Дин Кунц - Психоделические дети

Он оставил всех их без внимания. Упорно карабкался по склону холма на вершину, туда, где гробница впилась в небо, как сломанный зуб. Где-то глухо стучали в барабан. Где-то звенел колокол…

Он надавил плечом на каменную дверь, почувствовал, как та поддалась на заржавевших петлях, услышал, как они заскрипели, услышал, как внутри забегали крысы. Вступив под своды гробницы, сопровождаемый лунным светом, который хлынул следом за ним, направился к саркофагу. Они заключили ее в гроб из известняка, чтобы ускорить процесс гниения трупа. Почему-то это наполнило его яростью. Он отбросил непомерно тяжелую крышку и взглянул на ее бледное лицо. Нежно — как же нежно! — вынул ее из гроба и поместил на мраморную плиту на свободное место, еще не занятое очередным покойником.

Где-то слышался благовест, постепенно отдаляясь; на задворках — опять же непонятно где — служили панихиду.

И он готов был воздать хвалу; готов был разразиться панегириком…

Свет луны с высоты во мне будит мечтыО прекрасной Аннабель Ли!В блеске звезд в небесах вижу свет я в очахПрекрасной Аннабель Ли!И вот так, ночи все напролет, рядом с той, что живетВ моем сердце, бок о бок лежу и покой сторожу нареченной моей.Там, где море поет у могильных камней,Я в гробнице лежу рядом с ней…

Он был уже за три мили от Степлтона. И никаких стражей!..

Он согнал машину с дороги и задумался. Уж не сходит ли он с ума? Где же патрульные и куда подевался блокпост, который всегда был здесь? Что же тогда реально: кладбище или полиция? Наверняка полиция! Он же не Эдгар Аллан По, который спал со своей умершей возлюбленной. Кроме того, его жена не умерла. Он обернулся и взглянул на нее. Лицо ее сморщилось, как от боли. Окликнул ее по имени. На краткий момент ему показалось, что она отвечает. Но ее губы даже не шевельнулись. Он отвернулся от нее и глянул прямо перед собой. До Кингсмира — десять миль. А там что произойдет? Посетит ли его вновь видение кладбища? Или еще случатся какие-то непонятные вещи? Он внезапно вспомнил исчезновение геликоптера, и его бросило в дрожь. Медленно выехал обратно на дорогу…

…Он проснулся и поцеловал ее в шею.

Ее пышные черные волосы рассыпались по обнаженным плечам, покрывая грудь, завитками выбиваясь из-за розовых ушек…

Она поцеловала его в ответ.

А затем она лежала в известняковом гробу… Сначала теплая и живая… потом холодная и разлагающаяся… Снова порхал геликоптер. Геликоптер исчез — никто не успел и глазом моргнуть — в мире, где люди внезапно позабыли о том, что научились летать… Затем он возник снова, преследуя странную пару, которая сбежала давным-давно, когда мир на несколько секунд стал совсем другим…

Надгробия…

В мгновение ока!

В мгновение ока! В мгновение ока!

Он очнулся на две мили ближе к Кингсмиру. И все уже знал! Загнал машину прочь с глаз и пробрался к заднему сиденью, где лежала она. Провел пальцами по ее лицу, под подбородком, ощутив, как кровь пульсирует в жилке ее шеи. Лаура изменяла реальность. Почему-то в коматозном состоянии, в котором она сейчас пребывала, ее психическая мощь изливалась постепенно, а не так, как раньше — сразу, подобно взрыву. Все ее паранормальные возможности сейчас находились под контролем! И они заключались не только в способности к телепортации и чтению чужих мыслей, они представляли собой нечто гораздо большее — возможность изменить Вселенную. Тогда, некоторое время тому назад, когда он подумал, что ему только почудилось, что она отвечает, оказалось, что она и на самом деле ответила, — и сейчас он об этом точно знал. То, что губы не шевелились, роли не играло.

— Лаура, ты можешь слышать меня?

Ответ «да» донесся словно откуда-то издалека — ему пришлось напрячься, чтобы расслышать.

— Лаура, ты услышала геликоптер, распознала на расстоянии оцепление и блокпост. И ты изменила время и реальность, пока машина, перемещаясь вне обоих миров, не миновала опасную точку. Разве не так?

— Да, — донеслось откуда-то издалека.

— Послушай, Лаура, кладбище — это все неверно. Чертовски поэтично, но неверно. Верно другое. То, где мы в постели, Лаура. — Он потрепал ее по подбородку. Поцеловал в губы и попытался заставить ее сосредоточиться. Услышал сирены на дороге и заговорил быстрее…

Он говорил о мире, где никогда не бывает галлюциногенных детей. Говорил о мире, где все нормальные…

Он проснулся раньше нее и лежал, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание: как шелест пены морского прибоя на прибрежных камнях.

Вид из окна радовал глаз. Снег шел с самого ужина. Поодаль, за седой ивой, лежало шоссе — черная размытая полоса в словно заново побеленной удивительной земле. Там расчищали дорогу, так как нагревательные кольца в ее потоке снова вышли из строя. Почему-то ему показалось, что все это он уже видел прежде. Словно вновь ожившее эхо.

Мечты, парящие в небе, сгораютОт молний и пеплом посыпаютГоловы тех, кто в снегу, молясь перед амвоном,Готовят сказочные котильоны…

Он не был уверен: бессмысленны эти стихи или нет. Более того, они казались навязчиво знакомыми. Он тихо повторил их.

— Фрэнк? — спросила она.

— Знаю.

— Уже скоро.

— Я выгоню машину из гаража.

— А снег?..

— По-видимому, об этом позаботились, — ответил он, чувствуя, что то же самое уже было сказано однажды перед этим.

— Я люблю тебя, — сообщила она, когда он проходил через дверь в наполненную тенями гостиную. Это всегда заставляло его вздрагивать: ее лицо, голос, наконец, слова. Дрожь, однако, не прошла — от позвоночника она распространилась по всему телу, проникая в каждый нерв. Чего он так боится? И отчего такое чувство, что все это так знакомо? То, что он опасается за Лауру, — это вполне естественно — она же беременна. Внезапно ему до чертиков захотелось, чтобы это была девочка. И затем дрожь прошла, как только он вышел за машиной. Ему стало тепло, мир казался удивительным, и ощущение того, что все это было прежде, пропало. Все вдруг выглядело другим и новым.