Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

- И не снимаешь? Совсем?

- Никогда. Только в баню. Что ты так прицепилась к этой фенечке? Сама мне говоришь, что мне имеет смысл оставаться «немужиком», и уже пошла на попятный? У меня вообще на память от Насти ничего не осталось, даже фотографий совместных, только эта штуковина, и я ее буду носить не снимая даже в дому из шести досок, ясно? Закопают меня тоже с ней, я специально в завещании напишу.

- Я вообще-то не прицепилась, просто хотела узнать, что это, может, это что-то для тебя значит… - немного огорченно произнесла Ирина.

- Ну, положим, значит.

- Ты любил ее? – еще более севшим голосом спросила она.

Букарев остановился.

- Тебе это так важно?

- Мне интересно. Если это слишком твое личное, то ты вполне можешь и не отвечать. Просто такие вещи многое о тебе говорят.

- Мы не встречались, даже и не собирались. Просто дружили. В хорошем смысле, а не в том, какой обычно вкладывают в это слово женщины. В некотором роде, конечно, да, я ее любил, и меня несколько огорчало, что вместе мы быть не можем, но при этом и она мне никаких ложных надежд не давала, поэтому френдзоной я это назвать при всем желании не смог бы, а желания даже и нет.

Тем временем прямо посреди нагромождения почти черных кучевых облаков появился небольшой просвет, а ветер неожиданно стих. Прозрачные, но из-за большой глубины казавшиеся черными воды Укмети были иссечены крупной рябью, вода билась о серый камень с неприятным чавкающим звуком. Набережная – короткая, метров сто – была абсолютно пуста, никаких следов пребывания людей, впрочем, для приречного района днем это было свойственно – организаций здесь было мало, и в середине дня улицы словно вымирали. Букарев с Камелиной подошли к ближайшей скамейке.

- Посидим? Добежим до твоего кафе, если все-таки соберется дождь?

- Да добежим, конечно, - улыбнулась Камелина. – Только вот…

«Денег у меня с собой нет, купи мне все, что я захочу» - закончил фразу за нее Букарев, но продолжение оказалось иным:

- …заговориться мы с тобой можем так, что даже и не заметим, как этот дождь начнет собираться.

- Ты так уверена? Закурю? – спросил Букарев, доставая сигареты.

- Кури, только отойди немного, чтобы на меня ветер не дул… Хотя, не знаю, я же встречалась уже раньше с курящими парнями – самое позднее на второй день привыкала.

- Но со мной-то ты не встречаешься, - напомнил Букарев.

- Все может быть, может, у меня и следующий будет курящий?

- А ты разве одна сейчас?

- А ты не видишь?

- Ну, мы же не встречаемся и даже предпосылок к этому нет, этого не может быть никогда, просто дружим, философствуем тут по-всякому. Учишь меня быть немужиком, надо бы выяснить, почему ты в этом заинтересована, но всему свое время, конечно.

- И этот человек еще говорит мне что-то про френдзону? – Ирина подозрительно покосилась на него. – Зачем ты так?

- Как?

- Вот так. Может быть, я сюда совсем с другими мыслями шла, а ты взял и скинул меня с небес на землю. Кури уже, не отходи, я не закончила еще с тобой разговор.

Букарев щелкнул зажигалкой.

- И, позволь же спросить, о чем ты там в небесах мечтала?

- Твой вопрос бестактен. Есть вопросы, которые нельзя задавать женщине.

- Просто твои намеки наводят меня на предельно странные мысли, и я собираюсь быть хозяином ситуации, потому что не могу понять, что сейчас вообще происходит, как мне на это реагировать, что предпринимать.

- Ну а я не хочу отвечать тебе на этот вопрос. – Ирина выразительно посмотрела на него. – Есть вопросы, которые я хочу сама тебе задать, но никогда не задам. Потому что неприлично и бестактно задавать такие вопросы.

- Неприлично, Ирина Батьковна… как вас, кстати, по батюшке?

- Романовна так-то, но ты продолжай.

- Так вот, неприлично, пардон муа, на мостовых дефекацию осуществлять. Все остальное – прилично. Когда ты идешь по улице и видишь чей-то голый зад в процессе, ты уже не можешь никому сказать «сделайте меня развидеть это», ты не можешь стереть это гнусное зрелище из памяти нажатием кнопки. А на неприличный, как ты выразилась, вопрос можно просто не ответить или сказать, что это твое личное и ты не хочешь об этом говорить.

