Евгений Немец - Корень мандрагоры

– Конечно, я тебя люблю, дурачок, – говорила она и пахла малиной – ароматом беспечности, и я знал, что этим словам не стоит доверять.

Белка не относилась к слову «любовь» серьезно. Наверное, именно поэтому я и решил познакомить ее с матерью – связать нас еще одной тоненькой ниткой чего-то общего. Я думал, что если нитей будет достаточно, они сплетутся в канат, который будет непросто порвать.

Я позвонил маме и переполошил ее сообщением, что соби–раюсь познакомить ее с «девушкой моей мечты».

– О, господи!.. Мальчик мой!.. – воскликнула мама на дру–гом конце провода.

До намеченной встречи оставалось три дня, и я был уверен, что за это время мама превратит квартиру в декорации к по–становке «Ужин в средневековом замке». О нашем визите я пре–дупредил ее заранее, иначе она бы мне не простила, что я не оставил ей время на подготовку.

Белка немного нервничала и делала вялые попытки отка–заться, но я ободрял ее шутками, так что в конце концов она успокоилась. В субботу во второй половине дня мы отправились в мой отчий дом.

Двери открылись, я сделал шаг в сторону, дабы не загоражи–вать собой всполохи медного солнца, мамин взор едва по мне скользнул и в восхищении замер на гостье. Белка смущенно улы–балась и трогательно так, словно младенца, прижимала к гру–ди бутылку мартини.

– Ах, какая милая девочка!.. – выдохнула мама и сложила ладони вместе, будто собиралась молиться, но при всей теат–ральности жеста в нем не чувствовалось фальши.

Смущения в улыбке Белки как не бывало, она шагнула впе–ред и протянула маме бутылку.

– Здравствуйте. Это вам.

– Ой, спасибо! Входите, входите же! Сынок, чего же на поро–ге-то!

В тот момент я понял, что никаких недоразумений не пред–видится. Не было напряжения, не было даже намека на ско–ванность. Словно женщины познакомились не минуту назад, но знали друг друга много лет и теперь встретились после дол–гой разлуки.

Мама водила Белку по квартире, держа ее под руку, по–казывала комнату за комнатой, демонстрировала наиваж–нейший реквизит: фотоальбомы, мои детские карандашные рисунки, грамоты за успеваемость etc; усаживала Белку рядом с собой, много и увлеченно говорила, вкладывая в речь всю гамму переживаний, на которую только была спо–собна, и сопровождая слова выразительными жестами. Бел–ка живо на все реагировала, смотрела на маму распахну–тыми глазами, в которых искрилось салатовое удивление; чего-то уточняла, переспрашивала, изображая неподдель–ный интерес, понимающе улыбалась или складывала губки в восхищенную букву «о», а то и вовсе заливаясь звонким беззаботным смехом, который я так обожал. Я смотрел на них и понимал, что мама наконец обрела своего идеально–го зрителя. Причем ей больше не надо было играть что-то посредственное и банальное, вроде сцен надуманной рев–ности или непослушания сына, достаточно было вытащить на помост собственную жизнь. Мама играла саму себя и получала стопроцентный зрительский отклик – признатель–ность Белки. С момента смерти отца и даже раньше, когда его положили в больницу, я не помнил случая, чтобы мама была настолько воодушевлена.

Все. Я бы мог незаметно улизнуть, и никто бы на это не обра–тил внимания. В данный момент времени во мне не было по–требности, и меня это радовало и умиляло. Я так и сделал – ти–хонько смылся на кухню. В холодильнике обнаружил бутылку коньяка, которую мама, скорее всего, приготовила для этого ужина, откупорил ее и принялся ждать, когда хозяйка позовет всех к столу. Это случилось двадцать минут спустя. Мама вдруг вспомнила, что еще немного, и горячее остынет полностью, и увлекла Белку в гостиную.

– Сынок, где же ты?! – услышал я, как будто последние пол–часа они меня отчаянно искали и не могли найти.

Стол был сервирован белоснежным японским фарфором и столовым серебром. Изящные стеклянные бокалы с серебря–ной каемкой стреляли бликами, и было понятно, что отполиро–ваны они со знанием дела. Разноцветные салаты, коих было четыре наименования, добавляли натюрморту колорит. Завер–шал композицию подсвечник о трех свечах, занявший центр стола. Оставалось только догадываться, где мама раздобыла посуду, цена которой – пара моих зарплат, но стоило отдать ей должное – выглядело это потрясающе. Мама готовилась к встрече с принцессой, и принцесса явилась.

Я откупорил бутылку, разлил мартини по бокалам, мама при–несла блюдо с запеченной уткой, запах которой еще на кухне сводил меня с ума, мы звякнули бокалами за встречу и знаком–ство и принялись ужинать. Вернее, принялся я, а женщины по-прежнему были заняты оживленной беседой, изредка отвлека–ясь, чтобы сделать глоток мартини или отправить в рот кусочек мяса.

В конце концов с основными блюдами было покончено, по–том было покончено с десертом и кофе, я поднялся помочь ма–тери убрать посуду, но Белка сказала мне «сиди», забрала та–релки и убежала на кухню изображать идеальную хозяйку. Бел–ке хотелось произвести на маму впечатление, и это был хоро–ший знак. Через секунду из кухни донесся шум льющейся воды.

– Сынок, – сказала мне мама, сев рядом и взяв меня за руку, выдержала паузу и продолжила очень серьезно, вкладывая в слова нотку наставления. – Твоя Белочка просто чудо! Такая милая замечательная девочка! Береги ее!

– Конечно, мам.

– Ты женишься на ней?

– О!

– Почему ты не хочешь на ней жениться? Неужели ты дума–ешь, что найдешь кого-то лучше?! В этом мире так трудно найти хорошего, достойного человека!..

В голосе мамы появилось негодование, в глазах укор. Я по–нимал ее. После смерти отца мамина жизнь поблекла, в обы–денной тягомотине повседневности друзья проявлялись все реже, ссылаясь на занятость или болезни, знакомые и вовсе исчезли, и Белка со своей огненной гривой, удивленными са–латовыми глазами, со своей детской беспечностью и энергией ворвалась в материну душу маленьким ураганчиком и всколых–нула медленно засыпающее чувство – желание радоваться. Мама не отдавала себе в том отчета, но говоря о моем будущем семейном счастье, ее подсознание всего лишь пыталось как можно дольше удержать возле себя этот клокочущий гейзер. Я не корил ее за это. В конце концов, люди, заботясь о других, всегда в первую очередь заботятся о себе.

– Я подумаю об этом, – пообещал я, понимая, что решение этого вопроса скорее всего будет зависеть не от меня. Потому что сам я к подобному развитию отношений был готов полнос–тью.

Но, как оказалось позже, для того чтобы Белка осталась в поле материной досягаемости, наша свадьба и не требовалась. Очень скоро они сблизились настолько, что могли часами тре–щать по телефону, а иногда Белка и вовсе навещала мать по собственному почину. Наверное, недостаток внимания родите–лей в детстве и его полное отсутствие в юности давали о себе знать, и сейчас пугливое подсознание Белки стремилось навер–стать упущенное.