Наталья Болдырева - Ключ

— Беги! — Я оттолкнул ее, выдернул ладонь. Она сделала пару шагов назад. Прежде чем обогнуть злосчастную избушку, оглянулась.

Ее взгляд был полон неисчерпаемого спокойствия… Именно этот, глубокий, проникновенный взгляд позволил мне вынести избиение накатившейся толпы. Упав, я не пытался встать. Закрыв голову руками, катался по земле в надежде ускользнуть от беспорядочно мелькающих ног. Иногда это мне даже удавалось. Удары были на удивление мягкими. Но не думаю, что я продержался бы долго, если бы не подоспевшая подмога.

— Трусы! — этот окрик заставил толпу рассыпаться. Приподняв гудящую голову, я увидел других людей. Людей, облаченных в кольчуги. Они бежали ко мне, и им уступали дорогу. Один, с мечом, жарко блестящим от пролитой крови, шел, заглядывая в глаза каждому, и каждый опускал взгляд. — Где вы были, когда мой отряд сражался с грабителями? Где бы вы вообще были, если бы не мои люди?! Прятались под своими телегами? Кто позволил вам отходить от обоза? Из-за вас я потерял пятерых… Пятерых! Герои — ха! Псы! Осмелились тявкать, лишь когда враг показал спину. Всем возвращаться к телегам и ждать там, слышали? Ждать там пока мои люди прочесывают лес. — Он остановился. Жалкая и присмиревшая, толпа потянулась прочь от избушки. Взглядом сосчитав своих солдат, воин повернулся ко мне. — Пойдешь в обоз. Сам. И будешь ждать там. Ясно?

Завороженный гневным взглядом карих глаз, я отрывисто кивнул — поляна плавно закружилась вокруг. Удовлетворенный таким ответом, воин дал знак солдатам, и они пробежали мимо, задев тяжелыми, мокрыми плащами, скрылись в чаще позади избушки. Обеспокоенный, я дернулся было следом, ведь именно туда убежала девочка, но один из босяков задержался, чтобы ткнуть меня вилами в нужном направлении, и я встал, повернул в противоположную сторону.

Острая боль накатывала волнами. Я шел, ощупывая полученные ушибы, и мимо меня пробегали люди: много людей. Мой конвоир не пытался заговорить с ними, молчал и я, и те скрывались из виду, растворяясь в гуще кустарника. Иногда из зарослей выныривали воины. Одним взглядом оценив наш тандем, не говоря ни слова, спешили мимо — вглубь чащи. А когда в просветах показалась дорога, наперерез, ломая ветви тяжелой ношей, вывалился раненный солдат. Человек, которого он нес на плечах, был мертв. В том, что он был мертв, я не усомнился ни на миг. Руки убитого свободно свешивались с плеч солдата. Залитая кровью, неестественно вывернутая и сжатая в кулак ладонь, неровно остриженный ноготь с траурной каймой. Я покачнулся, накатила дурнота, все закружилось, и, почти падая, я отшатнулся в сторону, подальше от натужно хрипящего раненного.

— Куда? — он повернулся, и я увидел кровь, стекающую на глаза из-под шлема. — Помоги.

Это звучало как приказ. В два шага солдат преодолел разделявшее нас расстояние и, перехватив за руки, сбросил ношу с плеч.

— Ноги держи…

Я послушно подхватил труп повыше лодыжек. Толстая кожа сапог была пропитана кровью. Я отвел взгляд. За моей спиной уже никого не было, где-то рядом хлестко ударяли в спешке раздвигаемые ветви. Солдат стоял, откинув голову, и дышал глубоко и неровно. Потом он встряхнулся, как пес, и скомандовал:

— Пошли.

Мы спускались по склону к широкому тракту. Спотыкаясь о камни, я пытался охватить взглядом открывающуюся панораму и сообразить: как? как я очутился здесь?! Вдоль совершенно разбитой грунтовой дороги длинной лентой вытянулся обоз, собранный из запряженных лошадьми телег. Двигаясь медленно и нехотя, под нами ползли крытые фургоны, разбитые колымаги, какие-то абсолютно дикие волокуши. Люди, впряженные в них, смотрели только себе под ноги. Возницы фургонов, плотно вставших вдоль тракта, грозили кнутами, громко ругались, сплевывали. Они хотели двигаться дальше, но им мешал затор из брошенных хозяевами телег. Со всех сторон к обозу спускались люди. Затор постепенно рассасывался. Когда мы подошли ближе, движение на тракте уже возобновилось. Выйдя на дорогу, солдат остановил первый же фургон.

— Довезешь до гарнизона в Крючьях, — не обращая внимания на протестующие возгласы хозяина, мы перевалили начавшее деревянеть тело через борт.

— Куда? Полотно! Там же полотно! Кровью!

— Заткнись… — солдат вдруг оперся о высокое колесо фургона. Сморгнул, встряхнул головой. Не думая, я схватил его под локоть.

Удар с разворота в челюсть отправил меня в грязь. Кулак плотно прошелся по скуле — перед глазами потемнело. Я сел, пытаясь разобраться с разбегающимися мыслями. Застонал, ощутив наливающуюся боль. Солдат машинально тёр костяшки, оглядывался рассеянно.

— Проваливай.

Развернувшись, он захромал в хвост обоза.

Пытаясь встать, я оперся о деревянную спицу. Фургон тронулся. Занозя руки и волоча вперед, колесо подняло меня на ноги. Шатаясь, я отошел в сторону, ладони горели. Я стал у обочины, высасывая мелкие деревянные иглы. От затора не осталось и следа, и на дороге стало свободнее. Девочка. Я сплюнул. Кровью. Мне надо срочно найти девочку. Это я помнил очень четко. Вот только никак не мог сообразить — с чего начать поиски?

От непосильной умственной работы меня избавил всадник. Он промчался мимо на огромном, аспидно-черном коне. Я едва успел отскочить — алое полотнище плаща наотмашь хлестнуло по лицу. Резко натянув поводья, он заставил жеребца взвиться на дыбы, развернул упирающееся животное и смерил меня долгим, насмешливым взглядом.

Липкий, холодный комок, собравшись где-то под сердцем, подкатил к горлу. Ладони мгновенно вспотели, во рту пересохло. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким беззащитным. А всадник, играя, заставлял коня гарцевать на месте. Раззадоренное животное дико всхрапывало, кусало удила.

— Оставьте, если Вы покалечите его, он не сможет идти.

Эти слова, произнесенные усталым, бесцветным голосом, принесли мне невероятное облегчение. Я резко, всем корпусом обернулся.

Этот всадник был облачен в стальную кирасу, защищавшую мощный торс. Шлем и мелкозернистая кольчужная сетка скрывали лицо, рука в кожаной перчатке сжимала длинное черное копье. Стальной наруч был испачкан запекшейся кровью. К седлу у бедра крепился небольшой щит с изображением черной, сгорающей в желтом пламени, птицы. Взгляд мой уперся в навершие спрятанного в ножны меча.

Опустив копьё, воин слегка ткнул меня острием в плечо, очевидно, приказывая поворачиваться и идти. Признаться, я повиновался с радостью. Именно он опрокинул, развернул бесновавшуюся толпу назад: он или приведет меня к девочке, или поможет ее найти. Почему-то я был в этом абсолютно уверен. Маньяк на вороном жеребце громко расхохотался, и, все еще смеясь, тронул коня прочь.