Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1
Шак рассуждал спокойно, как о покупке сена, от чего только больше пробирало.
— Стоило ли городить такой огород из-за его медяков? — заупрямился Эд. — Сколько они за визу просили?
— Марку.
— Не сходится.
— Угум. — Согласился Шак. — Сидим тут с тобой, из головы выдумываем. Между тем, все просто: деньги сами по себе, девка — сама по себе. Будем считать, нарвался котяра.
— Наверное, ты прав, — нехотя согласился Эд. — Но в последнее время столько непоняток. Возня какая-то…
— Ладно. Проехали. Давай думать, как из этого поганого княжества выбираться.
— И — в какую сторону, — подала голос Фасолька.
— Ой, только не начинай свою песню с начала! — одернул ее Апостол. — На юг мы точно не поедем. Для начала направимся в Венс.
— Там в город не пускают. Опять по сараям ютиться? Скоро зима…
— Отстань. Во-первых, зима еще не скоро. Во-вторых, я тебе шубу купил — не завянешь.
Саня молчком озирал компанию. Шак сидел ссутулившись. Кулаки покоились на столе. Собака скользил вдоль стены. Легко так, бесшумно, будто не кованные сапоги на ногах, а мягкие ичиги. Мастер! Девчонки приуныли. Видимо, и второй тоже хотелось на юг.
Чего не скажешь о Сане. Он там целый год прожил. Летом жара, не продохнуть. Зимой сыро. Весной и осенью вообще — труба. В эти два нелегких сезона ему и на севере-то не очень. Кошачья натура своего требует. Каждая девушка красавицей кажется. А в южных княжествах женщине без провожатого шагу ступить не дают. Там они на особом положении. Женщина — жемчужина в оправе из аметистов, женщина — свет очей ее господина. Ее глаза миндаль, ее щеки- персик… Вай! Красиво звонят. А на деле: эти персики по тридцать штук взаперти сидят и на одного мужика за ткацкими станками горбатятся. Любая бродяжка — будь она, хоть старя, хоть страшная — все равно мигом окажется чьей-то женой. Там в марте коту впору удавиться. Если девчонки Шака уломают, и он повернет на юг, идти с ними Сане ровно до ближайшей границы. За ней распрощается. Но стоит ли говорить об этом сейчас? Не стоит, наверное.
— А давай, только зиму у моря проведем и сразу назад, — не отставала Фасолька.
— Уймись, пока я тебя не прибил, — развернулся к девушке Шак. — Забыла, как мы тебя из сераля вытаскивали? Спасибо Ципе, без нее бы вообще не нашли. Обратно захотела? Думаю, Зомар-бей тебя по сей день ждет, в окошко смотрит: где моя ненаглядная горошинка, где моя любимая фасолинка…
— Все! Молчу! Только не поминай эту зверюгу.
— Представь, котейка: мы только границу перешли, а на нас уже налет. Отряд, человек пятнадцать, все вооружены. Какое там, обороняться. Стоим ждем, что будет. Они нам мирно предложили остановиться, осмотрели, ощупали. Нас собакой и Цыпу не тронули, а Фасольку, без объяснений — в мешок. Расскажи котику, девочка, что он там с тобой делал?
— Не надо, Шак! Я же просила.
— Нет уж, давай, рассказывай.
— Что, что… что и остальные. Только непрерывно всю неделю, пока меня Цыпа не нашла. Поест, поспит и опять — снова да ладом. Думала, сдохну.
— Силен мужик! — без всякого, впрочем, восторга оценил бея Саня.
— Да он сам чуть не окочурился, — презрительно выпятила губку Фасолька. — До того дошло: его двое слуг на меня укладывали, ну и там еще… помогали.
— Да называй ты вещи своими именами, — расхохотался Собака.
— Отстань. И знаешь для чего? — повернулась девушка к коту.
— Вроде понятно… Постой, неужели он приплода добивался?
— Угу. Такую картину обрисовал, не будь я связана, глаза бы ему выцарапала, и все выступающие части оторвала, начиная с головы. Говорит: ты мне горошин народишь, а я их в гаремы стану продавать. Озолочусь. Дриады и так большая редкость, а на Юге их вообще не сыскать.
— Он, что, дурак? — Сане не верилось, что такие тупые еще где-то водятся.
— Именно. Зато богатый и разведка у него самая мощная на побережье. Он за три дня до нашего приезда знал: сколько нас и когда будем на границе.
— Все! Поболтали, пора собираться, — оборвал Фасольку Шак. — Котяра, помоги собаке запрягать. Умеешь?
— Умею, — откликнулся Саня. Обращение его покоробило. Котяра, разумеется, кто спорит. Но как-то оно… или проведя несколько лет исключительно среди людей, он попросту отвык? Сказать? А зачем? Может, и идти-то с ними до первого перекрестка. Если…
Кольнуло подозрение. Вполне может статься, довезут его до ближайшего пограничного кордона и там продадут. Кота-нарушителя ищите? А — получите. Деньги вперед.
