Норман Хьюз - Обитель драконов

И — что теперь делать ей?

— Я уезжаю в Коршен на рассвете, — промолвила Палома, не глядя на Амальрика. — Если хочешь, я…

— Ни к чему, — он покачал головой. — Ты заставила меня увидеть то, что я так долго скрывал от себя самого. Рано или поздно я должен вернуться туда!

Не надо, — хотелось ей выкрикнуть. Не смей! Не мучай его больше!

Но вместо этого она сказала лишь то, что, она точно знала, было истиной:

— Грациан будет рад вновь увидеть тебя.

Эпилог

Кони шли ровно, по залитой солнцем дороге, разворачивавшейся под копытами, точно желтая лента. Давно уже скрылись из вида башни Бельверуса, но Палома не обернулась взглянуть на них в последний раз. Ее спутник молчал уже очень долго — с того самого момента, как она закончила свой рассказ. Там было все — кроме того, что касалось Амальрика. И Грациана. Она не сомневалась, что киммериец знает: она что-то скрыла от него. Но была уверена, что он не станет допытываться, уважая ее тайны.

— Я все время подозревал, что без какого-то колдовства здесь не обошлось, — задумчиво молвил наконец Конан. — Столько совпадений — все эти люди, как в хороводе, сошлись в одном месте. Ты. Я. Теренций. Гертран. Этот твой Старейшина… Будто кто-то насильно свел всех воедино!

Забавно, что, похоже, Естасиус знал это с самого начала… На нее он точно обратил внимание еще в самый первый день, и потом осторожно подталкивал, указывал путь. Но и он был лишь слугой сверкающего рубина. Палома вспомнила чудесное видение, явившееся им, когда камень наконец обрел свое место в рукояти Меча…

— Глаз Кречета, и правда, обладает Силой. Я почувствовала это, когда увидела… — Она не знала, как объяснить, но северянин и без того все понял. — Реликвия должна была стать целой — а мы оказались вроде марионеток, исполнявших ее волю. Но… я не ощущаю досады. Естасиус не позволит использовать Меч во зло! Он — мудрый человек. И он сделал лишь то, что полагал правильным, даже если и использовал нас помимо нашей воли.

— Так он все же колдун?

— Не знаю. Но он общается с богами… Ему многое открыто — даже то, что мы стараемся скрыть от самих себя. — Она вспомнила подслушанный разговор в особняке, когда Естасиус приоткрыл ей истинные цели Гертрана — и предоставил выбор, на чью сторону встать в этом споре. И тайна Амальрика — он знал и об этом тоже! — Возможно даже, он хотел помочь нам всем.

Конан пожал могучими плечами.

— Слишком мудрено для меня. И было бы куда лучше, если бы ты все же узнала имя предателя в Коршене! В конце концов, разве мы не за этим приезжали?!

Нет, не за этим. Грациан бы понял — но навряд ли кто-нибудь еще. Она и сама не понимала до конца.

— Это было слишком опасно. Орден не любит, когда его секреты узнают посторонние. Если бы мы с Естасиусом говорили наедине — все было бы возможно. Но там было еще тридцать шесть человек. И среди них — Винцан и прочие друзья Скавро, те, кто очень хотел бы рассчитаться за его гибель. Они попросту не выпустили бы меня из замка живой, если бы решили, что я представляю для них угрозу. — Она помолчала. — Можешь считать, я испугалась. Это и в самом деле так.

Северянин не ответил. Соглашался ли он с ее резонами? Упрекал ли в душе за трусость? Вслух он сказал лишь только:

— Ладно, ерунда. Приедем в Коршен — там и разберемся. Этот подлец от нас не уйдет!

Чтобы уйти от этой тягостной темы, она заговорила о другом:

— Как все же получилось, что ты нашел меня там, в лесу? Я была уверена, что ты давно уехал!

Неожиданно киммериец расхохотался громовым басом. Смеялся он долго — а когда успокоился, объяснил… и тогда начала смеяться Палома. Смеяться, пока горошины-слезы не покатились по щекам…

— Я был очень зол на тебя, — сказал ей северянин. — Так зол, что готов был убить. И уже у самых городских ворот вдруг вспомнил, что говорил мне Грациан, когда отправлял с тобой в Немедию. «Эта женщина безумна, как кошка, — так он мне сказал. — Она будет отдавать тебе приказы, которые будут порой казаться нелепыми или странными… Если это случится, тогда поступай и точности, как она говорит. Но если однажды она велит тебе что-то такое, что приведет тебя в смертельную ярость — тогда сделай все наоборот!» Именно так я и поступил. Вернулся. И поехал за тобой следом…

Она смеялась. Потому что смеяться было легче всего.

Скажет ли она когда-нибудь правду Конану? Скажет ли Грациану? Палома не знала.

Всей правды не знала и она сама.