Любовь Пушкарева - Единственный

– Почему такие ноздри? – привычка разговаривать с собой же иногда очень мешала.

Но Жестокосердная решила удовлетворить любопытство гостя.

– О, они позволяют чуять не столько запахи, сколько суть. Видишь, он волнуется, потому что не знает, кто ты, не знает, что ты собой представляешь.

И действительно, чудовище, приподнявшись над землей, в нерешительности раскачивалось взад вперед, а его руки судорожно сжимались и разжимались.

– Он небольшой, – заметил Уту.

– Зато быстрый и сильный, отрывает непрошеным гостям руки и ноги за считанные мгновения. А голову оставляет, – и Жестокосердная расхохоталась, будто считала подобное милой и забавной шуткой.

– Он ненавидит чужих, как ненавидел их при жизни, – буркнул под нос себе Уту. Его голос чуть напрягся, но богиня не заметила этого.

– Да, я оставляю суть. Он был воином, ему нравилось убивать, и он ненавидел чужих, и никого не любил кроме своего друга-властелина. Это в нем осталось.

– Но он был глуп при жизни и глуп сейчас, – опять мыслил вслух Уту. – И ты стремишься заполучить моего человека, потому что он умен, изворотлив и ты думаешь, что он будет полезнее себялюбивой девицы или простого воина.

Жестокосердная пристально всмотрелась в древнего бога.

– Да, – с вызовом бросила она.

Уту сокрушенно покачал головой.

– Умные – плохие рабы. Ты или отсечешь слишком много и тем самым лишь его ценности в своих же глазах, либо заполучишь строптивого коня.

– О, я люблю строптивых коней, – с гордым смехом ответила богиня.

Уту пробормотал под нос еле слышно

– И укрощаешь их плетью…

Жестокосердная услышала и снова ответила,

– Да, плетью. Со строптивыми иначе нельзя.

– Хочешь побороться за своего человека? – по-деловому поинтересовалась она, вдруг сменив тему беседы и тон. – Давай испытаем его. Если узнав, что сыновья не его, он убьет лишь жену, я его не трону его душу после смерти. Если он сам не захочет мне служить, – с лукавой улыбкой добавила она.

Уту поборол первый порыв согласиться. Эта женщина, эта богиня была великой в своем коварстве и жестокости. Ему не тягаться с ней, слишком плохо Уту знал людей, по своей вине, привык смотреть на них сверху вниз, а они… Они становятся вот такими… Новыми богами, расщепляющими души и вселяющими их во что угодно. Страж-слизняк так и раскачивался перед ними, только руками меньше дергал, кое-где из его плоти торчали обломанные наконечники стрел. «Глина», – вдруг понял Уту, его плоть из мягкой глины.

Посмотрев на лучик солнца, выбранный как путь отступления, древний бог обратился к Жестокосердной.

– Нет. Я предлагаю тебе сделку. Он будет плохим рабом и скоро тебе надоест. Кроме того, пройдут годы, и в твоих совершенных творениях обнаружатся слабые места. Не протестуй, – Древний поднял руку пытаясь сдержать возмущение богини, – сейчас они совершенны. Но время покажет. Потом ты со мной согласишься. Так вот, когда внук водоноса сядет на трон, я приду к тебе, и ты позволишь мне немного изменить… твое создание, твоего раба. Я не отберу его. Нет. Я лишь устраню изъян, думаю, к тому времени он уже проявится.

– Ты меня интригуешь, – проронила богиня. – Ты же пришел забрать его у меня, а теперь отдаешь. Отчего? – требовательно поинтересовалась она.

– Ты мне раскрыла глаза. На многое, – горько ответил Уту. – Ты ведь сделаешь из него лилу?

– Да. Они венец моего мастерства.

– Но лилу берут силы и жизнь у женщин, – обронил Уту.

– О! Мои лилиту сами наводят морок. И лилу сможет кормиться и от мужчин, и от женщин.

Уту поклонился

– Ты мудра, велика и… жестокосердна.

В следующее мгновение его уже не было в саду, как и не было затерявшегося в листве лучика заходящего солнца.

Женщина-тигрица постояла с улыбкой на лице, а после, мурлыкая какую-то песенку, направилась во дворец.

Уту провел ночь в одной из статуй в заброшенном, полуразрушенном храме. В ночной прохладе, глядя на мерцание звезд, хорошо думалось. И Уту думал, думал о том, как был неправ все это время. Он очень, очень ошибался. И теперь сам удивлялся этим ошибкам, своей глупости и слепоте.

Утром, с первыми лучами покинув статую, древний бог устремился к своему Последнему, в его город.

Но пошел он не во дворец правителя, а в более скромное жилище его первой жены и старших дочерей.

В тот день Последний перестал быть последним. Уту обрел еще троих. Принцессы и служанка. Уту удивился тому, с какой легкостью девушки поняли его и принялись действовать, а затем устыдился своего удивления. Многолетнюю привычку недооценивать женщин так просто не искоренить.

Дни промелькнули, и принцессы, позвав его, сообщили, что всё готово.

Владыка и его наследники выехали на охоту …

Всё свершилось днем. Принцессы, скрывая свои лица, вошли во дворец никем не замеченные, лучи солнца слепили глаза всем, кто мог их увидеть. Войдя в покои царицы, они действовали слажено и четко, как опытные воины.

– Вот кто истинные наследники… – с горечью подумал Уту, глядя на них.

Ведьма-служанка была оглушена ударом сзади, и ей влили обездвиживающий яд. Царице старшая дочь сломала шею. И это убийство в ненависти напомнило Древнему преступление ее отца. Сняв с трупа царицы одежду и все украшения, принцессы замотали тело в ковер, служанку раздевать не стали, она все еще была жива, но не могла даже глаз открыть. Замотав и ее в ковер, девушки провели в покои сообщников-иноземцев, чтоб те вынесли ковры.

Им никто не попался на пути, солнце жарило так, что все живое предпочло забиться в тень и переждать это пекло.

Тем временем, рано состарившийся водонос, дремавший в тени, получил удар и умер, даже не проснувшись. Легкая смерть.

Иноземцы покинули город со своим страшным грузом. Труп они положат в лодку, когда доберутся до реки, и она вынесет его прямо во владения Жестокосердной. Этакий подарок. Чтоб задобрить.

А ведьма-служанка… Ее душа станет топливом для другого, чужого бога. Иноземцы проведут свой кровавый и мерзкий обряд, выкупая этой душой удачу в пути и счастливое возвращение с грузом и деньгами. Не получить ведьме от щедрот Жестокосердной. Ужасная окончательная смерть ждала ее.

Владыка вернулся с сыновьями с охоты и не нашел жены. Зато узрел древнего бога. Уту солгал ему. Древний бог не умел лгать и, кажется, делал это впервые в жизни.

– Твоя жена ненавидела тебя. Ты пригрел змею. Она так ненавидела тебя, что ее ненависть распространилась на всех, на весь твой народ, и даже собственных сыновей, вышедших из ее чрева. Она хотела сказать тебе, что они не твои. Чтобы ты убил их и себя.