Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

Так что надеяться на что-то было бы настолько глупо, что система безопасности «Защита от дурости v1.0» (хотя и явно не 1.0, вон сколько обновлений Букарев за восемь лет половозрелости в нее установил) такой вариант просто отвергает как невозможный, а значит, и думать о нем не дает. Привыкни, Букарев, женщинам ты нужен только как сам знаешь что, а раз так, то и… не следовало бы даже и ходить. Разве не так? Напиши ей, отмени встречу, прикройся чем угодно, хоть проблемами с желудком или адским похмельем, но отмени.

Хотя, быть может, желание Камелиной снова увидеться с ним – они не встречались с той последней встречи в начале июня – связано не с классической френдзоной, а просто с профессиональным, так сказать, интересом. Букарев не был связан с музыкой, но все же, художник – тоже творец, и он может рассказать, как, например, выйти из творческого кризиса, как привлечь вдохновение, все такое. Что ж, это более безопасный вариант, если только Камелина не сообразит использовать его как ловушку: дескать, у меня кризис… на меня гопник Вася не смотрит! И понесется душа в рай. Нее…

Тем не менее, дальше он действовал словно на автомате, продолжая пережевывать стратегии противодействия и ответные ходы на спецоперацию «Художник в френдзоне», которую собиралась предпринять без сомнения бессовестная в этом плане певица, и очнулся только от прикосновения чьей-то руки к своему плечу.

- Какие красивые. – Ирина Камелина стояла рядом и немного смущенно улыбалась. – Это мне?

- Э… да, тебе, конечно.

- Давно ждешь? Я немного задержалась.

- Вообще-то я тоже. Только что подошел. – Букарев огляделся. С утра было вроде как солнечно, но с запада ползли тяжелые, свинцовые тучи – самое большее через полчаса хлынет дождь, нужно куда-то убираться отсюда.

- Когда не знаешь, о чем думать – думаешь о погоде? – Камелина продолжала обворожительно улыбаться, глядя вроде бы и на него, и вроде бы куда-то в сторону. Букарев протянул ей цветы, молча взял под руку и повел вниз по Новой. Они договорились встретиться у «Моста» и немного пройтись по улицам, поговорить о делах друг друга и об успехах Букарева в отрицании требований ГОСТа «Мужик русский настоящий».

- Как твои музыкальные дела? – безучастно спросил Букарев. Реакция была непредсказуемой, хотя и довольно обычной, но ему почему-то казалось, что Камелина сразу же начнет виться вокруг него, рассказывая о всех доступных на данный момент кафешках, сквериках и прочих подходящих местах. С приоритетом, конечно, на кафешки – «не люблю жадных парней».

- Мои? Нормально. На днях буду записывать в студии две новые песни. В сентябре, может быть, опять по соседним областям поеду, дни города много где в это время, может, пригласят куда-нибудь. Ты лучше про свои расскажи: как дела у мужика?

- Мужик продолжает демонстрировать, что он не мужик.

- Ну чего ты опять начинаешь? Я же тебе уже объяснила, кто из вас мужик, а кто нет.

- Ну так я же и не говорю, что это плохо. Так?

- Пусть так. – Ирина многозначительно посмотрела на него. – Но почему ты признаешь их монополию на термин «мужик»? Мужики бывают разные, и по-хорошему, это им следовало бы это признать, а не тебе – их определение мужика.

- Да плевать мне на это определение с высокой телевышки, понимаешь мою речь? Пусть хоть горшком назовут, как говорится. Мы сюда об этом пришли говорить? Если да, то давай тогда где-нибудь перекусим, раз уж вылезли, и разойдемся по своим делам. Все равно дождь сейчас пойдет.

- Пойдем на набережную? – слегка склонив голову, предложила Ирина.

- Зачем именно туда?

Набережная в Серых Водах, конечно, была, и вполне полноценная, хотя как место прогулок популярностью не пользовалась – все же Укметь была рекой небольшой и интересной главным образом в плане рыбалки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Не знаю, просто захотелось. Тем более что там сейчас наверняка народу немного, и нам никто не будет мешать.

- А если дождь пойдет?

