Ник Перумов - Адамант Хенны

На широком дворе воинской школы, еще пустом и тихом, возле болтавшихся, точно висельники, кожаных мешков с песком, стояли двое воинов. Один, еще далеко не старый, высокий, статный, в богатой, хоть и несколько Помпезной для скромного городка одежде: малиновый, шитый золотом плащ, ярко-алая рубаха, отделанный рубинами пояс тангарской работы, багряные же замшевые сапожки с отворотами — отвороты украшены тонкими золотыми цепочками, за поясом — неожиданно простой меч, в потертых черных ножнах и с ничем не украшенным эфесом. Рядом с одетым в алое молодым красавцем стоял кряжистый горбун — в старой, потертой боевой кожаной куртке, черном плаще и черных же сапогах грубой кожи. В руке горбуна замер странный изогнутый меч, совершенно не похожий на западные.

— Я не слепой, — раздраженно бросил человек в красном. — Ну и что ты хотел доказать мне этим, Санделло? Ты нужен мне здесь. И я запрещаю тебе покидать Цитадель! Вообще, не пойму, как тебе могло такое взбрести в голову? Скоро осень, дорваги хлеб уберут — и куда, скажи мне, пожалуют? Не сюда ли?

— Не надо было трогать ту девчонку, Олвэн. — Взгляд прищуренных глаз вернейшего Олмерова сподвижника был тяжел.

— Повелитель Олвэн! — резко поправил тот старого мечника.

Тонкие, бескровные губы горбуна чуть заметно дрогнули. Ледяные глаза почти совсем закрылись.

— Не надо было трогать ту девчонку, повелитель Олвэн. Она все-таки дочь дорвагского старшины.

— Ты будешь учить меня, старик? — вскинулся сын Короля-без-Королевства.

Санделло очень медленно и аккуратно спрятал меч. Выпрямился, насколько позволял горб, провел коричневой плоской ладонью по изрезанному морщинами и шрамами лбу. Перевел дух.

— Если повелителя Олвэна я более не в силах ничему научить — зачем тогда держать меня здесь?

— А кто будет командовать?! — возмутился Олвэн. — Может, эти сосунки? — Он раздраженно мотнул головой, указывая на воинскую школу.

— Повелитель Олвэн, коему уже не нужны мои уроки, конечно же, — невозмутимо парировал Санделло.

Тот помрачнел и закусил губу. Очевидно, скрывать свои чувства нынешний правитель Цитадели Олмера считал излишним.

— Мне одному не справиться. Необходим ты — чтобы ударить в нужный момент! Кто лучше тебя определит это?

— Значит, повелитель Олвэн отказывает мне в моей просьбе? — холодно осведомился горбун.

— Отказываю, отказываю, неужто не ясно? — фыркнул Олвэн. — И разрубленный тобой мешок — лишнее подтверждение тому, что отпускать тебя — все равно что сыпать золото в дорожную пыль!

Угол тонкого рта слегка дрогнул. Неловко поклонившись, Санделло повернулся спиной к Олвэну и зашагал прочь, совсем согнувшись и даже как-то скособочившись — кончик ножен оставлял в пыли узкий прочерк. Олвэн некоторое время, скривившись, точно от зубной боли, смотрел вслед старому воину, а затем резко свистнул. В воротах появился вершник, державший под уздцы коня повелителя.

…Как трепещет, как бьется и горит это незримое, спустившееся на землю солнце! Там, впереди, за вознесшимися к небу гребнями гор, за широкими пространствами лесов, за топями и реками, за стенами и крепостями, — там, на Юге, пылает оно, и от его лучей нет ни спасения, ни укрытия. Пока еще не все замечают их — но с каждым днем они проникают все дальше и дальше.

Настанет час, когда они достигнут самых отдаленных уголков Средиземья — и тогда уже не спасется никто. Не станет ни «светлых» ни «темных», ни хороших ни плохих, ни добрых ни злых, ни эльфов ни орков — потому что все живое сойдется в чудовищной истребительной битве, еще более страшной, чем Дагор Дагоррат, потому что эта — в отличие от Последней Битвы — будет совершенно бессмысленной, беспощадной и закончится, лишь когда падут все до единого бойцы, ибо каждый станет сражаться со всеми. Но что же такое тогда этот Свет? Из какой потаенной топки Мелкора — или Ауле — льется он?

Кто, как и, главное, зачем возжег его там, в дальних пределах, с какой целью? Неужто и впрямь — очистить землю от всех, кто живет на ней?..

Хоббит открыл глаза. Стояла глубокая ночь. Возле крошечного костерка притулился Маленький Гном — обнаженный меч поперек колен. Над головой перекликались голоса неведомых птиц.

— Малыш! — Фолко приподнялся на локте. — Хватит носом клевать! Иди ложись. Моя стража начинается.

Маленький Гном не заставил просить себя дважды. Проворчав нечто вроде:

«Все спокойно было!» — он покинул пень около костерка, шагнул в сторону, повалился на освободившееся одеяло и мгновение спустя засвистел носом во сне.

Хоббит обошел кругом их небольшой лагерь. Кхандец Рагнур спал, растянувшись, точно готовый к прыжку дикий зверь леопард — Фолко доводилось видать их в чудом избежавшем разорения замке Этчелиона. И хоббит знал, что проводник вскочит на ноги, готовый к бою, едва вражьи поимщики только-только шумнут в отдалении. Торин, сын Дарта, тоже спал — то-то удивились бы надменные старейшины Халдор-Кайса, кабы узнали, куда занесло шалопутного подданного! Пальцы Торина и сейчас не разжимались — даже сонный, он держал наготове топор. Губы гнома едва заметно шевелились, произнося чье-то имя; всегда, все эти десять лет, — одно и то же, одно и то же…

«Мы пока еще держимся, — подумал Фолко. — Безумие словно бы отступило от нас. Один раз попробовало — и отступило… Что же нас держит? Какой талисман? Клинок Отрины? Перстень Форве?.. Или что-то еще?..»

Он размышлял — а глаза и уши, не требуя вмешательства сознания, всматривались и вслушивались, ловя едва заметные шевеленья ночных теней или подозрительный шорох среди мерного дыхания ночного леса. Все вроде спокойно, но… что-то не так. Вроде бы до харадских постов далеко.

Погоня?.. Нет… Хотя после того, как их взяли врасплох — когда пропала Эовин, — разве можно себе доверять?.. Хоббит сурово корил себя за тот случай — как он мог проморгать! Ну да теперь уж ничего не поделаешь. Они вырвали Эовин из харадских лап один раз, второй — уже не удалось… И чтобы сохранить хотя бы остатки чести, надо отправляться на Север, туда, где рати Эодрейда и Морского Народа сошлись в смертельной схватке с обитателями минхириатских равнин… С врагами… Полно! — хоббит даже ударил себя по колену. Опомнись! Какие они враги! Врагом был Саурон… был Олмер… А хазги, хегги, ховрары и прочие — несчастные, ослепленные, сведенные с ума прорвавшимся с Юга Светом… Ложным, конечно же, Светом — Светом раскаленных щипцов в руке палача. Светом, который зажгло черное, отвратительное чародейство. И он, Фолко, должен во что бы то ни стало добраться до того затейника! Во что бы то ни стало! А иначе… убивать этих бедолаг только для того, чтобы не убили тебя самого…