Урсула Ле Гуин - Одиночество

– Мужчины знают то, о чем женщины и понятия не имеют. В конце концов я могу пойти в Дом юношей ненадолго и уйти оттуда, когда захочу. Я должен это сделать. Мне столькому хочется научиться здесь! Да у нас вообще нет о них почти никакой информации. Все, что мы знаем о местной культуре, касается обычаев Круга Тетушек. Поэтому я пойду туда, к ним, и останусь на столько времени, сколько понадобится для того, чтобы составить полноценный отчет. Но я уже никогда не смогу вернуться в Круг Тетушек или Дом юношей после того, как я ушел оттуда. И тогда у меня лишь две дороги: назад, на корабль, или попытаться стать мужчиной. Мама, я тебя очень прошу, позволь мне пройти через это!

– Я все равно не понимаю твоего стремления научиться стать мужчиной, – ответила она помолчав. – Ты и так уже мужчина.

И тогда он рассмеялся, а она его обняла.

Глядя на них, я думала: «А что будет со мной? Я ведь корабль-то даже почти и не помню. Я хочу быть здесь, где моя душа. И я хочу продолжать учиться тому, как жить в этом мире».

Но я боялась и мать, и Родни, которые могли воздействовать на меня своей магией, и потому привычно безмолвствовала.

Эднеде и Родни ушли из деревни вместе. Мать Эднеде Нойит была рада не больше моей, и хотя они вместе вышли провожать сыновей, они не обменялись ни словечком. Этот обряд состоялся накануне ухода; вечером мальчики по традиции обошли все дома Круга, и это заняло довольно много времени. Все дома располагались на расстоянии голоса друг от друга, а между ними росли кусты, тянулись ирригационные канавы и бежали дорожки. И в каждом доме их ждали матери и дети, чтобы сказать им последнее «прощай»… Вот только никто ничего подобного не говорил: в моем языке просто нет таких слов, как «здравствуйте» или «до свидания». Мальчиков просто приглашали войти и давали им припасы на дорогу до Территории. А когда уходящие подходили к дверям, каждый из домашних по очереди подходил к ним и касался их ладони или щеки. Я помню, как точно так же провожали Йита. И тогда я плакала. Нет, мне не жаль было расставаться с ним, я недолюбливала его лишь чуть меньше, чем его младшего братца, дело было в другом: тогда впервые я осознала, что кто-то может вот так уйти из твоей жизни навсегда, словно он уже умер. И с этой мыслью было трудно примириться. Но на сей раз я не плакала; и все же я не спала всю ночь для того, чтобы дождаться и услышать, как он встанет до рассвета и тихо уйдет. Я знала, что мать тоже не спит, но мы обе продолжали притворяться спящими и дождались наконец: мы услышали, как он тихо встает, собирает вещи и уходит из этого дома навсегда. И мы продолжали притворяться друг перед другом и лежали так еще долго.

Я читала ее статью «Юноша, достигший брачного возраста, покидает Круг Тетушек: отмирающий пережиток древних обрядов».

Она просила его взять с собой радиопередатчик, чтобы хоть изредка связываться с ней. Но Родни был непреклонен:

– Я хочу сделать все как положено, мать. Нет смысла этого делать, если я сам знаю, что это неправильно.

– Но я просто не выдержу, если не буду о тебе ничего знать, Родни, – взмолилась она по-хайнски.

– Ну а представь себе, что радио сломалось или его кто-то украл… Да мало ли что с ним может случиться! И тогда ты начнешь волноваться обо мне еще больше, причем, возможно, без всякой причины!

Наконец она согласилась ждать полгода до первого дождя; и тогда она отправится в приметные руины у реки, отмечающие границу Территории, а он попытается прийти туда тоже.

– Но жди не больше десяти дней, – предупредил Родни. – Если я и тогда не приду, значит, действительно не могу.

