Елена Хаецкая - Ежевика, святая обитель

– Я служил ему раньше, господин, – сказал Хеддо. И хоть говорил он тихо, Оффа его услышал и замолчал, только продолжал трясти косой и скрести ногтями тюфяк, таким сильным было его раздражение. – Я прислуживал жрецу, – продолжал Хеддо, – и видел, как бог выходит из истукана и пожирает трапезу. Нет, он не просто какая-то лошадь, господин, это грозное божество, и мы прогневили его.

– М-м, – сказал Оффа и с подозрением посмотрел сперва на Хеддо, затем на Этихо. – А есть, наверное, и другие какие-нибудь боги, а?

Оба его собеседника пожали плечами. Глупый вопрос. Конечно, другие боги есть! Мир полон богов. Это все знают.

– Почему же вы не обратились за помощью к этим другим богам? – продолжал Оффа. – Ведь ваши боги враждуют между собой, не так ли? Натравили бы на свою лошадь какого-нибудь кусачего леопарда!

– Леопард не станет нас слушать, – вежливо сказал Хеддо, боясь оскорбить полоумного старика.

– Неужто упустит возможность напакостить недругу? – хищно спросил Оффа.

Этихо ответил, тоже вежливо:

– Боги не любят людей и не помогают им.

Оффа замолчал, раздумывая о чем-то, а потом вдруг сказал вот что:

– А если вы перейдете под покровительство Единого Бога?

– Громовержца? – спросил Хеддо.

Оффа сморщился.

– Не верховного, а единого, – поправил он и почему-то кивнул в сторону щита, выставленного возле кровати. – Времени у нас, я так понял, совсем мало, вдаваться в объяснения некогда, но это ничего. Сначала попробуем избавиться от лошади, пока она нас тут всех не заела.

Хеддо накрыл голову ладонями в знак скорби и затих, примиряясь с судьбой, а Этихо уставился на Оффу и прикусил губу, чтобы не сказать ненароком чего-нибудь обидного для старика.

– Лучше нам оставить тебя, господин, – вымолвил он наконец.

Оффа рявкнул:

– Молчать! Ступайте к колодцу и ждите меня. Не вздумайте удирать, дурацкие онагры!

Друзья послушно выбрались из избушки наружу, к утреннему солнцу, которое постепенно нагуливало в небе жирок и истекало жаром, точно золотистым бульоном, напитывая благодарную почву. Жаль уходить с этой земли куда-то в тесноту и смрад утробы божества. И оба друга, не сговаривась, остались ждать Оффу.

Оффа показался вскоре, с ведром в одной руке и разрисованным щитом в другой. Хеддо глянул на Этихо с тоской.

– Думаешь, этим он остановит рогатого?

Он жалел, что доверился старику. Зря потеряли время. Они могли бы уйти уже далеко, если бы не задержались в избушке.

Оффа нацепил ведро на крюк багра и опустил в колодец. Затем сказал, заранее недовольный:

– Сейчас я над вами кое-что скажу, а вы будете молчать и соглашаться! А потом я кое-что спрошу – тут вы плюньте, но ничего не говорите! А потом я кое-что сделаю – не вздумайте отшатнуться!

И закричал непонятное, а потом действительно обратился с вопросом:

– И что вам до сатаны и злых дел его?

Друзья осторожно плюнули.

Оффа топнул ногой:

– Сильней плевать! Злее! Что вам до сатаны и злых дел его, а?

Тут уж они плюнули от души, а Оффа с размаху окатил обоих ледяной водой из колодца и победно захохотал.

– Ну, все! Пусть теперь только сунется!

Божество показалось под вечер – сперва сгустком тьмы между деревьев на краю поляны и густой волной горячего звериного запаха. Затем оно выступило на открытое пространство и нацелило красный от прилившей крови рог на избушку. Белые глаза на морде зверя горели, вокруг носа шерсть слиплась от крови недавно убитого оленя. Острые копыта оставляли в болотистой почве глубокие отпечатки.

Оффа и двое молодых людей ждали его на пороге дома. Конь замер – как раз там, где в первый раз остановились, подходя к избушке, беглецы, – поднял голову и громко зафыркал.

Оффа, закрываясь щитом, крикнул:

– Уходи отсюда, погань! Тут нет ничего твоего!

Звериные глаза жадно выискивали Хеддо, но тот прятался за спиной Оффы и пытался, как учил его старик, думать только о Едином Боге – о единственном, не верховном – о таком Боге, который сильнее всех на свете, а о рогатом коне не думать вовсе, как будто его и не существует. Он слышал, как мычит и лупит о землю копытами разозленное существо, как оно то отбегает, то вньвь приближается, – и удивлялся, отчего оно медлит нападать.

– Тут нет твоих! – повторил Оффа. – Убирайся, животное, и не попадайся мне на глаза!

Ох, как разозлили его эти слова! В огромной несытой утробе зародилось глухое рычание, и все громче оно становилось, словно все внутренности зверя начали гудеть одновременно, и вот уже оглушительный рев накрыл всю поляну и всколыхнул на ней растения, а птицы снялись с веток и рассыпались в небе. Хеддо упал на землю, вжимая ладони в уши, а Этихо опустился рядом с ним на корточки. Этихо дрожал с головы до ног, но не стыдился этого.

Рогатый конь несколько раз высоко подпрыгнул на месте, а затем, пригнув голову, помчался прямо на Оффу. Острый рог был нацелен старику в сердце.

Оффа выпрямился, расправил плечи и выставил впереди себя щит. На всем скаку существо грянулось о щит головою и рогом. Послышался громкий треск. Рог переломился, изливаясь темной густой жижей, а сам конь от удара рассыпался на мириады маленьких черных частиц, так что со стороны могло показаться, будто в щит запустили щедрые горсти мелкого лесного гороха. Эти горошины стучали, как градины, целой тучей кружа вокруг старика и все время натыкаясь на щит, а потом, недовольно жужжа, темным роем полетели прочь. Долго еще видно было, как этот рой извивается и корчится в подслеповатом фиолетовом небе.

Увидев подобное чудо, Хеддо и Этихо не захотили покидать волшебного старика и подступились к нему с вопросами, которых он на самом деле с радостью ждал. Что за удивительный щит и из какого материала он изготовлен, спрашивали друзья, чем Единый Бог все-таки отличается от верховного, и для чего понадобилось плевать на землю, а затем обливаться водой из колодца. И многое другое они спрашивали, а Оффа охотно им все рассказывал.

И оба друга нашли, что жить на этой поляне, узнавая одну за другой все тайны Единого Бога (а этот Бог своих тайн не хранил), интереснее, нежели обмазывать маслом истукан и быть за это у людей в почете, и слаще, чем сжимать в объятиях жену из числа красавиц южного Люсео.

Так была основана первая святая обитель на юге Люсео, которая потом стала известна всему миру под названием «Ежевика».