Норман Хьюз - Обитель драконов

Шум. Какая-то возня. Сдавленный крик.

— Конан, ты что ли? Молчание. Шорох.

Она вскочила, отчаянно силясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.

— Конан?!

Тень метнулась к ней. Она скорее почуяла, чем увидела ее приближение. Почуяла враждебность. Жажду убийства.

Считается, что сталь лишена запаха — но Палома ощущала ее… носом, кожей, не имеет значения!

Нападавший был уже совсем рядом. Она метнулась, пригнувшись — затем в сторону, чтобы избежать удара. Наугад полоснула ножом. Мимо!

Он тоже промахнулся. Клинок просвистел в волосах.

— На помощь! — Сейчас было не до гордости. — На по…

Он сшиб ее с ног, наемница покатилась по полу, больно ударившись плечом. Едва успела перевернуться — меч ударил в то место, где она только что была.

Прыжок. Она постаралась оказаться за спиной убийцы. Выпад!

— На помощь!..

Он вскрикнул, сдавленно выругался. Кажется, ей удалось его зацепить. Но тут же жгучая боль раскаленным прутом полоснула по предплечью. Проклятье!

Он был ловок. Очень ловок!

Отчаявшись дозваться подмоги, Палома больше не кричала, берегла дыхание, целиком сосредоточившись на бое. Выпад. Отскок. В сторону. Еще. Нергалов ублюдок словно видел в темноте, он следовал за ней по пятам. А у нее перед глазами была ало-черная завеса, и боль в раненой руке отнимала все силы…

Внезапно по глазам ударил свет. И громовой бас: «Что тут творится, Нергал вас побери?!» показался ей гласом Небес.

— Конан! — выдохнула она, в очередной раз парируя удар меча своим кинжалом.

Киммериец ринулся на помощь.

Но… У проклятой твари было больше трюков в рукаве, чем у балаганного фокусника!

На полушаге варвар споткнулся и закашлялся, отчаянно ругаясь, затем принялся тереть глаза руками.

А убийца, точно кошка, метнулся прочь. Палома бросилась следом, пытаясь ухватить край короткого плаща — но пальцы сжали пустоту.

Треск отрываемого ставня…

На фоне звездного неба мелькнула гибкая черпая фигура… И пустота.

Подбежав к окну, наемница успела увидеть, как человек перелетел через каменный забор — и тут же раздался стук копыт. Со вздохом она опустила руки. Кидаться в погоню было бессмысленно…

— Конан, эй, что он с тобой сделал?!

Из потока проклятий Палома смогла вычленить лишь одно слово: перец.

— Не трогай лицо! Слышишь, сказано тебе — не трогай! — По счастью, в пылу драки кувшин с водой для умывания уцелел. Девушка промыла глаза своему спутнику. Затем зажгла лампу.

При неярком свете ночника воители смерили друг друга взглядами. Физиономии у обоих были кислые, почти траурные.

— М-да, давненько мне не доводилось так оплошать, — протянул киммериец.

— Да и я тоже хороша… — И вдруг вскинулась: — Теренций!

В пылу драки она совсем забыла про мальчишку. Ох, и перетрусил же он, наверное!

— Теренций!

Она подошла ближе, опустилась на колени, тряхнула его за плечо.

Он повалился на спину, рука упала на пол с глухим стуком. Голова запрокинулась, глаза незряче уперлись в потолок.

…Кинжал вошел точнехонько между третьим и четвертым ребром, безошибочно отыскав сердце. Кровь тонкой струйкой сочилась из уголка Губ — черная полоска на белой, белой коже.

Помедлив мгновение, Палома протянула руку и с бесконечной нежностью опустила веки мертвецу.

Несколько мгновений Конан и Палома молча смотрели друг на друга.

— Что будем делать? — наконец выдавила она. Но ответил ей чужой голос — из дверей комнаты.

— Если благородные господа соизволят принять добрый совет…

Наемница поднялась навстречу владельцу постоялого двора.

— А ты, любезный друг, где был со своими советами, пока нас тут чуть не поубивали? Я звала на помощь…

С фальшивым раскаянием тот развел руками.

— Нe гневайтесь, госпожа, с детства туг на ухо! Злой запал ее еще не остыл после боя. Палома потянулась за кинжалом.

— А вот я тебе сейчас уши отрежу — раз это все равно бесполезное украшение, что тогда?! — Ухватив толстяка за ворот, она рывком подтянула его к себе, глядя в округлившиеся от страха глаза. — Говори — кого впустил ночью? Кто здесь был?!

Хозяин рухнул на колени.

— Госпожа… госпожа! Не виноват ни в чем, Небом клянусь! Это же постоялый двор… кто приходит, кто уходит, за всеми разве уследишь?! На ночь мы не запираем. А я на кухне был с женой… никого не видели, Митра свидетель!

Возможно он говорил правду… или лгал. Как узнать? Палома отпустила беднягу, и тот поспешно, не вставая с колен, отполз в сторону, косясь на свирепую наемницу затравленными глазами.

— Госпожа, не сочтите за дерзость, но совет я дам хороший…

— Говори.

— Уезжайте. Прямо сейчас. До утра недалеко, скоро городские ворота откроют. Уезжайте. Я стражников позже позову, к пятому колоколу, когда служанка в комнатах убирать придет. Скажу, ничего не знаю, ночью ничего не слышал, никого не видел…

— Да, это у тебя отлично получается, — мрачно констатировала Палома. Однако резон в словах хозяина все же был, она не могла этого не признать.

— А чего нам бояться? — подал голос Конан, все еще стоявший рядом с трупом. — Не мы же его прикончили, в конце концов!

— Ага. Только графская стража разбираться не станет. — Девушка поморщилась, вспомнив, как ее саму всего одну луну назад задержали точно также, над мертвецом, которого она не убивала. — Немедийские порядки еще похуже коршенских. Если есть подозреваемые — в лепешку расшибутся, чтобы нас до плахи довести. А так… виновных нет, значит, никто и доискиваться не будет. Похоронят по-тихому, и все.

— Истинно так, — затряс головой толстяк. — Госпожа — просто светоч мудрости! И опять же, историю замнут, и мне никакого убытка. А если вас схватят — по всему Церу пойдет слух, что в «Золотой короне» постояльцев режут…

— Убедил. — Киммериец, похоже, склонен был, как и Палома, согласиться с доводами хозяина. — Вещи соберем — и в путь. Ты там распорядись пока, чтобы лошадей нам оседлали.

— Сам! Сам займусь! И поесть в дорогу соберу… — И дробные шажки застучали по лестнице. Толстяк только что не приплясывал от облегчения.

Затворив дверь, Палома обернулась к своему спутнику. Тот уже неторопливо укладывал их скудные пожитки. Взгляд наемницы задержался на мертвеце.

— Бедняга… надо бы обыскать его напоследок… Северянин закашлялся — девушке показалось, чтобы скрыть смех.

Пробурчав: «Не вижу ничего забавного», она склонилась над Теренцием. Ловкими, опытными руками прошлась по одежде в поисках потайных карманов. Не обнаружив ничего, перешла к личным вещам. С собой у пария был сундучок и седельная сумка, в которой обнаружилась лишь смена одежды и немного съестных припасов.