И она согласилась. Она в тот момент была похожа на мать неразумного малыша, готовая согласиться на все, что он только пожелает. Мне это показалось неправильным, хотя то, что сказал Родни, имело смысл; никогда еще ни один сын не возвращался для встречи с матерью.

А вот Родни мог это сделать.

Лето было долгим, ясным и чудесным. Я училась глядеть на звезды; это когда вы ложитесь на спину на открытый холм в ясную летнюю ночь и находите себе какую-нибудь звезду на востоке, а затем отслеживаете ее путь по ночному небу до самого рассвета. Конечно, вы можете отвести взгляд ненадолго, если глаза устали, и даже подремать, но главное – это суметь вновь найти свою звезду на небосклоне. И смотреть, смотреть, смотреть до тех пор, пока вы сами не почувствуете, как поворачивается планета, и пока не осознаете той гармонии, в которой движутся звезды, ваш мир и ваша душа. А когда ваша звезда опустится за горизонт, вы можете спокойно уснуть и спать, пока рассвет не разбудит вас. И тогда вы сможете приветствовать солнце уважительным безмолвием сопричастного. Я была так счастлива на холмах в те великие теплые ночи, сменявшиеся после ясными рассветами. Первые два раза мы ходили глядеть звезды вместе с Хиуру, но потом разошлись по разным холмам, потому что в такие моменты нужно быть одному.

И вот однажды, когда я на рассвете возвращалась после проведенной на холмах ночи по узкой долине между Скалистым Утесом и Охраняющей Дом Горой, внезапно кусты раздвинулись, из них вылез мужчина и заступил мне дорогу.

– Не бойся меня, – сказал он. – Вслушивайся!

Он был раздет по пояс, и его плечи и грудь говорили об огромной силе; а еще от него разило потом. Я так и застыла на месте: он ведь сказал «Вслушивайся!», как Тетушки. И я стала слушать.

– С твоим братом и его другом все хорошо. Но твоей матери не нужно приходить на место встречи. Несколько мальчишек собрались в шайку, чтобы поймать ее там и изнасиловать. Я и другие мужчины сейчас охотимся на их заводил. И скоро мы убьем их. Твой брат не с ними. С ним все в порядке. Повтори, что я сказал.

Я повторила его сообщение слово в слово – сказалась многолетняя практика вслушиваться.

– Хорошо. Правильно, – сказал он и, оттолкнувшись от земли своими сильными короткими ногами, легко, одним прыжком, заскочил на каменный карниз над моей головой. И я осталась одна.

Мама как раз собирала вещи, чтобы отправиться на Территорию, но я передала сообщение Тетушке Нойит, и она тут же направилась к нам во двор, чтобы поговорить с моей матерью. Я присутствовала при этом разговоре и не просто слушала, а вслушивалась в ее слова, потому что она говорила о вещах, о которых я знала очень мало, а мама – та вообще понятия не имела. Нойит была скромной невысокой женщиной, очень любившей своего сына Эднеде; а еще она очень любила петь и учить, и потому в ее доме всегда было полно ребятишек. Она видела, что мать уже собралась в дорогу, и сказала ей:

– Мужчина из Дома у Горизонта сказал, что с мальчиками все в порядке. – Но заметив, что мама ее не слушает, заговорила чуть громче, притворяясь, что обращается ко мне: – Он сказал, что несколько мужчин сейчас разгоняют шайку. Они всегда так делают, когда юноши собираются, чтобы устроить какое-нибудь непотребство. А иногда к таким шайкам еще присоединяются и взрослые маги, и старшие юноши, и просто любители побезобразничать. Оседлые мужчины убьют всех магов и проследят за тем, чтобы никто из юношей при этом не пострадал. Но если шайка вырывается с Территории, то тогда уже никто не может быть спокоен за свою безопасность. Оседлые мужчины этого не любят и всегда защищают Круги Тетушек. Так что с твоим братом ничего не случится.