— Что застрял? — прикрикнул на него от двери Шак.
— Думаю.
— Сказать о чем? — ядовито поинтересовался собака. — Не сдадим ли мы тебя по сходной цене на первом посту? Верно?
— Есть такая мысль.
— Не сдадим. И либо ты нам веришь, либо уматываешь сейчас же. Нам с тобой валандаться некогда.
Задачка. Шак вышел из сарая, собака дожидался у двери. Девчонки начали выбираться из кучи сена, в котором уже просидели лунку.
А на него, между прочим, никто не давил. Хотели бы они его продать, уговаривали бы, поди, да золотые горы на шелковых коврах сулили. И как только Саня про себя этот факт отметил, так сразу и решился:
— Я — с вами.
— Пошли запрягать.
Ни восторга, ни недовольства — один голый факт.
Лошади у арлекинов были справные. Не лошади — картинки. Апостол каждую огладил, охлопал и только после этого передал Эдварду. Одна телега шла под круглым тентом. С другой навес сняли.
— Он раскрашен для представлений. Убрали, чтобы не выгорал, — тихо пояснила Цыпа.
Ее только теперь удалось разглядеть в подробностях. Бедная девушка! Саня не стал пялиться.
Она вся была как лезвие: узкие плечи, узкая, некрасиво скругленная спина, узкие бедра. И лицо тоже. Смуглая, смуглая. Глаза черные, круглые. Зато рот широкий. Влажно поблескивали, полные губы. Да еще длинный кривоватый нос. Не мудрено, что она все время норовит забиться в тень.
Он быстро приноровился к работе. Собака дело знал и понапрасну не дергал. Когда обе телеги встали, как и положено, за лошадьми, дошла очередь до мешков и коробов. Тут Шак действовал в одиночку. Ну и силушка! Апостол без труда ворочал там, где и двоим трудновато, станет. В конце открытой телеги встал плетенный из лозы сундук.
— Полезай, — скомандовал главарь Сане. — Цыпа сядет сверху.
— Не полезу. Я там задохнусь.
— Ни черта тебе не сделается. Сундук со сквознячком. Зато никто тебя, такого на сегодняшний день знаменитого не увидит. Или желаешь ехать на облучке и зазывать народ на представление? У них тут давненько кастрации не было. Не каждый день пакостливые коты в Кленяки забегают. — К концу тирады Апостол ревел.
А ты как хотел? — закручинился внутри себя кот. Назвался товарищем, изволь соответствовать. И никто не обязан тебя уговаривать. Велено, лезть в сундук — полезешь. Мать ее! Так и продадут в упаковке.
Саня откинул легкую крышку и остолбенел. На дне сундука лежали книги.
— Тут…
— Забирайся. Назначаю тебя на весь переход хранителем библиотеки, — осклабился Эд. Саня начал разуваться. Иначе не мог! Нога не поднималась.
— А ты говоришь: дикий, — крикнул собака Шаку. — Глянь, какой культурный кот нам попался.
— Заткнись, Эд. А ты засунь ботинки подальше, чтобы на виду не валялись. Но учти, с перепугу попортишь книги, я тебя убью. Не фигурально, а буквально. Разницу понимаешь?
— Понимаю.
К концу перепалки кот успел обидеться. За полудурка они его тут держат? А он, между прочим, почти год работал у учителя. Тот его и читать, и писать научил. Вернее, Саня сам выучился.
Тот год начинался тихо и спокойно. Каждый день с утра, нанятый на ярмарке в соседнем княжестве, работник запрягал двуколку. Вечно всем недовольный учитель, ехал в замок владетельного синьора. К вечеру он возвращался еще более недовольный, приносил тетради и все оставшееся до сна время, возмущался сиятельной тупостью. Учить грамоту отпрыск барона решительно не хотел. А поскольку, кроме работника общаться учителю было не с кем, он и монологи свои строил, как бы, полемизирую с Саней.
— Нет, вы только посмотрите, уважаемый, — длинный хрящеватый палец грозил в низкий потолок, — что он тут пишет!
Уважаемый в это время скреб пол, чистил одежду или варил обед. Поначалу Саня не вникал. Если человеку интересно самому с собой разговаривать, зачем мешать? Однако со временем монологи учителя стали длиннее, а главное ядовитее. Он уже не называл баронета неофитом, а исключительно ослом; тыкал пальцем в исписанный листок и призывал в свидетели все четыре стихии. Надрывался, одним словом. Сане стало его жалко. Слово за слово, он выспросил у нанимателя про азбуку, а там, с непонятной для самого себя легкостью за каких-то две недели выучился читать. И пошло: учитель на работу, Саня — за книжки. Жаль, их было совсем не много. Учебники в основном. Кот их буквально проглотил.
