Питер Дэвид - Долгая ночь Примы Центавра

А когда Дракх найдет его тело (Лондо почему-то он не сомневался, что первым найдет его именно Дракх), какова будет его реакция? Удовлетворение, что убийца Теней сполна заплатил за свои злодеяния? Гнев за неподчинение и срыв намерений использовать Лондо в своих целях? Или - вот приятная мысль! - Дракх будет расстроен, поняв, что ни он, ни его отродье не смогут больше мучить Лондо?

Станет ли Дракх мстить, взрывая бомбы и уничтожая его народ? Нет, наверное, нет. Общности Дракхов нет особого дела до жителей Примы Центавра. Для Дракхов они существуют лишь как средство держать Лондо в повиновении.

Конечно, следует признать, что такой выход из положения достоин только труса. Ведь так много еще нужно сделать, а если он убьет себя, то лишится всех шансов исправить то, что он натворил…

Исправить?

Клинок блестел так ярко, что Лондо видел в нем свое отражение. Когда-то он так же стоял и видел свое отражение в иллюминаторе центаврианского военного крейсера на орбите Нарна. Центавриане тогда превратили в руины весь Нарн, используя для бомбардировок запрещенное оружие, известное под названием «масс-драйверы». (11)

Исправить? Что за вздор. Да как можно исправить то, что он натворил? Миллионы… Великий Создатель… миллиарды умерли из-за него. И он думает как-нибудь это исправить? Да будь у него хоть сотня жизней, их все равно не хватило бы, чтобы что-то исправить.

Так что, быть может, в его положении самоубийство станет проявлением не трусости, а мудрости, понимания того, что настало время уйти. Что не стоит продолжать свое никудышное существование в этом разрушенном войной мире, обманывая себя верой, что каким-то образом он может улучшить ситуацию, или искупить свои грехи…

Кого он обманывает? В конце концов, кого он обманывает?

Лондо вновь почувствовал Стража на своем плече. Интересно, будь у него достаточно времени, сумел бы он свыкнуться со Стражем настолько, чтобы перестать замечать его присутствие? Впрочем, пусть даже случится так, еще неизвестно, стоило бы считать это благом.

Лондо отложил меч.

Пора.

Пришло время начинать фарс, и принимать на себя титул императора. Ведь, в конце концов, убить себя он всегда успеет. Или, может быть, решит, что не стоит этого делать. Сейчас эмоции слишком сильны, а значит, не может быть уверенности, что принято правильное решение. Надо дать себе время обдумать, как лучше поступить.

Впрочем, мысленный образ меча продолжал маячить у него перед глазами.

Лондо произнес свою тронную речь, обращение к жителям Примы Центавра, сумевшим выжить после недавних бомбардировок. Но даже когда его гигантское голографическое изображение возникло в небесах Примы Центавра, над руинами городов и остовами сожженных зданий, перед глазами Лондо продолжал маячить образ заветного меча. Он искренне хотел извиниться перед своим народом… покаяться, дать понять, что только он один несет ответственность за этот отвратительный поворот событий.

Но такая речь, какой бы честной она ни была, не соответствовала бы сценарию, разработанному Дракхами. От Лондо требовалось лишь правильно сыграть свою роль, не допуская никакой самодеятельности - Дракхи выразились на сей счет совершенно недвусмысленно.

- Я в одиночестве отправлюсь на церемонию инаугурации, - провозгласил Лондо. - В молчании я возложу на себя бремя императора. Колокола нашего храма будут звучать весь день и всю ночь, по удару за каждого погибшего при бомбардировках. Мы одиноки. Мы одиноки во всей Вселенной. Но мы объединены нашей болью.

Он говорил ложь, и слова, произносимые им, были насквозь фальшивы. Его боль была лишь его болью, и он не мог ни с кем поделиться ею, потому что о Страже на его плече мог знать только он сам, и никто другой. Его боль приняла форму мучительного ночного кошмара, ставшего явью, но это был только его кошмар.

- Мы дрались в одиночестве, - говорил он своему народу, - и мы сами в одиночестве возродим наш мир.

Только вот был ли кто-нибудь на Центавре более одинок, чем он сам? Но вот ведь злая ирония - на самом-то деле он не одинок. Страж постоянно при нем, как постоянное напоминание о его грехах. И через Стража Дракхи отныне тоже постоянно будут с ним.

Но это не все.

Были еще голоса. Голоса его жертв, взывавших к нему, протестовавших против своей доли, и не было возможности заставить их замолчать.

Хуже всего, что поделиться своими бедами он не мог абсолютно ни с кем. Рассказать о них кому-нибудь, означало то же самое, что произнести собеседнику смертный приговор. В этом Лондо не сомневался. Всех, кто когда-то был ему близок, теперь ему придется от себя удалить.

Этой ночью Лондо сидел в своем тронном зале, и тьма сгущалась вокруг него. Богатое убранство зала, его полированные мраморные полы, пышные драпировки и декоративные, но от этого не менее внушительные колонны нашептывали ему о былом величии Примы Центавра. Несмотря на мертвенные тени былых времен, которые всегда присутствовали в этом зале, он чувствовал странное умиротворение. И снова видел перед собой мысленный образ меча, даже более отчетливо, чем раньше.

Ему вспомнились прощальные слова Деленн:

- Мне больше не виден тот путь, по которому ты идешь, Лондо. Вокруг тебя тьма. Я могу лишь молиться, чтобы со временем ты нашел способ выбраться из неё.

Свет мерцал перед ним на лезвии меча, чистый и истинный, словно взывая к нему. Это ведь способ выбраться из тьмы… если он решится воспользоваться им. И подумав так, он тут же ощутил, как на плече шевельнулся Страж.

Лондо показалось, что тени вокруг пришли в движение. Он посмотрел налево - направо, пытаясь разглядеть, не стоит ли поблизости Дракх. Но никого не было. По крайней мере, так ему показалось. Но он мог и ошибаться…

- Безумие, - сказал Лондо, обращаясь в пустоту. - Я свожу себя с ума. - Он ухватился за эту веселую до жути мысль. - Может быть, в этом и состояла их конечная цель. Интересная мысль. Превратить Приму Центавра в груду развалин только для того, чтобы свести меня с ума. Они явно переусердствовали. Если им именно этого хотелось, достаточно было запереть меня на неделю в одной комнате с моими бывшими женами. Это кого угодно довело бы до помешательства.

К изумлению Лондо, в ответ послышался голос:

- Прошу прощения, Ваше Величество?

Лондо обернулся, не поднимаясь с трона. Возле самых дверей кто-то стоял, глядя на императора с вежливым любопытством. Стройная фигура, тщательно уложенные короткие волосы - прямая насмешка над традиционной центаврианской модой.

Впрочем, отнюдь не прическа привлекла внимание Лондо. И не накрахмаленный отглаженный военный мундир, так изящно сидевший на вошедшем. В этом центаврианине чувствовался пыл… но нездоровый пыл. Вир, к примеру, тоже проявлял рвение с самого того момента, когда он впервые вступил на палубу Вавилона 5 - он всегда был готов помочь, в любом, самом неприятном деле. Но данный индивидуум… Он чем-то напомнил Лондо птицу-падальщика, взирающую свысока на умирающего человека, мысленно умоляя того поторопиться и принять неизбежное.