Не все мухи попадают в Ад - Владимир Сыров
– Нет, – отец мрачно покачал головой.
– Хм… занятно. Значит, стресс стал катализатором. Форсированное развитие все же редко, но бывает. – Врач снова уставился на проекцию, словно ища там ответы на все вопросы. – Заблокируем дар на время. Рано ему ещё с такими силами играться. Тело не подготовлено, контроля никакого. Тренируйте его. Физически. Бег, плавание, гимнастика. Вам виднее, Рен Экрон.
– Ещё вопросы? – он вздохнул. – Нет? С вас 195 тысяч за диагностику и 300 рублей за суточное содержание. Всего доброго.
***
Я проснулся от того, что что-то теплое и мокрое тычется мне в щеку.
— Доге, ну хва-а-атит! — засмеялся я, открывая один глаз.
Передо мной сидел Качок-Доге Кабосу III и вилял хвостом, сбивая пух с одеяла. Его золотистая шерсть блестела в утреннем свете, а на морде застыло самое глупое и обожаемое мной выражение.
— Ты же знаешь, — зевнул я, потягиваясь, — что я люблю поспать подольше.
Доге в ответ лизнул мне нос, оставив липкую дорожку слюны. Я застонал, но все равно потянулся погладить его за ухом. Его шерсть пахла летом и чем-то сладким — наверное, вчера мама опять купала его в своих шампунях.
Собака...
В животе неприятно засосало. Мама говорила, что года три назад на меня напала собака. Страшная, большая, с огромными зубами. А врач объяснил, что я не запомнил это, потому что испытал большой стресс. Такая, мол, реакция организма. Ну и хорошо, что не запомнил. Даже сейчас, представляя, как какая-то огромная, мохнатая махина с зубастой пастью смотрит на меня… бррр! Меня бросало в дрожь. Но Доге... Доге был другим. Добрым. Папа говорил, что Доге – потомок славных самурайских псов из Японского Сёгуната.
Вспоминая тот день, я вдруг подумал, что от меня что-то скрывают. Это точно. Я видел по лицам родителей. Даже не по лицам, а… по телу, что ли? Они странно начинали шевелить глазами, глядя на меня. Как-то украдкой. И дыхание у них какое-то… не такое. Сбивчивое. Нервное. Но не суть. Мне говорят, я маленький, чтобы в таком разбираться, но я большой. Мне уже… целых восемь лет! И мне есть чем гордиться. После той истории с нападением я лежал в больнице. В огро-о-о-мной капсуле. Она вся светилась и гудела. А мне было плохо. Голова болела, а что-то в районе сердца так сильно сжималось и разжималось, будто меня кто-то мял в руках. А руки и ноги… будто в кипяток опускали. Жгло и кололо. Неприятно.
Так вот. Через окно капсулы я видел не только обеспокоенных людей (как оказалось, моих родителей), но и нервного врача. Он что-то быстро рассказывал и сильно удивлялся, всё время косясь на меня…
Я обнял Доге за шею, зарываясь лицом в густую шерсть, быстро тряся головой, чтобы забыть внезапные воспоминания.
— Влад, ты проснулся? — В дверь постучала тетя Эля.
Я натянул подушку на голову:
— Нет!
— Тогда этот шоколадный круассан, наверное, съем сама...
Я мгновенно сорвался с кровати, запутавшись в одеяле. Доге радостно прыгал вокруг, чуть не сбивая меня с ног.
Тетя Эля стояла на пороге с подносом. Кроме круассана там был стакан какао с зефирками в форме дракончиков — мои любимые.
— Два часа до выхода, — сказала она, ставя поднос на тумбочку. — Ты успеешь потренироваться, позавтракать и...
— Сходить к друзьям! — перебил я, хватая круассан.
Тетя Эля вздохнула:
— Только ненадолго. И не вздумай опять пролезать через дыру в заборе! В прошлый раз ты порвал новую рубашку.
Я с набитым ртом только закивал. Доге уже сидел у моих ног, преданно глядя в глаза.
— Ладно, ладно... — Я отломил кусочек круассана. — Только потому, что сегодня особенный день!
Доге аккуратно взял лакомство с ладони, стараясь не задеть зубами. Его теплый нос коснулся кожи, и я вздрогнул — в пальцах вдруг защекотало, будто по ним пробежали мурашки.
Опять...
Я сжал кулаки. В последнее время это случалось все чаще — легкие покалывания, вспышки статики.
После выписки меня сразу предупредили, что у меня дестабилизировался дар. Магический дар, да! В почти что пять лет. Обычно, возраст для проявления и формирования ядра составляет двенадцать лет, одиннадцать… ну, десять. А у меня в пять. Круто же! Да, как я потом понял, дар насильно заблокировали, чтобы я случайно что-то не натворил. Мама говорила – типа я могу случайно дом взорвать, если буду чихать слишком громко. Ха-ха. Смешно. Но сам факт. Дар. У меня. В пять лет! А как оказалось, дар ещё и… трёхнаправленный! Не знаю, хорошо ли это, но три звучит круче, чем один, точно.
Прошло с тех пор три года. Три года, Клара! Целая вечность. И дар мне так и не разблокировали. Ни разу. Представляете?! Они говорят, что это опасно. Что я ещё слишком мал. Что нужно ждать. Ждать! Хочу уже знать, что там, внутри! Какие силы хранит моё тело, хи-хи-хи. Никто не говорит, только твердят: «Рано ещё, Владислав, подрасти сначала, подготовь тело», «Опасно это, сынок, магия – не игрушка», «Терпение, Владислав, терпение». Бла-бла-бла…
Но кое-что я всё-таки замечаю. И могу предположить! Мама, Амма Экрон, часто надевает металлический напёрсток, когда идёт обнять меня или взять за руку. Иначе её бьёт током! Статическое электричество!
Ха! Им я богат. И не потому, что я одет в шёлк с ног до головы. Просто я… я просто думаю, что какая-то из веток магии точно молния. Совпадение? Не думаю! Такое слабое проявление остаётся даже после полной блокировки дара. И даже, с течением времени, усиливается. Это я прочел в книжке, вот так!
По остальным дарам у меня нет информации. Родители молчат, как партизаны. Да я особо и не спрашиваю. Хватило пары раз, когда, после моих вопросов про магию, их глаза наполнялись… болью? Жалостью? Непонятно. Но они так обеспокоенно озирались друг на друга, словно боялись, что эта информация нанесет мне вред. Покажет что-то нехорошее. Я понимал: эта тема их самих сильно беспокоит. И что-то мне подсказывало, что сейчас не время думать об этом. Да и забыл я как-то
