Антон Ермаков - Авалон:Хроники бессмертных

— Счастливы? — Флавиус удивленно вскинул бровь. — Да разве может быть что-то прекраснее бескрайних зелёных полей и залитых солнцем лесов?

— Если бы я знала ответ на этот вопрос, друг мой, я была бы человеком. — Чуть улыбнулась Сильфида.

В следующую секунду она резко затормозила, а потом начала парковаться к тротуару.

— В чём дело? — занервничал Флавиус. — Ты что-то почувствовала?

— Один из них здесь! — коротко ответила женщина. — Выходим из машины и соблюдаем все меры предосторожности. Помни, о чём нас предупреждали! По возможности ничего не трогаем и ведём себя так, будто всё это мы уже видели и раньше. Ничему не удивляемся!

Хлопнули дверцы, и загадочная пара покинула машину. Сразу стало видно, что роста они довольно высокого — оба возвышались над людской толпой по меньшей мере на полголовы. Никто из прохожих не обратил на них особого внимания — мало ли чудаков бродит по улицам Москвы пятничным вечером? Сильфида замерла в нерешительности, а затем, шумно вдохнув носом воздух и словно почувствовав что-то, направилась в сторону ближайшего кафе. Флавиус последовал за ней.

Они в нерешительности остановились около входа, разглядывая через витрину сидящих за столиками немногочисленных посетителей.

— Ты думаешь, нам придётся войти? — Флавиус был не то чтобы напуган, но вел себя, словно человек в окружении пауков: знаешь, что они не причинят тебе вреда, но испытываешь не слишком приятные ощущения.

— Да! — Сильфида взялась за ручку двери и решительно распахнула её. — Я чувствую, как поёт свет её души.

Наконец они вошли внутрь, щурясь от яркого света неоновых ламп. Всё здесь было чуждо и, на их взгляд, немного нелепо. Столики, за которыми сидели люди, были в беспорядке расставлены тут и там в большом зале, а у дальнего конца стены на ромбовидных деревянных полках теснилось множество бутылок, напоминая старинные винные погреба, которые довелось видеть Флавиусу много-много лет назад.

— Мы привлекаем слишком много внимания, — процедила Сильфида сквозь зубы и, подхватив своего спутника под руку, повлекла его к ближайшему незанятому столику. Аккуратно присев на замызганные пластиковые стулья, Сильфида наклонилась к Флавиусу и зашептала: — Все эти люди вкушают пищу. Очевидно, нам тоже нужно что-то раздобыть, иначе мы будем обнаружены!

В этот самый момент к ним подошла молодая светловолосая девушка. Сильфида резко выпрямилась на стуле и широко распахнула глаза — очевидно, она нашла, наконец, то, что так долго искала…

Малиновская, подходя к столику со странными посетителями, лениво жевала жвачку и мысленно была уже дома. Ноги за целый день хождения на каблуках жутко болели, да и вообще очень хотелось спать.

— Здравствуйте. Что будем заказывать? — безо всяких эмоций произнесла она.

Наступившее вслед за этим молчание затянулось, и Мария в упор посмотрела на женщину; та сидела с абсолютно невменяемым видом и то ли удивлённо, то ли возмущённо глядела на неё. И чего вылупилась? — подумала Машка.

— А… А что у вас есть? — неожиданно спросил мужчина.

— Нате вам меню, выбирайте, — Мария шлёпнула им на стол папку со списком закусок, почти удостоверившись в том, что под конец рабочего дня ей везёт на шизофреников.

Мужчина недоверчиво взял меню, как будто боялся испачкаться, а потом осторожно понюхал его. Малиновская закатила глаза и обернулась к Мишке, стоящему у бара. Тот, наблюдая за ней, усмехнулся.

В этот самый момент женщина, пользуясь тем, что Мария отвлеклась, сделала молниеносный выпад рукой и бросила ей что-то в карман кофточки. Снова развернувшаяся к ним Малиновская ничего не заметила и спросила:

— Ну? Выбрали?

— Нам вот это! — Флавиус показал пальцем на картинку, иллюстрирующую салат. — Две!

Идиоты! — подумала Машка. — Чего первое увидели, то и выбрали; а вслух, конечно, сказала: — Прекрасный выбор!

Записав в блокнотик «два салата», она направилась через зал на кухню и, зайдя туда, крикнула: — Коль, два салата сделай!

Откуда ни возьмись подскочил Иван Васильевич: — Ну, что заказали?

— Два салата. — Просто ответила Малиновская.

— Как? И всё? — лицо Ивана Васильевича смешно вытянулось. — А из напитков?

— Ой, а я что-то даже и не спросила, — хлопнула себя по голове Малиновская. — Сейчас пойду, узнаю.

Она снова вышла в гостевой зал, но столик, за которым только что сидела странная парочка, был уже пуст.

— А где… люди-то… — обращаясь больше к самой себе, чем к кому-либо, спросила Мария. Мишки за барной стойкой не было.

Пожав плечами, Машка ещё немного постояла, а потом развернулась и пошла собираться домой. Вынырнувший из коридора Миша услышал, как она тихонько бормочет себе под нос: — Всё, нафиг! Уработалась…

Шумная стайка воробьёв порскнула в стороны, когда из открывшейся двери на улицу выплеснулась компания молоденьких смеющихся девушек, а вместе с ними и Малиновская. Некоторое время они, никуда не расходясь, о чём-то оживлённо болтали до тех пор, пока в дверях не показалась грузная фигура Ивана Васильевича. Чмокнув наспех кого-то в щеку и бросив прощальный взгляд на полутёмную вывеску «кафе-бар „Луна“», Мария побежала к трамвайной остановке. Главное — успеть сесть в трамвай до тех пор, пока к нему не добрался их начальник — ехать в одном вагоне с Иваном Васильевичем до метро и слушать, как он вспоминает количество проданных сосисок и котлеток — удовольствие малоприятное.

К счастью, из-за поворота тут же вынырнул сверкающий огнями трамвай, и Машка разглядела на лобовом стекле яркие цифры «34». Повезло, её маршрут.

В сумочке зазвонил мобильный — это снова была Настасья. На Машину просьбу прогуляться с ней после работы она ответила:

— Да, да, конечно! Мы тебя подождём. Сегодня же пятница, можно сидеть сколько угодно. Да и вечер такой тёплый, замечательная погода. Мы все в нашем дворике, прямо у подъездов. Ждём, целую!

От этого как-то само собой поднималось настроение — приятно думать о том, что тебя кто-то где-то ждёт. Пусть даже и не в дорогом ресторане, и не на шикарном океанском лайнере, а просто семь старых друзей собрались у подъезда и не расходятся, потому что Машка ещё не приехала.

Снова медленно плывёт вдоль окон ночная Москва. Время позднее, поэтому салон полупустой, да и на улице маловато народу. Пролетела блещущая огнями Семёновская площадь с её огромными офисами-небоскрёбами. У метро вышло много пассажиров, и трамвай почти совсем опустел, въехав под своды старого парка. Маша почему-то очень любила именно эту часть пути, когда за окном вместо пыльных дорог только бесконечная зелень вековых лип, а между ними — огромные клумбы, тонущие в море ромашек и анютиных глазок. И почему всем так нравятся розы или орхидеи? Ведь на свете нет ничего лучше, чем букет полевых ромашек. Но Марии никто никогда не дарил ромашек. А жаль…