Николай Князев - Владигор. Римская дорога

— Не думаю, что Марк будет их слушать.

— Возможно, юному Гордиану это и неинтересно. Но другие сумеют истолковать твои слова как изменнические. Но поговорим о Гордиане. Насколько я знаю, этот юноша многим тебе обязан.

— Пожалуй… — кивнул Владигор, не зная пока, к чему клонит его собеседник. — Но мы с ним давно не виделись…

— Он плохо наградил тебя за оказанные услуги?

Владигор отрицательно покачал головой. После возвращения из Аквилеи он видел Марка один-единственный раз, у него в доме. Разговор шел о наградах, постах и должностях, но от всего этого Владигор отказался. Юный Цезарь предлагал ему не только дружбу, но и службу, а СЛУЖИТЬ синегорский князь никому не собирался — ни римским богам, ни римским правителям. С богом Беленом и его жрецом вышла промашка, второй раз Владигор повторять ту же ошибку не хотел. Гордиан получил желаемое, он теперь Цезарь, наследник престарелых императоров, и жизнь его вне опасности. Марк сразу заметил, что Архмонт держится как-то натянуто.

«Ты как будто не рад нашей встрече? — спросил он, надеясь, что Владигор опровергнет его слова, но этого не последовало. — А я надеялся, что у меня есть верный друг…» — «Римляне не дружат, а лишь используют…» — отвечал Владигор резко. «Да, я был слишком слаб и слишком молод, чтобы защитить себя… Но почему ты попрекаешь меня этим?» Краска залила лицо Гордиана, он хотел добавить еще что-то, но потом передумал и лишь надменно сжал губы.

Всякий раз, вспоминая этот краткий разговор, Владигор был уверен, что поступил верно, и все же на сердце у него было тяжело. Никакие самооправдания не помогали. И была еще одна вещь, которая его тяготила. Это странное «поведение» аметиста. Едва он приблизился к Гордиану, как камень начал мерцать. Но не красным блеском тревоги, нет, камень то вспыхивал ярким, режущим глаза светом, то медленно гас, чтобы тут же вспыхнуть вновь. Прежде ничего подобного Владигор за ним не замечал. И что означало это мерцание, не мог понять. Он даже подумал, нет ли поблизости другого ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ, более слабого, но потом отбросил эту мысль. Камень реагировал на Гордиана…

— Ты о чем-то задумался, Архмонт? — вернул его к действительности голос Мизифея. — Гордиан оскорбил тебя?

— Нет… — сказал Владигор. — Но теперь вряд ли ему нужна моя дружба. — Ему было неприятно произносить эти слова.

— И все же я надеюсь, что Гордиан прислушается к твоему мнению. Скажу честно, я бы мог явиться к Цезарю лично и поговорить с ним об интересующем меня предмете. Увы, я опасаюсь, что не смогу получить нужный мне ответ.

— Какой же ответ ты хочешь услышать?

— Я хочу сделаться учителем юного Цезаря.

Владигору показалось, что он ослышался.

— Учителем? Ты думаешь, ему теперь это нужно?

— Именно это нужно ему сейчас!.. Правителю вообще никогда не поздно учиться, а особенно тому, кто так молод. С юными Августами порой случаются странные и страшные вещи. Они как безумные влюбляются в порок, вид крови приводит их в неистовство, а власть буквально лишает разума. Калигула, Элагабал… В таком возрасте пурпур действует на юный мозг как отрава.

Говоря это, Мизифей пристально смотрел в лицо Владигору своими черными блестящими глазами. Синегорцу на мгновение почудилось, что ритор прекрасно знает, кто он такой, знает, что совсем мальчишкой он сделался князем и что у него тоже был свой мудрый учитель.

— Гордиан не таков… — сказал он сухо.

— Ты прав, я слышал его выступление вечером на Рострах, в тот вечер, когда пришло известие о смерти Гордианов. Поэтому я и хочу быть рядом с ним. Если ты рекомендуешь меня Цезарю, он отнесется к твоим словам с вниманием.

— Так, ты избрал для разговора этот пир, чтобы к твоим словам с вниманием отнесся я? — неизвестно отчего раздражаясь, спросил Владигор.

— Может быть, это общество и не самое лучшее, но зато тебе удобно возвращаться домой, — заметил Мизифей. — Что немаловажно.

— С ритором трудно спорить…

— Мне нравится, что мы понимаем друг друга с полуслова.

— Но прежде, чем говорить с Цезарем, я должен знать доподлинно, что ты хороший учитель… — сказал Владигор задумчиво. — Могу я испытать тебя?

— Я даже буду настаивать на этом.

— Ну что же… Есть предсказание Сивиллы…

Мизифей предостерегающе поднял руку:

— Надеюсь, оно не добыто тайком из книг, что хранятся в храме Юпитера и находятся в ведении сената?

Владигор отрицательно качнул головой:

— О нет… я говорю о той старухе, что живет в пещере, в Кумах.

— Новые пророчицы надеются, что дух великой Сивиллы перейдет в их тело и сам Аполлон заговорит их устами, — улыбнулся Мизифей. — Ну что ж, послушаем, что говорит нынешняя Сивилла.

— Так вот, предсказание гласит:

Двери времен открывает последний живущий                                                           смертью своею.Никто из римлян благородных не увидит,                                                        что зрел его глаз.Но каждый узрит, что доступно живущим с ним вместе.Третий день, наступив, отворит временные врата.Помни, открытыми быть им до восхода                                                      Луны бледноликой.

Если Мизифей и задумался над услышанным, то лишь на несколько мгновений.

— Несомненно, предсказание говорит о том времени, когда должна произойти смена поколений. Умрет последний представитель прошлого поколения, и наступит время нового. Происходит это раз в сто или в сто десять лет. Боги шлют свои знамения, сообщая, что смена поколений свершилась. Тогда назначаются Столетние игры. Игры, которые каждое поколение видит только один раз. Ну а последние две строки говорят, что в третий день игр откроются временные врата.

— Как просто, — пробормотал Филимон. — Одно удовольствие иметь дело с умным человеком.

— Так когда же состоятся эти Столетние игры? — нетерпеливо спросил Владигор.

— Достаточно скоро. Думаю, что лет через восемь или девять, максимум десять… Скорее всего, в год тысячелетия Рима. Будет знамение — будут и игры.

— Что же, я должен ждать целых десять лет?

— Даже император, будучи великим понтификом, не может назначить игры по своей воле раньше срока.

— Архмонт, боюсь, нам придется поступить на службу, — пробормотал Филимон заплетающимся языком — он успел изрядно поднабраться. — За десять лет мы с тобой сильно пообносимся… Даже ты, Хранитель времени, не властен сделать так, чтобы тысячелетие наступило на годик-другой раньше…