Елена Хаецкая - Ежевика, святая обитель

– Он уже близко, – вымолвил Хеддо мертвеющими губами.

Они двинулись дальше бегом, но бог неуклонно настигал их.

– Залезем на дерево, – предложил Этихо. – Ты говоришь, он подобен коню – значит, на дереве он нас не настигнет.

Они набрали орехов и набили ими суму Этихо, заполнили флягу водой из ручья, а потом поступили так, как советовал северянин: забрались на высокое дерево и удобно устроились там среди переплетения ветвей. Круглоглазый зверек с полосатым хвостом, родственник эльфов, висел поблизости вриз головой, сцепив коготки на ветке, и спал. Услышав во сне, как приближаются незваные гости, он открыл глаза и взглянул. Круглые, зеленые, плоские, как метательные диски, эти эльфийские глазищи поморгали подслеповато, а потом успокоенно закрылись. Родич эльфов понял, что пришельцы – люди.

Этихо, как и Хеддо, любил этих зверей. Их все любили, и в южном Люсео, и в северном. Иногда, ночами, они спрыгивали с деревьев и, выпрямившись во весь рост на пушистых, чуть согнутых ногах, взмахивая над головой длиннющими руками, пускались в пляс, и неспящий лес оглашался их пронзительными криками. А их сородичи-эльфы, такие же длиннорукие и большеглазые, вторили им, затевая свой хоровод на краю поляны. И нельзя уже было сказать, кто прекраснее, звери или эльфы. Говорят, что человек не может вынести этого зрелища: от переизбытка дикой красоты у него разрывается сердце.

Долго сидели на дереве зверь и два человека, а в лесу не происходило пока ничего странного. Беглецы задремали, и каждый увидел свой сон. Этихо приснилась эльфийская дева, полупрозрачная, в тонких шелках, со светящимися волосами, а Хеддо видел во сне, будто два толстых полосатых поросенка разгуливают по городу, посещая лавочки и обмениваясь впечатлениями. Сон был смешной, и Хеддо засмеялся, не просыпаясь; а когда он все-таки пробудился, то увидел, что Этихо плачет, и поскорее растолкал его. Но Этихо не объяснил, почему расплакался во сне.

Зверь на соседней ветке уже не висел, а сидел, подобрав длинные ноги, и глядел вниз глазами-плошками, расширив их больше обыкновенного.

– Он здесь, – сказал Хеддо.

Они с Этихо придвинулись поближе друг к другу и осторожно взглянули вниз. А там действительно бродил рогатый конь, огромный – почти вдвое больше обычного коня – и на косматой его морде было страшное человечье лицо. И глаза на этом лице, в отличие от истуканьих, обладали маленькими зоркими зрачками, которые непрестанно двигались и то расширялись, то сужались. Божество бродило, время от времени наклоняя морду и принюхиваясь, и его рог наливался кровью. Потом он вдруг поднял голову и встретился с Хеддо взглядом. Хеддо задохнулся, оцепенев посреди вдоха, и стал серее пепла, а ногти на его руках налились синевой. Зверь с полосатым хвостом, которого краем задел этот взгляд, закричал пронзительным, разрывающим уши голосом и гигантским прыжком, распрямляя в воздухе сильные длинные ноги, перелетел на другое дерево. Протянулись в полете полосатый лохматый живот и распушенный хвост, в листве зашуршало, и зверь исчез.

А рогатый бог все смотрел на Хеддо, и зрачки его глаз пульсировали.

Этихо тоже испугался, схватил Хеддо за руку и проговорил:

– Хорошо, что мы забрались с тобой на дерево, Хеддо! Иначе он проткнул бы нас своим рогом, разорвал копытами и съел!

От этих слов Хеддо очнулся, завершил вдох и снова ожил. А божество – там, внизу, – негромко замычало, как мычит рассерженный лось.

– Страшный, – уважительно молвил Этихо, – а все-таки по деревьям лазить он не умеет!

Это было сущей правдой. Рогатый конь бродил по поляне кругами, не удаляясь от дерева, где укрылись беглецы, время от времени поглядывал на них, мычал и терся о ствол косматым боком.

Все звери и птицы покинули эту поляну. Никто не мог вынести присутствия божества столько времени. Обычно оно проходило мимо – довольно было отступил, открывая перед ним дорогу, или отдать ему только что пойманную добычу. Но теперь бог, разозленный и опасный, задержался слишком надолго. Даже насекомые исчезли или зарылись глубоко в землю. Все вокруг вымерло. Людям на дереве было очень одиноко.

Так прошел деньи ночь, и еще один день. Орехи были съедены, вода выпита. Беглецы погружались в свои грезы, когда их одолевал сон, но спустя короткое время возвращались обратно, пробуженные властным страхом. Рогатый конь в бешенстве рыл копытами землю, тряс головой и мычал.

– Этот гнев не залить и потоками крови, – сказал Хеддо. – Что мы наделали!

– Он тоже голоден, – заметил Этихо.

Северянин не ошибся. К ночи второго дня их сидения на дереве вдруг что-то переменилось. Божество перестало топтаться и толкать дерево лбом, замерло и раздуло широкие черные ноздри. Сначала беглецы ничего не видели и не понимали, но потом и до них донесся явственный запах паленого мяса, закопченного сала, растопленного в огне жира. Новый служитель начал кормить бога и призывал его на трапезу.

Божество затрясло головой. Жесткая грива попала ему в глаза, в нос, и оно фыркнуло совершенно как лошадь. А потом вскинулось, ударило воздух передними копытами, выкинуло комья земли задними, приподняло сильный хвост и помчалось что есть силы навстречу манящему запаху.

– Ушел! – закричал Этихо, ликуя. – Бежим!

Хеддо слабо улыбнулся. Этихо затормошил его:

– Скорее бежим, пока он жрет!

Они спустились вниз. Острый звериный запах стоял в воздухе, вся земля вокруг была перерыта и покрыта отпечатками больших раздвоенных копыт, а ствол весь изъязвлен ударами острого рога.

Друзья побежали, спотыкаясь, с поганой поляны прочь, и вскоре лес снова принял их в теплые, немного безразличные объятия.

На седьмой день, считая от смерти Финдана, божество возобновило погоню. Теперь на то, чтобы догнать наглецов, ему потребовалось больше времени, но это не могло остановить его. Оно шло по ясному следу и ни разу не сбилось с пути. По дороге оно почувствовало голод, убило и съело оленя, чтобы не возвращаться в святилище. Хотя слаще паленого мяса для него ничего не было, оно могло довольствоваться и сырым.

А друзья тем временем успели уйти уже далеко, потому что бежали, почти не останавливаясь, и в начале девятого дня, на рассвете, впервые за все это врем увидели жилье. Солнце долго медлило у горизонта, наполняя лес предрассветным мерцанием. Розоватые пятна света то вырывались из-за горизонта и пробегали по древесным стволам и траве, где вспыхивали росинки, то снова падали в пустоту, а потом вдруг по кронам прошелся долгий вдох ветра, и сразу, в одно мгновение, поднялось солнце. Мир наполнился густым золотым светом, так что друзья почти ослепли. Но длилось это совсем недолго, и вот уже золото стало прозрачным, а затем и невидимым, и все предметы вокруг из плоских и серых стали цветными и объемными. Таковы летние рассветы в лесах на юге Люсео.