Безумья темный страх (СИ) - Елин Алекс

Королева не верила своим глазам и ушам. Прокашлявшись, она замерла с открытым ртом и недонесенным до него блинчиком.

— Добрый день, госпожа Эримен, — поздоровался уважаемый житель Ариэль с телеведущей. — Рад неравнодушию нашего телевидения к таким острым политическим проблемам, которые встали перед нами, народом Розми.

— Господин Фоллст, как я знаю, вы являетесь не только одним из самых уважаемых жителей Ариэль, но еще и состоите в отдаленном родстве с Ее Величеством и принцем Лоуренсом. Именно поэтому вопрос о судьбе принца для вас является не просто политическим, но еще и внутрисемейным? — улыбнулась госпожа Эримен.

О таком неожиданном родственничке королева слышала впервые, но она все же нашла в себе силы высунуться за дверь столовой и заорать на всю виллу:

— Генерала Бодлер-Тюрри, моего пресс-секретаря и главу службы по связям с общественностью! Немедленно или пусть включат телевизор на первый канал!!!

— Да, несомненно, — продолжал тем временем вещать нежданный родственничек. — Я переживаю за бедного принца, который по нашему закону, закону о престолонаследии, подкрепленном тысячелетними традициями и всеми устоями нашего общества, должен был стать нашим королем. Мальчик не только лишился короны, но я боюсь и того, что он лишился жизни.

— Но как вы это можете утверждать? — телеведущая явно нервничала, ведя диалог с этим новоявленным членом королевской семьи. И нервничала она не зря: Талинда собиралась не только лишить ее работы, но и отправить в тюрьму, а вместе с ней и ее начальников, которые не только отсняли данную программу, но и посмели ее выпустить на одном из центральных каналов. — К тому же утверждать такое не безопасно, ведь это открытое выступление против Ее Величества, что карается не только нашим Уголовным кодексом, но и может быть пресечено лично королевой Розми, а она стоит, как известно, над Конституцией.

— Давайте по порядку, — мило улыбнулся господин Фоллст. — Как такое можно утверждать? А кто-нибудь видел принца Лоуренса после коронации Ее Величества? Кто-нибудь что-нибудь слышал о его судьбе? Отвечу вам: нет, таких сведений нет! А ведь это ребенок! Невинный ребенок, которому не повезло — не нашлось того, кто мог бы его защитить. Как я не боюсь задавать и обсуждать подобные вопросы? Боюсь. И сильно боюсь, поверьте, ведь король или королева Розми стоят выше любых законов и Конституции, но я знаю одно: если со мной что-либо случится после этой телепередачи — значит, я был прав, и принца Лоуренса уже нет в живых, — наглец принял патетическую позу страдальца за народ и отечество. Глядя на него Талинда решила, что грех пропадать такому таланту, надо ему и вправду предоставить возможность пострадать, за народ и отечество, вестимо.

— Но принц — маленький мальчик, он может не участвовать в дворцовых церемониях и встречах, поэтому нельзя утверждать, что он мертв. Вполне возможно, что принц находится в каком-либо замке, — настаивала ведущая.

В этот момент в столовую проскользнули генерал и пресс-секретарь. Они встали перед столом, уставившись в телевизор.

— Возможно, возможно, — согласился хитрый джентльмен. — Но нельзя утверждать и обратного. Дело в том, что права Ее Величества на престол уступают правам принца Лоуренса, и Ее Величество будет устранять всех, кто имеет больше прав, или всех, кто не согласен с ее правами. Об этом можно судить по неожиданным чисткам в правительственных учреждениях. Был убит мой хороший друг верховный жрец Интовар, посмевший открыто заявить о нарушении прав принца Лоуренса, за что и был немедленно казнен. Казнен, прошу заметить, без суда и следствия. То же самое случилось со многими нашими согражданами, открыто выразившими свое несогласие. Это произошло в первую неделю правления Ее Величества, когда тело ее деда, короля Джонатана, только-только было предано огню.

— Винсент! Я же говорила: слишком много смертей! Слишком! Они выставят меня тираном и кровавой королевой! Самандой[1] прямо-таки! — прошипела королева.

