Юрий Иванович - Торговец Эпохами. Спасение из Ада.

- Кидай все сюда!

- Да пожалуйста, носи на здоровье, - она выполнила требования, и в сидячем положении развела руками: - А с этими обрывками что делать?

- Кушать хочешь? - оскалился Ед, - Так сама подумай, как во время стриптиза снять остатки красиво и возбуждающе. Становись к стене и начинай! - и, опершись спиной на решетку, добавил: - Жалко что трусиков нет, видать и в самом деле тобой кто не лень попользовался.

Стараясь сконцентрироваться на правильности танцевальных движениях, Александра попыталась с некоторым артистизмом дорвать на себе майку, с невероятными усилиями кофту и уже отбрасывая эти остатки, сделала вид, что оправдывается:

- Ты со мной ничего не бойся, я здорова. Анализы совсем недавно сдавала. А все мужики в конторе вроде тоже регулярно проверяются.

- Ха! Знаю я твои анализы, - ворчал тюремщик, собирая одежду и выбрасывая ее через калитку наружу. - А на твое здоровье мне плевать с Эйфелевой башни! Если не судьба, то вдвоем от СПИДа издохнем.

- Ты что, фаталист?

- Нисколько. Просто много знающий и умеющий пессимист. - затем приблизился с другой стороны: - Лечь! Вытянуть правую ногу!

Ничего не оставалось делать, как повиноваться. Будь у нее максимальные силы, может и попробовала бы ударить тюремщика в глаз, или сломав себе пальцы на ноге порвать ему кадык. А так оставалось только безучастно глядеть как и вокруг лодыжки застегивается прочнейшая сталь наручников. Даже убей она сейчас этого хиппи, еще не факт что удастся разомкнуть замок на руке, ключи-то уродец оставил на столе.

- Ну вот, цыпка, пока здесь отдохни и силенок наберись…

- А кушать!

Он мерзко и похабно оскалился:

- Накормить тебя прямо не сходя с этого места?

- Ой, Ед, да что угодно принеси, - прикинулась она дурочкой, - И водички, пожалуйста!

Синяки вокруг глаз наверняка не дали сотворить соответствующее жалобное выражение, потому что мучитель скривился с брезгливостью:

- Будет тебе и водичка, будет и пирожок. Пока свет не гашу, можешь устроить себе гнездышко.

Выходя, он тщательно запер за собой калитку, затем с улыбкой включил видеокамеру, направленную на пленницу и удалился по ступенькам вверх. После того как хлопнула дверь, Александра, стараясь двигаться вяло и со стонами, чуть удобнее положила матрас, с заколотившимся сердцем незаметно поправив отвертку, а потом простелила сверху простыню. Жутко при этом мешали натянувшиеся цепи, заставляя действовать чуть ли не лежа, на боку. Чуть подумав, простелила сверху обе другие простыни и между ними одеяло. В помещении было тепло, по всей видимости обе имеющиеся здесь батареи топились постоянно, создавая температуру градусов двадцать пять выше ноля, но мало ли что будет позже. Да и от бетонного пола может так протянуть, что голышом здесь не вылежишь. Благо еще что слой поролона довольно толстый.

Попробовала лечь и накрыться. В самом оптимальном варианте правая рука доставала до головы, или вытянув ту же руку вверх, можно было поджать в коленке ногу. Подушек видимо здесь не выдавали, но и без нее усталое тело стало непроизвольно впадать в сон. Из крепчающей дремы вывело содрогание наверху железной двери. Тюремщик сбежал вниз вприпрыжку, прямо сквозь щель между решеток пропихнул полиэтиленовый пакет и качнув его, швырнул к матрасу:

- Подкрепись и только попробуй потом не отработать этот аванс в виде продуктов. Я тебе все торчащее отрежу!

Левая рука девушки уже подтягивала кулек, когда он выключил камеру, поспешив на выход со словами:

- Постарайся жевать интенсивнее, а то тут крысы размером с пуделя! Отберут! Ха-ха-ха!

Вначале погас общий свет, затем вместе с затихающим смехом, и отражающийся свет на лестнице, ведущей в подвал. Но Александра успела рассмотреть содержимое кулька чуть раньше: толстенная палка вареной колбасы, пакет нарезанного хлеба и две бутылки минеральной воды. Казалось бы навсегда пересохший рот наполнился обильной слюной, а измученный желудок заурчал как голодный тигр. Хотелось одновременно впихивать в себя пахнущую, похожую на молочную колбасу, до одурения ароматный хлеб и вместе с водой глотать, глотать и глотать. Благо еще догадалась и вспомнила, что после такого длительно воздержания ее может скрутить от боли, а то и от заворота кишок. Поэтому вначале сделала десятка полтора глотков воды, а только потом приступила к еде.

Старалась есть маленькими кусочками и тщательно пережевывать. Раздумывая при этом и контролируя намеченную к поглощению порцию. Вначале широко раскрытыми глазами пыталась высмотреть приближающихся в полной темноте крыс, но потом сообразила, что никаких грызунов здесь не водится. Иначе бы на столах всю технику погрызли, все провода искромсали, а там вроде как все работает исправно. Значит, мерзкий тюремщик просто решил поиздеваться над пленницей, нагнать на нее ужаса перед темнотой и предстоящими экзекуциями. А то, что экзекуции будут, сомневаться не приходилось: подобные гниды всегда пользуются беззащитностью своих жертв. Да еще ко всему прочему он явно горел вожделением к Александре. Скорей всего и раньше видел, ведь недаром и он ей показался знакомым. Другой вопрос что на такого замухрышку стыдно обращать внимание, так и хочется оттолкнуться от такой личности поскорей взглядом и перевести его на нечто приятное.

Вот как раз ассоциации с неприятным, и подвигли девушку на проблески в воспоминаниях, которые озарили ей пару сценок в городе. Именно тогда, в водовороте иных лиц и припомнилось парочку раз это отталкивающие выражение: ненавидящие глаза среди вороха неухоженных, немытых волос.

«Значит, он следил за нами с Дмитрием уже давно! И Пылыч сразу постарался перестраховаться по полной программе! Предчувствовал старый зверюга, что ситуация может вырваться у него из-под контроля, - загрустила Александра, ощупывая колбасу и остатки хлеба. - Хватит, больше нельзя! Надо вначале поспать, потом опять пожевать. Зато попить сейчас можно чуть больше, - она сделала очередные глотки воды и опять опечалилась: - А если придут и заберут то, что не доела? Да и потом не дадут? - Вот будет жалости…»

От таких рассуждений слезы сами полились из глаз непроизвольно. А потом так и продолжали литься, лишь только девушка вспоминала Дмитрия, свою никчемную жизнь или свою беспросветную долю. Так и тянулось время долгие часы: выпадала из реальности, возвращалась из сна от запаха колбасы зажатой в руке, ела, плакала, пила и вновь проваливалась в омут кошмарных, почти не улучшающих общего снов. И снилось ей, что метущийся Дмитрий никак не может отыскать ее в тягучей, смертельной черноте. Идет, протягивая перед собой руки, и с надрывом кричит в пустоту только два слова: «Где ты?»