Ли Танит - Серебряный любовник

Мои глаза сами собой расширились.

– Так она и сказала?

– В точности так. Я знаю это, потому что в тот момент имел несчастье находиться рядом, - кивнул Кловис. - Конечно, я очень удивился и, когда она отвернулась от видео, спросил: "Разве Джейн не приходила и не забирала робота себе?" Египтия распахнула свои топазовые глаза, совсем как ты сейчас - свои. "О! Да, - воскликнула она, - я совсем про это забыла. Его забрала Джейн". Забавно, не правда ли?

– Она что, забыла?

– Ты ведь знаешь, кого она любит. Целиком и полностью погружена в себя. Для Египтии никто не существует, кроме нее самой да этих диких богов, которые насылают на нее то душевный подъем, то упадок сил. Это ты влюбилась в него, Джейн. А Египтия влюблена только в Египтию.

– И ты позвонил в Э.М., чтобы разъяснить ошибку?

– С какой стати я бы это сделал?

– Из злорадства, - сказала я.

Он усмехнулся и опустил глаза, чем немало удивил меня.

– Джейн, он был со мной. Согласен, это совсем особый опыт. Шекспир разразился бы парой сонетов. Но я только в миллионный раз убедился, какое дерьмо большая часть человечества. Тебя интересует, сообщу ли я, что ты и Сильвер до сих пор сожительствуете? Именно это я должен с изумлением предположить. И именно об этом, опять-таки предполагаю, пронюхали наши маленькие поджигатели. Корпорация сыщиков Дж. и М.

Я прерывисто вздохнула, и сказала твердым голосом.

– Да, Кловис.

– Вот тебе ответ: нет. Ах, какое облегчение.

– Э.М. знает свое дело. Если они проведают, что он все еще гуляет на свободе...

– То от него останутся лишь зубчики часового механизма.

Его слова оглушили меня, ужас и страх вернулись снова. Да еще эти изверги могли появиться в любой момент.

– Знаешь, - начал Кловис, - я, кажется, догадываюсь, как Джейсон тебя выследил. Но я перебила его:

– Кловис, ты не можешь одолжить мне немного денег? Или просто дать? Не знаю, смогу ли я вернуть. Но если бы мы выбрались из города, уехали на север...

– Мысль хорошая. Деньги ты можешь взять. Но только представь, что Э.М. или Совет устроили засады на шоссе, на линиях флаеров, ведущих за город.

Я смотрела как будто сквозь него.

– О Боже. Об этом я не подумала.

– Не вешай нос. Я сочиняю альтернативный план. Оставайся здесь, немного подожди. Мне нужно кое-кому позвонить.

– Кловис!

– Да. Меня зовут именно так, а не Иуда Искариот, так что расслабься.

– Какой план?

– Ну ты совсем как твоя потрясающая мамаша... Другой голос полоснул меня, как ножом, так что я покачнулась:

– Джейн! Джейн!

Я медленно обернулась. Египтия стояла на маленькой лестнице, ведущей в спальню. Она кинулась ко мне, как будто ее подхватил резкий порыв ветра, вспенивавший воздух. Она подлетела, и вцепилась в меня, не давая пошевелиться.

– Джейн, Джейн, Джейн. Я знала, что ты придешь. Знала, что ты поймешь и придешь, потому что ты мне так нужна. Ах, Джейн... я так боюсь.

Я чувствовала, что утопаю в потоке ее слов, и первым движением было оттолкнуть ее. Но она держала меня крепко, как любовника, а ужас ее вылился в какое-то странное нечленораздельное гудение, как у проводов под напряжением.

– Потом продолжим, - сказал Кловис.

– Кловис...

– Положись на меня. Я знаю, что делаю. - Он пошел в сторону кухни. Пойду, посмотрю, как там Слаумо.

Египтия обвила меня, как змея, обволокла запахом своих духов, и я стала понемногу успокаиваться.

Хорошо, что мой любимый не подвержен истерикам, как я. Он, наверное, ждет меня, не испытывая никакого страха, думая, что я зашла к кому-нибудь из наших общих знакомых, может быть, ужинаю с ними. Кловис нам поможет. И мы покинем наш прекрасный дом, белую кошку, с которой подружились.

– Египтия, - сказала я, слезы снова приготовились выступить у меня в глазах. - Не надо бояться. Все будет замечательно.

Она отодвинулась и храбро улыбнулась, а я разразилась смехом, как недавно - слезами.

Египтия была ошарашена.

– Почему ты надо мной смеешься?

– Потому что внутри у тебя сумятица, а снаружи ты такая красивая!

Ее кожа под театральным гримом, бархатилась, как персик, на веки были наложены терракотовые тени с золотыми блестками. Золотые блестки были рассыпаны также по плечам и груди. Волосы, выкрашенные в бледно-голубой цвет, падали тщательно завитыми локонами, и наверху красовалась маленькая золотая корона. На ней было платье из золотых и серебряных чешуек, а вокруг тонких рук несколько раз обвивались темно-голубые заводные змейки с рубиновыми глазами.

Самое удивительное было то, что в ней действительно чувствовалось величие, несмотря на ужас во взгляде, нелепую эгоманию и ранимость. И я продолжала смеяться, пока она, хотя и несколько обиженно, тоже не засмеялась. Изнемогая от хохота, мы упали на тахту, и ее слоистое чешуйчатое платье издало такой звук, будто пустые жестянки покатились по лестнице. Мы вскрикнули, замолотили руками и ногами, ее восточные комнатные туфли разлетелись по гостиной.

Было три бутылки Слаумо, и мы с Кловисом и Египтией сидели и потягивали вино при свечах. Джейсон и Медея пили кофейную шипучку, от которой у меня мгновенно начиналась икота. Близнецы уселись на полу в другом конце гостиной и стали играть в шахматы. Они могли что-нибудь там слямзить, но Египтии не было до этого дела. Она знала, что не переживет этот вечер. У нее перед глазами было два варианта своей смерти. Один - ее первый выход на сцену. У нее разрывается сердце. Или она умрет в финале, не в силах вынести напряжение. Это было совсем не смешно. Она действительно этого боялась.

Театр был небольшой, да и аншлага не ожидалось. На премьерах в зале сидели, как правило, несколько критиков да видеогруппа, которая снимала несколько кадров, а потом их могла и не показать. Но для Египтии это было самое страшное, и будь я на ее месте, то дрожала бы точно так же, хотя все же меньше, чем перед моим дебютом на улице. Египтию грыз страх провалиться - провалить себя. Или, как она выразилась, провалить Антектру. Она твердила слова своей роли, то расхаживая по гостиной, то опускаясь на тахту, дико смеялась, плакала - к счастью, ее грим слезами не смывался. Она потягивала Слаумо, оставляя на стакане золотые крылья бабочек от своих губ.

– Она девственница. Ее сексуальное электричество направлено на саму себя. Она движима печалью, муками и яростью. Ее обуревают демоны собственной ярости. Когда она говорила, казалось, что она знакома со всеми этими эмоциями, хотя на самом деле, вряд ли она хоть раз их испытала. И описания состояний Антектры, очевидно, были ремарками, которые она заучила, как роль.

– Ураган страсти. Сумею ли я это показать? Иногда я чувствую, что энергия этой роли сосредоточена во мне, как в вулкане. Но теперь... хватит ли у меня сил?