Дмитрий Воронин - Синее Пламя
Остальные — терц и его бойцы, местный служитель храма Сиксты, жена и кое-кто из старших слуг смотрителя да два десятка селян — заняли места в зале. Им предстояло услышать исповедь обвиняемой и приговор инквизитора.
— Введите женщину.
Двое солдат, судя по плащам и эмблемам — из полка «Миротворцев», ввели под руки немолодую женщину. Выглядела она не очень — пожалуй, в представлении большинства селян именно так и должна выглядеть истинная ведьма, попирающая и делами, и мыслями, и самим своим существованием все законы Ордена. Спутанные сальные волосы, крючковатый нос, горящие нездоровым блеском глаза. Мысленно Шенк отметил, что ведьму не били — во-первых, мало какой солдат, особенно из числа «Миротворцев», рискнет навлечь на себя гнев ведьмы, во-вторых… просто не положено. Тот, кто отдавал приказ не причинять женщине боль, скорее просто боялся последствий, с инквизитора вполне станется усмотреть в синяках нарушение орденского закона, и после ведьмы пред судом вполне может предстать и не в меру ретивый служака. Но вот за руки они ее держат крепко, не вырвется… Шенк лучше многих знал, что для большей части магии руки не так уж и нужны, но предрассудки сильнее гласа разума.
Солдаты подвели женщину к стулу с высокой спинкой, усадили, аккуратно завели ей руки назад, связали и отступили на шаг. Глядя на них, Шенк криво усмехнулся — вояки, покарай их Галантор. «Миротворцы» были париями среди иных полков армии Ордена, худшими — и сами прекрасно это понимали. Перевод к «Миротворцам» означал для солдата высшую степень унижения… но плата, точно такая же, как и в овеянных славой полках «Стальной кулак», «Дикие кошки» и других, а также довольно суровые по отношению к дезертирам законы гарантировали, что «черные плащи» все-таки несли службу. Будучи разбросаны по городам и деревням, часто порядком обленившиеся, «Миротворцы» охраняли тюрьмы, ловили — или пытались ловить — мелких преступников, а зачастую просто выполняли то, что приказывал им местный Смотритель, даже если это означало работу на его, Смотрителя, огороде. Несколько лет подобной жизни, и кое-кто из «Миротворцев» забывал, с какого конца следует браться за меч.
— Суд начинается, — провозгласил Барт хрипло и закашлялся. Вытерев рот платком, продолжил: — Кто обвиняет эту женщину?
— Я! — встал немолодой кряжистый мужик.
Шенк напряг память — кажется, Смотритель представил его как своего эконома. Что ж, раз эконом, значит, и грамоте неплохо обучен. Словно подтверждая этот очевидный вывод, мужчина достал свиток. Молодой темплар усмехнулся — вот что значит глухая деревня, в городах уж сколько веков пользовались аккуратно обрезанными листами, а здесь все еще предпочитали скатывать пергамент в свитки.
— Назови свое имя. — Инквизитор сделал знак писцу. Тот склонился над пергаментом, от усердия высунув язык. Перо зависло над чистым пока свитком, готовое уложить на него первые строки.
— Адек Бьярг, так меня зовут, — покорно ответствовал эконом.
— Зачитай обвинение.
Шенк весь превратился в слух. Если бы это было его сотое или двухсотое слушание, он, как и многие на его месте, безразлично зевал бы. Суд над ведьмой — что может быть банальнее? И обвинения в большинстве своем списаны с какой-нибудь книги о запретном колдовстве. Поскольку если и впрямь тетка эта магией владела, то уж не настолько же она тупа, чтобы делать это на виду у всех. Но юный темплар еще не знал этого и внутренне содрогался, вслушиваясь в перечисление совершенно запретных деяний, любое из которых, буде обвинение подтвердится, означает приговор однозначный и жестокий. Анита Фанк обвинялась в покушении на волю неба (читай — пыталась магически изменять погоду, вызывать дождь, а то и злонамеренный град), наущении порчи на людей и скот, убийстве посредством магии…
Чтение обвинения заняло немало времени — эконом постарался, покопался в книгах, изыскивая витиеватые формулировки. Шенк скосил глаза в сторону инквизитора. Тот, казалось, дремал… Но стоило прозвучать финальным фразам, как глаза Барта тут же открылись.
— Благодарю тебя, Адек Бьярг, твои слова услышаны. Теперь ты, женщина, назови свое имя.
— Ты уже слышал его, старый хрыч, — зло бросила она, оскалив редкие желтые зубы и вперив в Барта ненавидящий взгляд, столь яростный, что даже Шенк вздрогнул. Если бы взглядом можно было убить, сейчас и сам Барт, и те, кто сидел рядом, уже превратились бы в горстки пепла. Но инквизитор даже не повел бровью, он видывал и не такое. И голос его оставался все таким же спокойным, скучным и сухим, как пустыня.
— И тем не менее я хочу услышать его еще раз.
— Анитой кличут… кликали, прежде чем ведьмой прилюдно назвали. А теперь иначе как ведьмой и не зовут.
— Хорошо, Анита, — улыбнувшись самыми краешками выцветших старческих губ, кивнул Барт. — Что скажешь об обвинениях, что прозвучали здесь?
— Вранье все! От первого слова до последнего! — взвизгнула женщина, бросая свой убийственный взгляд то на Бьярга, то на смотрителя. Оба побледнели, на лицах их читался испуг. Поскольку приговорят ведьму или нет, еще неизвестно, а порчу на них напустить она сумеет и прямо сейчас. Да так, что мало не покажется. Видать, теперь-то Бьярг и не рад уже, что согласился свидетельствовать на суде, и предпочел бы забиться в какую-нибудь нору потемнее да поглубже — да поздно. Порча — она тем и сильна, что ведьме отнюдь не требуется видеть человека, достаточно лишь его образ перед мысленным взором держать, пока заклинание произносится.
— Значит, отрицаешь вину свою?
— Отрицаю! — тряхнула она жирными волосами. — Они, подлые, извести меня хотят. Жила тихо, никому зла не делала, травки собирала, лекарствовала помаленьку. Это ж как, эдиктами орденскими не запрещено?
— Запиши, что женщина сия, урожденная Анита Фанк, вину свою отрицает.
Писец послушно заскрипел пером. Шенк обратил внимание, что получается это у писца весьма шустро, видать, поднаторел в делах подобных. Сам он, как и любой выходец из стен Семинарии, грамоте был обучен, да и не только орденской, но и Кейтской, и Мингской, и даже Изначальной, которую преподавали немногим. Но вот искусство писать быстро, да еще и красивым, легко читаемым почерком, он так и не освоил. Все ж руки темплара куда более привыкли к мечу, чем к тонкому перу.
Тем временем инквизитор Барт повернулся к Шенку. Его лицо было словно высечено из камня — него>;:е инквизитору во время суда проявлять эмоции… и все же он улыбнулся юноше — чуть заметно, одними глазами.
И темплар встал… это был его миг, миг, ради которого его учили столько лет. Только он мог разобраться, где ложь, а где истина… и от того, как он справится с этим делом, в известной степени зависело и решение, которое примет этот суд. Он заметил, как полыхнул испуг в глазах женщины, увидевшей его алый плащ. В полумраке она не разглядела сразу, что один из сидящих перед ней людей, явившихся судить ее, — темплар. Шенк, звякая доспехами, подошел к ведьме, вытянул в ее сторону руку в латной перчатке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});