Гарри Тёртлдав - Молот и наковальня

Судя по взглядам, которые сановники бросали вокруг, Каставала вызывала у них почти те же чувства, какие они испытывали к городским проституткам. Что и говорить, по сравнению со столицей Каставала всего лишь невзрачный, маленький, грязный, занюханный городок. Но ведь то же самое можно сказать о любом другом провинциальном городе империи. Каставала ничем не выделялась в их длинном ряду. Лишь потом Маниакис сообразил, что в большинстве своем столичные вельможи ничего, кроме Видесса, не видели. Вся их жизнь проходила либо в самой столице, либо в загородных поместьях да охотничьих угодьях. Немудрено, что вид провинциального городка и царившие здесь нравы повергли их едва ли не в ужас.

— Поберегись! — раздался крик с одного из балконов, а вслед за криком почти на головы ноблей сверху хлынул щедрый поток помоев. Пораженные вельможи едва успели отпрянуть в сторону, приподняв края своих мантий, чтобы их не забрызгало отвратительно смердевшей жижей. Лица сановников выразили крайнюю степень отвращения.

— Эту женщину следует немедленно заковать в кандалы, — возмущенно выразил общее мнение Курикий.

— Ты полагаешь? — с трудом скрывая иронию, поинтересовался Маниакис. — Но в чем же ее вина? Ведь она честно предупредила о своих намерениях!

Курикий воззрился на него в изумлении и ужасе, возраставших по мере того, как он осознавал, что его будущий зять отнюдь не шутит. Казначея можно было понять: в большинстве домов Видесса имелась канализация; сточные трубы в столице издавна прокладывались под землей — роскошь, просто немыслимая для таких городов, как Каставала.

К тому времени как вельможи добрались до губернаторской резиденции, их лица сильно раскраснелись; большинство ноблей едва справлялись с одышкой. Отпирать парадные двери, чтобы впустить делегацию во дворец, не пришлось: ее приближение было давным-давно замечено, поэтому у входа толпились люди, желавшие приветствовать вновь прибывших и жаждавшие поскорее узнать новости, привезенные ими из Видесса.

— Не твой ли родитель стоит вон там, высокочтимый Маниакис? — спросил Курикий.

Ошибка казначея была вполне простительной, и Маниакис постарался сгладить неловкость:

— Нет это Симватий, отец сопровождающего вас Регория, мой дядя, младший брат губернатора. Они с отцом похожи словно две капли воды. А рядом с ними моя кузина Лиция.

Стоявшая довольно далеко Лиция никак не могла расслышать слов Маниакиса, но тем не менее помахала ему рукой. Улыбнувшись, он повторил ее приветственный жест. До того как семья Симватия прибыла на Калаврию, почти сразу же вслед за семьей губернатора, младший Маниакис был едва знаком со своей двоюродной сестрой, но с тех пор они жили под одной крышей, и дружба их сделалась настолько тесной, что Ротруда частенько отпускала по этому поводу шутки. Причем младший Маниакис, обычно не возражавший против дружеских поддразниваний, всегда готовый сам подшутить над кем угодно, начинал заметно нервничать, когда поводом для веселья становилась его чересчур нежная дружба с кузиной.

— Да благословит тебя сам Фос, мой кузен! — воскликнула Лиция, когда Маниакис вместе с ноблями из Видесса подошел ближе. — Ведь ты привел к нам столь замечательных гостей!

Симватий энергично кивнул, соглашаясь с дочерью. А вслед за ним закивали кухарки, грумы и прочая дворня, высыпавшая из дворца вслед за господами. Прибытие незнакомцев, наверняка привезших самые свежие новости, возбуждало всеобщее любопытство.

— Аплакий! Попроси моего отца как можно скорее выйти к нам! — приказал Маниакис. — Скажи, что его ожидает высокочтимый Курикий, а с ним другие высокочтимые и досточтимые вельможи, только что прибывшие из Видесса с целью обсудить с ним ряд неотложных дел.

Аплакий исчез за дверьми. Прочие начали возбужденно переговариваться. Вновь прибывшие и так выглядели весьма важными персонами, но когда стало ясно, что к губернатору пожаловала высшая знать империи, слуги не смогли более сдерживать языки, принявшись высказывать вслух свои предположения. Лиция не отводила взгляда от Маниакиса; ее глаза возбужденно блестели, а лицо покрылось легким румянцем. В отличие от слуг, она сразу угадала ту единственную причину, по которой столь высокопоставленные сановники могли пожаловать в Каставалу.

Вскоре в дверях вновь показался Аплакий; старший Маниакис следовал за ним по пятам. При виде губернатора Курикий и его спутники повели себя более чем странно. Вместо того чтобы отвесить глубокий поклон, как ожидал младший Маниакис, они сперва пали на колени, а потом распростерлись ниц, прямо в пыли, сотворив полный проскинезис, — приветствие, каким знатные видессийцы свидетельствовали свою преданность лишь одному человеку. Автократору.

Младший Маниакис даже рот приоткрыл от изумления. Его отец сперва недоуменно шевельнул кустистыми седыми бровями, а затем сплюнул на землю в знак того, что отвергает все соблазны бога ледяной тьмы Скотоса.

— Прекратите немедленно! — прогремел губернатор. — Встаньте! Поднимитесь, кому говорю! — В злом голосе старшего Маниакиса проскользнул едва уловимый испуг. — Если вы при помощи подобного представления надеетесь вовлечь меня в заговор против Автократора Генесия, советую вам охладить пыл да хорошенько призадуматься!

Сановники, покряхтывая, поднялись с земли. В испуге и унынии они бросали друг на друга растерянные взгляды.

— Боюсь, ты не правильно нас понял, о благороднейший Маниакис! — дрожащим голосом произнес Курикий. — Мы, прибывшие к тебе сегодня, уже повинны в измене. По крайней мере, в глазах Генесия. Мы спешили сюда из Видесса, дабы нижайше умолять тебя спасти нашу несчастную империю, ибо без твоего вмешательства она погибнет, падет неминуемо и скоро, либо вконец опустошенная разорительными набегами макуранцев, либо в результате безумных деяний кровавого тирана, узурпировавшего императорский трон.

Отец с сыном быстро переглянулись. Ведь совсем недавно, перед самым прибытием корабля, доставившего в Каставалу Курикия с его спутниками, они сами обсуждали возможность восстания против Генесия. Тогда старший Маниакис резко отверг саму мысль о мятеже. Но теперь… Теперь губернатор, окинув задумчивым взглядом кучку испуганных сановников, спросил:

— Что же такого особенного сотворил Генесий? Чем сумел возмутить всех вас? Вас, которые более шести лет покорно повиновались ему, словно преданные псы!

Некоторые из вельмож виновато понурились. Но Курикий, обладавший большим мужеством — возможно, то было мужество отчаяния, — решительно ответил:

— О благороднейший губернатор Маниакис! Если уж говорить о покорных псах, то у выхода с пирса мне попалось на глаза копье с черепом несчастного Хосия. Что ж ты не удосужился убрать его за долгие шесть лет? Не получается ли, что все эти шесть лет ты бегал с нами в одной своре?