- Ой, давай без эзопова языка, ладно? – Камелина слегка скривилась. – У меня сестра по-другому разговаривать не умеет, а теперь еще и ты…

- Которая из?

- Юлька. Кстати, может, сходим к ней как-нибудь?

- Зачем? Ты иди, я не стану, меня туда не звали.

- Она будет рада, ты ей будешь интересен.

- Я примерно знаю от сэра Сотовкина, чем занимается эта ваша Юлька. Не-е, пусть себе другого кролика для препарирования ищет.

- Почему же сразу препарирования? – спросила Ирина. – Просто ты сам по себе человек нетипичный и интересный, ей это понравится.

- То есть какие-то вопросы задавать женщинам нельзя, а мужчинам любые можно? Я, так-то, и про фенечку тебе рассказывать не хотел, это мое личное, не знаю, зачем рассказал, - фыркнул Букарев. – Что за сексизм? Я вот не хочу, чтобы Юлька потрошила мою голову, и не пойду к ней. Или пойду, но только в компании друзей. Потому что так ее внимание будет распределено между несколькими, а если я буду один, то меня непременно положат на разделочный стол.

- Почему вы все так предвзято относитесь к ней? Она замечательная.

- Может быть, но не для нашего брата. Опять пардон муа, но человеку, с которым был там, где бывать не надо, я по определению верю больше, чем пусть и няшной, но девушке, которую вижу второй раз.

- Что ж, - Ирина потерла руки. – Тебе тогда нужно побывать у нее даже еще больше, чем раньше!

- Зачем?

- Во-первых, так ты можешь проверить своего друга, не солгал ли он тебе…

- Так, - Букарев поднял палец, - не покушайся на святое.

- Во вторых, ты можешь потренироваться закрываться от людей, с которыми не хочешь обсуждать какие-то вещи, вот ты даже от своего отца толком закрыться не можешь, а Юлька может тебе в этом помочь. И да, сообщу сразу: в этом споре она поддержала бы тебя, а не его.

- Я и сам себя поддерживать способен. Не нужны мне никакие Юльки. Ты вообще меня слышишь?

- И в-третьих, она может объяснить тебе расклад ситуации так, что ты сам легко сообразишь, какие от тебя действия требуются. Юлька в этом вопросе – знаток. Я не знаю, как именно она так расцапалась с почтальоном, но наслышана, что сам этот почтальон вообще никого видеть не хочет, и тем не менее даже он к ней какое-то время регулярно ходил и они вели там какие-то подробные разговоры о всяких вещах. Это так?

Крыть на этот раз было нечем, и Букарев неохотно кивнул.

- Так что, пойдем? Заодно и другу поможешь, - Камелина поднялась со скамейки.

- Что, прямо так, сразу, с бухты-барахты?

- Ну, не прямо так сразу, я ей позвоню, конечно, скажу, что зайду.

- Пойдем, - неохотно согласился Букарев. Желания идти к этой странной женщине не было, но здоровое любопытство начинало перевешивать разумную осторожность. В конце концов, не маньячка же она, эта Юлька.

Букарев сам не заметил, как продолжавшая щебетать о каких-то глупостях Ирина взяла его за руку и повела к ближайшей остановке сорок пятого автобуса.

- А это что за зеленая фигня? – ткнул пальцем Леонид в левую часть окна видеопроигрывателя. – И кто, кстати, конкретно к этому прогнозу, со второго канала, писал музыку? Я про ночной вариант, а не тот, что был в «Вестях», хотя, конечно, и тот бы узнать не лишним было…

- Не знаю, - покачал головой Ахмелюк, - самому всегда интересно было.

- Я вот так вообще буквально пару раз это видел. Их же ночью показывали. Мне, сам знаешь, позже десяти вечера не спать было практически нереально, - ввернул Кореец.

«Здравствуйте, «Метео-ТВ» о погоде, в студии Екатерина Решетилова, с информацией Гидрометцентра России…»

На столе что-то пискнуло. Ахмелюк взял телефон и открыл пришедшее сообщение, содержавшее текст:

«Кажется, меня ведут на заклание».