Филип Фармер - Бегство в Опар

Баркасы продолжали двигаться по середине реки, пока не оставили за собой полмили. Затем они пошли под углом от своего прежнего курса по направлению к городу. Здесь царило оживление: сновали рыбачьи лодки, ялики и баркасы, перевозившие продукты с ферм, разбросанных вдоль западного побережья к северу от Опара. Эта протяженная долина располагалась относительно низко и тянулась на 15 миль, пока не упиралась в огромный водопад на севере.

Западное побережье — более плоское и широкое, чем восточное, но сразу за ним начиналось предгорье, за которым появлялись мощные вершины столь же высокие, как и на востоке.

К востоку от города, на расстоянии одной мили, находился небольшой островок, единственный на этом озере. По его окружности росли деревья; над внутренней частью возвышался белый замок, увенчанный куполом. Все население острова насчитывало три человека — жрицы, состоявшие на службе в храме Лупоес. Этот островок был первым местом в долине, куда вступила жрица Лупоес — жрица-исследовательница. Именно здесь она повстречалась с первыми обитателями долины, первобытными гокако. И именно здесь она спросила одного из них о названии этого места. А он, отвечая ей на своем языке, сказал: “Опар”, что значило “я не понимаю вас”. Лупоес присвоила этой долине имя Опар, ошибочно полагая, что это и есть ее исконное название. Позднее поселение назвали также Опаром.

На этом острове жрица и окончила свой земной путь в возрасте 70 лет. Ее возвели в ранг божества, в ее честь построили храм. Остров Лупоес, подобно острову богини Карнет, был для мужчин запретным.

Лодки скользили одна за одной, минуя деревянные лачуги и вигвамы, выстроенные за пределами городских стен. Строения тянулись на полмили к западу и на четверть мили вглубь. Это были дома рабов гокако, а также свободных граждан, надсмотрщиков, мастеров и солдат, которые ими командовали. Здесь же размещались и огромные хранилища, фасадом выходящие на деревянные причалы. Выше северных стен раскинулся город, состоящий из таких же деревянных построек, но его населяли бедные слои свободных граждан.

Хэдон завязал тесемки шляпы под подбородком. Ветер сегодня такой сильный, нежелательно, чтобы шляпа улетела, открывая при этом волосы и лицо. Стараясь еще лучше замаскироваться, он надел на левый глаз черную повязку. Меч нуматену, завернутый в одеяло, Хэдон нес на плече вместе с плоским ящиком, в котором находились некоторые товары, предназначенные для продажи. Ему полагалось следовать за Клайхи, будто он ее слуга.

Баркасы привязали к причалу, принадлежащему Храму Кхо. Клайхи обождала, пока все подготовятся к отходу, а затем решительно зашагала по улице за стеной. Один солдат раскрыл бамбуковый зонтик от солнца и ринулся к жрице с намерением держать его над ней; другой ударил в маленький барабан; третий заиграл на свирели. Клайхи предпочла бы, чтобы вокруг нее не создавали столько шума, но, поскольку знали ее многие, решила, что будет лучше, если она пойдет как обычно. В противном случае могут заинтересоваться, в чем причина ее стараний быть столь незаметной.

Внешняя стена пятидесяти футов высотой состояла из гигантских гранитных блоков с вкраплениями розового кварца. Посередине восточной стены находились широкие ворота — сквозь них могли промаршировать плечом к плечу двадцать солдат. Обе массивные створки ворот толщиной десять футов были сделаны из бронзы; на них изображались сцены из истории Опара. Ворота, с тех пор, как их воздвигли восемь столетий назад, закрывались лишь трижды. Три раза, тем не менее, их швыряло наземь, и в каждом случае причиной тому было землетрясение. Город сам троекратно отстраивался заново и, вне всякого сомнения, будет еще не один раз строиться вновь.

Путешественники проследовали через базарную площадь, растянувшуюся вдоль набережной реки на полмили. Она походила на все другие рынки Империи, отличало ее лишь множество гокако. Эти волосатые люди — низкорослые, коренастые, с толстыми шеями, массивной грудной клеткой, со скошенными лбами — когда-то были многочисленны, но теперь попадались только в этой долине, хотя ходили слухи, что этих дикарей можно повстречать еще где-то возле Южного Моря.

По обеим сторонам ворот стояли копьеносцы. Каждый отряд насчитывал тридцать человек: те, которые стояли слева, принадлежали Королю; другие — Королеве.

Клайхи не сбавила шага, напротив, последовала с таким видом, будто ей нечего скрывать. Оно бы и так, если бы Гамори можно было доверять. Гвардейские офицеры отдали жрице честь; она благословила их и продолжила путь. Группа путешественников миновала внешнюю стену толщиной двадцать футов и направилась к внутренней. Высота этих стен была одинаковой, но сверху внутренней стены возвышались, чередуясь меж собой, маленькие круглые башенки и остроконечные гранитные глыбы. В башнях располагались караульные; монолиты же увековечивали память героев и героинь Опара. Здесь, должно быть, установлена пара в его честь, подумал Хэдон, ведь он выиграл как Малые, так и Великие Игры. Однако они, скорей всего, находятся ниже пределов видимости.

Внутренние ворота также оказались открытыми, их тяжеловесные бронзовые створы развернуты в обе стороны. Путники вступили на широкую улицу с названием “Божества-Птицы”. Большую часть улицы шириной 115 футов занимал еще один рынок. Здесь продавалось множество животных и птиц, предназначавшихся для жертвоприношений в Храме Кхо — на другой стороне улице.

Клайхи вела группу сквозь палатки, загоны для скота и сараи, оставляя позади шумных животных, птиц и еще более шумливых продавцов и покупателей. Ее целью был гигантских размеров девятиугольный вход в храм — массивное, выполненное из гигантских блоков здание, увенчанное огромным куполом в форме луковицы, крытым пластинами из золота. По обеим сторонам входа — три ряда монолитов из гранита, по двенадцать в каждом ряду. Высота каждого превышала в два раза рост Хэдона, верхняя часть каждого монолита высечена в форме птицы. Черты, характерные для птиц, за модель которых брались реально существующие пернатые, были преувеличены или искажены: головы, то больше, то меньше, чем следовало, клювы загнуты, а то и вовсе скручены, количество глаз варьировалось от одного до девяти, перья — то слишком длинные, то слишком широкие, почти огромные, а иногда и вовсе отсутствовали.

Хотя птицы и выглядели так, будто их высек сумасшедший, но если посмотреть внимательно, замысел становился понятен. Гранитные скульптуры изображали птиц, превращающихся в людей, стадии различных метаморфоз.

Хэдон нервничал и обливался холодным потом с тех самых пор, как группа покинула лодку. Только теперь на расстоянии всего лишь двадцати футов от входа в храм ему стало полегче. Во рту все еще ощущалась сухость, но он уже смог пить из фонтана, струящегося как раз рядом с храмом.