- Там есть кафе, зайдем туда. – Увидев слегка вытянувшееся лицо Букарева, который явно записал на подкорке, что вот он, развод на вкусняшки, Камелина продолжила. – Выпьем по кружке чая с булочкой, погреемся, там уютно и недорого.

- Думаешь? Ну, пошли, - Букарев свернул на Бригадную. – Не бойся, слухи о скверных нравах этой улицы преувеличены, если не выдуманы вообще.

Тем временем тучи наползали и накрывали городок все плотнее, ветер начал поднимать едва подсохшую с прошлого ливня пыль. Следовало поторопиться, чтобы не то что успеть посидеть на набережной, а хотя бы дойти до нее. Город примыкал к реке восточной окраиной, а Новая вела их на север, на «студенческий» и Двойку, чтобы попасть в приречный район, нужно было повернуть направо.

- Как твои великие полотна? – спросила Камелина.

- Я полотен не пишу, я график-иллюстратор-карикатурист. И чертежник еще, да. Этим и кормлюсь.

- Ну, я утрирую. Ты не забывай, я-то в музыке ориентируюсь, а не в живописи.

- Вообще – так себе. Третий том завершаю.

- Третий том? – покосилась Ирина.

- Ну, третий том манги. Она же издается в томах. Это как книга, только состоит главным образом из иллюстраций. Ты же аниме не смотришь?

- Не-а.

- Ну вот, там иногда можно заметить, как персонажи таскают из магазинов чуть ли не связками всякие книжки. Как правило это не обычные книги, а манга. Манга – она как сериал на бумаге, может очень долго лет выходить. Так что художник-мангака – это еще в некотором роде и писатель.

- А, знаю, поняла тебя, - махнула рукой Ирина, - у меня одноклассник читал такое. Первый раз увидела – не поняла: что он, как ребенок, книжки с картинками смотрит? А ты именно в виде книжки держишь свою мангу?

- Ага, я и переплетчик, и обложки сам делаю… посмотри в интернете, как в домашних условиях сшить книгу, там много методик. По крайней мере, одну полку в своем доме я мангой уже уставил, и надо будет еще съездить в отчий дом забрать то, что осталось там, если, конечно, отец не выбросил, - размечтался Букарев.

- Он может?

- Когда мы с ним последний раз ходили на рыбалку, он меня пытался переориентировать на какой-нибудь другой жанр. Баталистом стать предлагал, например. Это художники, которые пишут картины о войне: битвы рисуют, воинов, технику, если война не очень давно была.

- Но ты же не согласился?

- Нет. Хотя в армии у меня была мысль о манге на эту тему. Это, конечно, японское изобретение, но почему оно не может быть про другие страны? Вот и про российскую армию может. Юрка Каваев, может, знаешь его, даже вроде как что-то там пытался. А так мы большую часть времени, отведенного на рисование, дембельские альбомы дедам помогали делать да стенгазеты рисовали. Так-то ее на принтере печатали. Командир роты, как услышал, что в роте два художника, сразу велел о принтере забыть, и стенгазету тоже мы сами рисовали.

- Скажи, а что это за штука у тебя на руке? – Камелина показала на нечто вроде браслета, болтавшееся на запястье левой руки у Букарева. – Ты еще и фенечки плетешь?

- Нет, фенечку мне знакомая подарила. Ношу в память о ней.

- Она погибла?

- Нет. Она вышла замуж за какого-то нездорово ревнивого придурочного нацбола и уехала я даже сам не знаю куда. Естественно, связь между нами прервалась. Впрочем, она и не местная, из Паржана, я там часто бывал одно время, закупался бумагой и карандашами, у нас в городе тогда нормальных не купить было. Это был год где-то двенадцатый-тринадцатый…

Путники неумолимо приближались к пункту назначения, тогда как процесс формирования дождя, по-видимому, затормозился, и можно было идти уже спокойнее: шли они быстро, и Камелина на своих каблуках явно устала идти.

Букарев посмотрел на «браслет», сплетенный из лесок с нанизанным бисером и тонких проводков в цветной изоляции, и хмыкнул, вспомнив, как его отец подумал, что фенечка – творение самого Букарева, и немного позудел на тему, что провода и леска вообще не для того предназначены, чтобы всякие немужики плели себе из них побрякушки.