Кирилл Еськов - Последний кольценосец

— Так ведь ребенок в доме, Гэндальф, это всегда сплошной разор: сначала испачканные пеленки, потом поломанные игрушки, дальше разобранные отцовские часы, а уж что начинается, когда он подрастет... То ли дело дом без детей — чистота и порядок, глаз не отведешь; только вот хозяев это обычно не слишком радует, и чем ближе к старости — тем меньше.

— Меня всегда изумляло, Саруман, как ловко ты умеешь выворачивать чужие слова наизнанку и хитрой казуистикой опровергать очевидные истины. Только на сей раз, клянусь Чертогами Валинора, номер не пройдет! Средиземье — это множество народов, живущих сейчас в ладу с природой и с заветами предков. Этим народам, всему укладу их жизни, грозит смертельная опасность, и я вижу свой долг в том, чтобы опасность эту предотвратить любой ценой. Волк, таскающий овец из моего стада, имеет свои резоны поступать именно так, а не иначе, но я входить в его положение совершенно не намерен!

— Я, между прочим, озабочен судьбой гондорцев и рохирримов не меньше твоего — просто вперед заглядываю чуть дальше, чем ты. Тебе ли, члену Белого Совета, не знать, что совокупное магическое знание в принципе не может прирастать относительно того, что было некогда получено из рук Ауле и Оромэ: ты можешь утрачивать его быстрее или медленнее, но повернуть этот процесс вспять не в силах никто. Каждое следующее поколение магов будет слабее предыдущего, и рано или поздно люди останутся с Природой один на один. Вот тогда-то им и понадобятся Наука и Технология — если, конечно, ты к тому времени не изведешь все это под корень.

— Им вовсе не нужна твоя наука, ибо она разрушает гармонию Мира и иссушает души людей!

— Должен тебе заметить, что в устах человека, собирающегося развязать войну, разговоры о Душе и Гармонии звучат несколько двусмысленно. Что же до науки, то она опасна вовсе не им, а тебе, точнее — твоему больному самолюбию. Ведь мы, маги, в конечном счете лишь потребители созданного предшественниками, а они — творцы нового знания; мы обращены лицом к прошлому, они — к будущему. Ты некогда избрал магию — и потому никогда не переступишь границы, предначертанной Валарами, тогда как у них, в науке, рост знания — а потому и могущества — поистине беспределен. Тебя гложет самый страшный сорт зависти — зависть ремесленника к художнику... Ну что ж, это и вправду веская причина для убийства; не ты первый, не ты последний.

— Ты ведь и сам в это не веришь. — спокойно пожал плечами Гэндальф.

— Да, пожалуй что не верю... — печально покачал головой Саруман. — Знаешь, те, кем движет алчность, жажда власти, ущемленное самолюбие, — это еще полбеды, у них по крайней мере случаются угрызения совести. Но нет ничего страшнее ясноглазого идеалиста, решившего облагодетельствовать человечество: такой весь мир зальет кровью по колено и не поморщится. А больше всего на свете эти ребята обожают присказку «Есть вещи поважнее мира и пострашнее войны». Тебе ведь она тоже знакома, а?

— Я беру на себя эту ответственность, Саруман; История меня оправдает.

— О, в этом-то я как раз не сомневаюсь — ведь историю эту будут писать те, кто победит под твоими знаменами. Тут есть испытанные рецепты: Мордор надо будет превратить в Империю Зла, желавшую поработить все Средиземье, а тамошние народы — в нежить, разъезжавшую верхом на волках-оборотнях и питавшуюся человечиной... Только я сейчас не об истории, а о тебе самом. Позволь-ка мне повторить свой бестактный вопрос о людях — хранителях знаний мордорской цивилизации. То, что их надо будет убивать — не фигурально, а вполне натурально, — сомнений не вызывает: «сорняк должен быть выполот до конца», иначе эта затея вообще бессмысленна. Так вот, мне интересно — хватит ли у тебя духу поучаствовать в этой «прополке» лично; да-да, именно так — будешь ли ты своими руками отрубать им головы?.. Молчишь... Вот всегда с вами так, с радетелями за Человечество! Сочинять прожекты об «Окончательном решении мордорского вопроса» — это всегда пожалуйста, а как доходит до дела — сразу в кусты: вам подай исполнителей, чтоб было потом на кого кивать, скрививши морду, — это все, дескать, ихние «эксцессы»...

— Кончай эту демагогию, Саруман, — с раздражением бросил один из сидящих, в синем плаще, — и погляди-ка лучше в Зеркало. Опасность очевидна даже слепому. Если не остановить Мордор сейчас, мы не сможем этого сделать никогда: через полета лет они завершат свою «промышленную революцию», додумаются, что смеси селитры можно использовать не только для фейерверков, — и тогда пиши пропало. Их армии станут непобедимы, а прочие страны наперегонки кинутся заимствовать их «достижения» со всеми отсюда вытекающими... Если тебе есть чего сказать по делу — давай говори.

— До тех пор, пока белый плащ Главы Совета ношу я, вам придется выслушивать все, что я сочту нужным, — отрезал тот. — Впрочем, я не стану касаться того, что, вознамерившись вершить судьбу Мира, вы — четверо — узурпируете право, которое магам никогда не принадлежало: вижу, что это бесполезно. Будем говорить на доступном для вас уровне...

Позы его оппонентов составили выразительную групповую пантомиму «Возмущение», но Саруман уже послал куда подальше всякую дипломатичность.

— С чисто технической точки зрения план Гэндальфа по удушению Мордора посредством затяжной войны и продовольственной блокады вроде бы неплох, но имеет один уязвимый пункт. Чтобы победить в такой войне (а она будет очень тяжелой), антимордорской коалиции не обойтись без мощного союзника, для чего предлагается разбудить силы, дремлющие с предыдущей, дочеловеческой Эпохи, — обитателей Зачарованных лесов. Это уже само по себе безумие, ибо они никогда не служили никому, кроме самих себя. Вам, однако, и этого мало. Чтобы сделать победу гарантированной, вы решили на время войны передать в их руки Зеркало: ведь прогнозировать с его помощью военные операции вправе лишь тот, кто сам будет в них участвовать. Это — безумие в квадрате, но я готов рассмотреть и этот вариант, если коллега Гэндальф внятно ответит на единственный вопрос: каким способом он собирается потом вернуть Зеркало обратно?

— Я полагаю, — небрежно взмахнул рукою Гэндальф, — что проблемы следует решать по мере их возникновения. Почему вообще мы должны исходить из того, что они не пожелают возвращать Зеркало? За каким чертом оно им сдалось?

Наступило молчание; то есть такой беспредельной глупости Саруман и вправду не ожидал. А эти все, значит, считают, что так и надо... Ему показалось, будто он барахтается в ледяной каше мартовской полыньи; еще миг — и его утащит течением под ее кромку.

— Радагаст! Может, ты хочешь чего-нибудь сказать? — Это прозвучало как призыв о помощи.