минует.

Когда в дверь позвонили, колокольный перекат звонка заявил об этом с трагическим тембром. Раиса сочла его спасительным, поскольку избежала необходимости придумывать ответные аргументы, которых у нее не было. Картинка в дверном глазке явила ее взору Оркского Принца, обрамленного телохранителями.

– Федор Афанасьевич, – прошептала Раиса с придыханием и прищурила на Женю торжествующий глаз, в котором снова замельтешили огоньки злорадства. – Я умываю руки. С ними спорь, если сможешь.

Ее рука потянулась к щеколде.

– Раиса Леонидовна.

Рука замерла, нервно теребя пимпочку засова.

– Если у вас хоть когда-нибудь были хоть какие-нибудь сомнения, если порой вам казалось, пусть даже очень давно, что все происходящее несправедливо, если хоть раз в жизни сердце подсказывало вам, что здесь кроется какой-то подвох… Не сдавайте меня им.

В дверь заколотили несколько кулаков сразу:

– Откройте дверь! Именем закона!

Но прошло еще около минуты, прежде чем Раиса впустила в квартиру Федора Афанасьевича и его антураж, состоящий из Гриши Матерого и Гурджиева. Кто-то третий остался у входа.

– Федор Афанасьевич! Такая честь! – суетилась Раиса.

Оркский Принц вошел вальяжно, но чуть сутулясь, и с порога траурно процитировал:

– «О, не думай, что ты из тех, / Кто следа не оставил в мире! / Поминовения день…»

Он ушел в себя, проникшись процитированным хокку. Его слова повисли в воздухе. Гриша Матерый отвернулся, скрестив руки за спиной. Ему стало неловко.

– В каком смысле? – только Раиса, похоже, не понимала, к чему все идет. Принц пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Вы с кем-то говорили? Я слышал голоса.

– Что вы, что вы… Одна я. Сама с собой. Старость – не радость.

Принц окинул тоскливым взглядом захламленную прихожую. Любая комната дома, в котором долго живет один и тот же человек, содержит полный набор предметов, охватывающий все периоды его жизни. И прихожая Раисы Леонидовны не являлась исключением. Она рассказывала историю последних сорока лет ее существования в этих стенах. Вязаная шаль, принадлежавшая еще ее матери; Раиса тщетно пыталась повязывать ее внуку Паше, который в шесть лет уже прекрасно разбирался, что девчачье, а что нет; а перед этим, с бо́льшим успехом, дочери Ларисе, которая никогда не понимала ее одержимости на службе Принца и в итоге уехала с мужем в Лондон… Обои, расцарапанные когтями кошки, уже пять лет как покойной… Пара ботинок, замызганных клеем и скипидаром, которые Паша не надевал, но и выкинуть не решался… Взгляд Принца вернулся к хозяйке.

– Собирайтесь, Раиса Леонидовна.

– Куда, простите? – поинтересовалась Раиса участливо.

– В глубокую заморозку, – Федор Афанасьевич вздохнул и пустил слезу. – И не смотрите на меня так. У меня самого сердце кровью обливается. А что делать? Задание не выполнили, симпатизируете симпатизирующим, преступника упустили. А он такого наворотил, ваш Степанов…

Раиса подумала, что Степанов был такой же «ваш», как и «наш». За свои ошибки и промахи власть имущим свойственно наказывать тех, кто рядом; наказывать еще суровее тех, кто указал им на их ошибки; часто – наказывать со всей жестокостью жертв этих ошибок. Еще Раиса подумала – если она расскажет Принцу, что беглый Степанов притаился сейчас в ее платяном шкафу в гостиной, то вместо нее в глубокую заморозку отправят Степанова, а ее наградят.

– Не нужно слез, прошу вас, пожалейте меня! – попросил Принц, утирая влагу с ресниц. – Я – лидер впечатлительный. Собирайтесь, и давайте поскорее с этим покончим. Мне еще выступать сегодня.

Тогда Раиса подумала, что Степанову всего двадцать лет, а наград у нее несколько дюжин – медалей, грамот и благодарностей, – и в эту минуту ей было от них ни горячо ни холодно. Ее горло сковало ужасом и горькой обидой, но даже в эту минуту Раиса не смела и подумать о том, чтобы выразить Принцу свое разочарование, возразить, повысить голос во имя справедливости или даже посмотреть ему в глаза, так сильна были привычка беспрекословного подчинения.

– Сейчас. Вещи соберу, – сказала она вместо гневной диатрибы.

– Как скажете, – кивнул Федор Афанасьевич. – Хотя ничего особенного вам не понадобится.

Только когда Раиса заковыляла в гостиную, Гриша Матерый смог, наконец, вернуть отведенный в сторону взгляд и посмотреть ей вслед. Ему хотелось чем-нибудь помочь ей, но в пору, когда головы падали с плеч налево и направо, головы таких ветеранов, как Гранитная Вдова, было бы своевременно позаботиться о самом себе. И Гриша молчал. Из окружения Федора Афанасьевича пока только он знал о грядущей войне.

Раиса догадывалась, что Женя наблюдает за ней через щелку, и старалась не смотреть в его направлении, чтобы не выдать случайно. Тогда не поздоровится обоим. Она поискала свою сумку, обнаружила, что уже успела взять ее в руку, повесила ее на спинку стула и взяла снова. Ее теребило инстинктивное желание какого-то последнего поступка, прежде чем кануть в небытие. Но как подать Степанову знак, когда вокруг столько ушей? Словно почувствовав что-то, Оркский Принц вошел в комнату:

– Поторопитесь, пожалуйста. Филипыч уже выступает. У меня тоже речь через двадцать минут.

Принц подал Раисе мысль.

– Посмотрим напоследок, что вещает, – и Раиса включила старенький «Горизонт». На экране возник оркский репортер с микрофоном, тот же самый, что освещал вчера ночью происшествие с господином Хабибуллиным и его «Шкодой». Фоном за его спиной служила сталинская высотка на Баррикадной; репортер занял позицию где-то на кромке Садового кольца.

– …А сейчас – прямая трансляция из резиденции Эльфийского Принца. Макар Филиппович выступит с важным заявлением… – репортер вдруг замер, секунду прислушивался к наушнику-транслятору в ухе, и продолжил извиняющимся тоном:

– Прошу прощения, меня поправляет коллега – прямая трансляция из резиденции Оркского Принца.