Константин Ветошко - Три стороны медали

Губы гвардейца кривились в улыбке, но Винстону показалось, что в его взоре мелькнуло презрение. Да и вообще, глаза незнакомца чем-то неуловимо пугали. Маг решил, что за ехидной улыбкой прячется хладнокровный убийца, для которого чужая смерть давно стала привычной работой. На щеке незнакомца хорошо был заметен тонкий шрам, и юноша удивился такому совпадению, ведь он и сам получил такую отметину еще во время злополучного погрома, да и Торстен тоже где-то обзавелся подобным украшением.

— Винс, знакомься! — оживился Торстен. — Это мой друг Кель!

— Кель, — гвардеец крепко пожал руку юноши и посмотрел ему прямо в глаза.

— Винстон, — маг с трудом удержался, чтобы не поморщиться, когда его пальцы словно попали в тиски, и спокойно встретил наполненный ехидством взгляд Келя.

Гвардеец Винстону не понравился. Мысленно маг сразу отнес его к тому типу людей, что почитают любую науку баловством и уверены в своем превосходстве только потому, что готовы без зазрения совести перерезать глотку кому угодно. Они уважают одну лишь силу, не знают что такое жалость и милосердие. Типичный воин, не далеко ушедший от обычного лесного хищника. И как Торстен с таким сдружился?

— Ты из летунов? — спросил гвардеец.

— Ну, можно и так сказать. Но кого-нибудь поджарить молнией мне тоже труда не составит, — вежливо улыбнулся Винстон.

— Ну естественно, — Кель еще шире растянул губы, но его глаза как-то странно сверкнули. — Ну ладно, вы тут воркуйте, а я пойду.

— Топай, топай балаболка, — Торстен шутливо показал другу кулак.

— Слушай, мне тут сказали найти интенданта какого-то, — Винстон неуверенно посмотрел на норда.

— Ну так за этим дело не станет. Заодно и лагерь покажу. Пойдем, — Торстен потянул Винстона за собой.

Уже почти полтора года Торстен был гвардейцем. После побега из рабства, события понеслись вскачь, и он просто не имел времени как следует осмыслить перемены в своей жизни. Керит дал бывшим пленникам лишь один день, чтобы отоспаться, а потом они спешно отправились в столицу. Гвардейский октат опасался, что пехотинцев узнают в лагере, и тогда слухи неизбежно дойдут до ушей отца погибшей от их рук дворянки.

Керит сумел вытребовать четырех лошадей, и вскоре новоиспеченные гвардейцы уже покачивались в седлах. Гирским владыкам в наследство от старой империи достались хорошие мощеные дороги, да и ухаживали за ними усердно, так что не будь солдаты так истощены, путь не был бы слишком тяжел.

Дорогу в столицу Торстен запомнил смутно — он еще не до конца отошел от изнурительно бегства, и сил хватало лишь на то, чтобы держаться за луку седла и не падать с коня. Но к тому времени, когда вдали показалась столица, он уже достаточно пришел в себя и во все глаза смотрел на величественный город.

В старой империи Гир был одним из крупных торговых и культурных центров. Во времена смуты город не пострадал, его даже почти не коснулся опустившейся на страну упадок. Не случайно, что именно он был выбран в качестве столицы новой империи, которую вскоре назвали Гирской.

Торстен как завороженный разглядывал теряющиеся в утренней дымке величественные здания. Все наследство старой империи было заботливо сохранено, и сейчас город стал еще краше. Он давно вырос из древних высоких каменных стен, внутри которых теперь селились только аристократы, клирики и богатейшие купцы. Их дома соревновались размахом и пышностью отделки, потрясали роскошью и искусством лучших зодчих. Более низкая и не столь величественная стена, возведенная уже после гибели старой империи, опоясывала город вторым кольцом. Здесь жилища строились попроще, но и там все они были каменными и щегольски украшались, сразу указывая на достаток владельца. Беднякам ставить свои лачуги вблизи столицы запрещалось под страхом смерти.

Каждый император считал делом чести строить нарядные площади, обнесенные колоннадами, общественные здания, триумфальные арки. Многочисленные базилики, термы, театры, амфитеатры, цирки, библиотеки спорили между собой пышностью убранства и отделки, поражали размахом и красотой. К городу тянулось несколько акведуков и каналов, мощеные дороги окутали его плотной паутиной.

И конечно над столицей величественно возвышались императорский дворец и большой храм Земли. Даже отсюда они потрясали своей грандиозностью и великолепием, заставляли огрубевшие сердца закаленных войной пехотинцев стучать быстрее. Но к их разочарованию, Керит поворотил своего коня прочь от столицы, туда, где расстилался лагерь гвардейцев Сплава.

К удивлению пехотинцев, он не слишком напоминал привычные временные стоянки императорских легионов. Здесь все было выстроено основательно, и ни одно десятилетие назад. Просторные каменные казармы, частокол из толстенных и потемневших от времени бревен, высокая насыпь и наполненный водой ров…

Торстен не знал, что Керит рассказал квинту[3] гвардейской тысячи и как добился принятия бывших пехотинцев в Сплав. Возможно, сыграло свою роль то, что Керит был дворянином и принадлежал к древнему и знатному роду… Или же решающими оказались последние порученные ему безумно опасные задания, ведь в этих рейдах, изрядно смахивающих на авантюры, полег весь тавт Керита… Как бы то ни было, но вскоре Торстен, Кель и Ритал уже примеряли доспехи гвардейцев Сплава.

Норд был счастлив. Думал ли он, записываясь в легионеры, что удостоится чести служить среди лучших пехотинцев империи? Его жалование стало в десять раз больше прежнего, доспехи были изготовлены искуснейшими оружейниками, на груди висел защитный амулет, но все это меркло по сравнению с гордостью от причастности к величию Гирской империи.

Кериту пришлось набирать свой тавт почти с нуля. В злосчастный рейд вглубь Эльтрусских год он взял всех остававшихся в строю бойцов отряда, поэтому из сторожил выжило только пятеро гвардейцев, находившихся в то время на попечении целителей. Еще нескольких ветеранов перевили из других тавтов Сплава, а остальных Керит выбирал из числа лучших легионеров и солдат смешанной пехоты.

К удивлению Торстена, жизнь гвардейца не слишком отличалась от уже привычной службы. Все те же ежедневные изматывающие тренировки. Все те же нудные караулы. Все та же постоянная готовность защищать мир и спокойствие страны. Гвардейцев могли направить проливать кровь во славу империи куда угодно, но норд этому был только рад, ведь он хотел попутешествовать и посмотреть мир.

За полтора года отряд Торстена поучаствовал в нескольких небольших приграничных стычках, совершил пару рейдов по спорным территориям и даже усмирял глупый и неподготовленный бунт какого-то графа. Последнее, впрочем, гвардейцы вспоминать не любили — убивать жителей империи им было не по нраву. В разговоре с Торстеном Кель даже предположил, что никакого бунта вовсе и не было, а просто император и его женушка показательно расправились с аристократом, осмелившимся прилюдно осуждать их действия, но норд в такие бредни не верил.