— Эти казни были необходимы, этих людей внес в список Ваш дедушка, — ответил генерал. — Они никогда не признали бы Вашей власти, и вся эта грязь полилась бы раньше.

— Но ведь король Джонатан II лично передал корону своей внучке, отрекаясь от престола в ее пользу, — возразила ведущая. Над верхней губой даже сквозь грим у нее выступил пот, и это стало видно на экране. Она очень боялась, но продолжала вести передачу. Интересно, кто, сколько и чего ей пообещал?

— Да, но на тот момент Его Величество уже довольно долго и тяжело болел. При таком заболевании и горе, подкосившем его здоровье, — я говорю о страшной трагедии, произошедшей на свадьбе сына принца Джеффри, также о самой судьбе принца Джеффри, — вполне возможно, что Его Величество был уже не в сознании или не в трезвом уме, чем могли воспользоваться люди, сделавшие ставки на Ее Величество, — развел руками джентльмен.

— Но ведь отречение было засвидетельствовано министрами, главами вооруженных сил, полиции, ГСР, верховными жрецами и многими другими, — возразила госпожа Эримен. Она пыталась улыбаться, но от каждого слова седого джентльмена, улыбка ее становилась все более и более вымученной и страдальческой.

— Конечно, их собрали в одной комнате, окруженной преданными людьми Ее Величества; вернее, тех, кто стоит за ней, ибо Ее Величеству всего восемнадцать лет и трудно поверить, что у нее есть свои преданные люди и сторонники. Прошу заметить — это были военные. Не просто военные, это был командир Первого отряда, это были люди из спецслужбы охраны короля, которые позже провели наглядную казнь несогласных! Эти люди умеют лишь убивать. Причем им все равно, кого они убивают. Нет, эта церемония была фарсом, я полагаю, — господин Фоллст выглядел очень убедительным.

— Но ведь смерть принца Лоуренса по-прежнему остается лишь вашим предположением, — настаивала ведущая.

— Если он жив, я обращаюсь к Ее Величеству, обращаюсь на правах родственника: покажите его! Покажите и дайте нам засвидетельствовать, что предъявленный ребенок — это и есть принц Лоуренс!

Дальше Талинда не стала слушать. Она обернулась к генералу и госпоже Коменски.

— Эту сволочь — в тюрьму, этого гада — на расстрел! Публичный!

— Ваше Величество, — генерал постарался говорить как можно спокойнее, — этого нельзя делать.

— Это еще почему?! — взвыла королева. — Вы же сами мне все уши прожужжали про Лоуренса? Так почему я не могу уничтожить этих тварей?!

— Именно потому, что они открыто выступили, мы и не можем их тронуть. Этот эфир — их защита, — пояснила госпожа Коменски, женщина всю свою жизнь верой и правдой служившая королевской семье. — Если с ними что-то случится, это будет представлено как то, что они говорят правду, а Вы их караете за правду. Сейчас их нельзя трогать. Позже

— Ваше Величество, госпожа Коменски права, — подтвердил генерал.

— Но Лоуренс жив! — ударила кулаком по столу королева, пнула стул, от удара улетевший в стену. — Жив!!! А корону мне передал дедушка! Если бы она досталась Лоуренсу, за него правили бы регенты! Мне не нужна корона! Я никогда ее не хотела!

— Ваше Величество, мы это знаем, — генерал подошел к побелевшей девочке. Впервые в жизни, он ее обнял как ребенка. Та разревелась у него на груди. Как маленький ребенок, с несвязными причитаниями, всхлипываниями и вытьем в полный голос. На самой высокой ноте ее воя в столовую влетел Майкл Фокс, встревоженный грохотом стула, разлетевшегося о стену пару минут назад, а теперь услышавший дикий вой королевы.

Талинда выла минут пятнадцать на одной ноте, размазывала слезы и сопли по своему лицу и одежде генерала. Винсент гладил ее по голове, ничего не говоря. Госпожа Коменски гладила по плечу и приговаривала, что они все знают, просто так случилось. Майкл топтался около стола, чувствуя себя тут совершенно лишним (как и все присутствующие), но не находя сил уйти, потому что его подопечная страдала и ревела, а он ее обожал как дочку всем сердцем. Наконец девушка проплакалась, утерла глаза и нос рукавом, уселась на целый стул и тихо спросила: