Нил Гейман - История с кладбищем

Внутри было темно, и Никт сощурился, пытаясь хоть что-то разобрать.

— Входи, Никт. — Это был голос Сайлеса.

— Я ничего не вижу, — сказал тот. — Слишком темно.

— Уже? — Сайлес вздохнул Бархатный шорох, чирканье спички. Зажглись две огромные свечи в резных деревянных канделябрах у дальней стены. Теперь Никт увидел опекуна и большой кожаный сундук — их называют кофрами. Кофр был такой большой, что в нём мог бы улечься калачиком высокий мужчина. Рядом стоял хорошо знакомый Никту чёрный кожаный саквояж Сайлеса.

Изнутри кофр был обит белой шёлковой тканью. Никт сунул руку внутрь и коснулся сухой земли.

— Ты здесь спишь?

— Когда я далеко от дома. — ответил Сайлес.

Никт поразился: Сайлес был здесь, сколько он себя помнил, и даже больше!

— Разве твой дом не здесь?

Сайлес покачал головой.

— Мой дом очень, очень далеко отсюда. Если его ещё можно назвать домом На моей родине не всё гладко, и я не знаю, что увижу по возвращении.

— Ты едешь домой? — спросил Никт. То, что казалось ему неизменным, менялось у него на глазах. — Ты правда уезжаешь? Но… Ты же мой опекун!

— Был опекуном Теперь ты вырос и можешь сам о себе позаботиться. А у меня есть и другие обязанности.

Сайлес опустил крышку кофра и начал его застёгивать.

— А тут мне остаться нельзя? На кладбище?

— Ни в коем случае, — ответил Сайлес непривычно мягко. — Никт, все здешние обитатели уже прожили свои жизни, пусть даже короткие. Теперь твоя очередь.

— А мне можно поехать с тобой?

Сайлес покачал головой.

— Мы ещё увидимся?

— Пожалуй. — Никт уловил в его тоне нежность и что-то ещё. — Правда, не знаю, увидишь ли ты меня, а вот я тебя — непременно. — Он отодвинул кожаный сундук к стене и подошёл к двери в дальнем углу. — Пошли со мной.

Следом за Сайлесом Никт спустился по маленькой спиральной лестнице в крипту.

— Я взял на себя смелость собрать тебя в дорогу, — пояснил Сайлес.

На коробке заплесневелых псалтирей стоял миниатюрный близнец большого саквояжа.

— Всё твоё имущество уже там.

— Сайлес, расскажи мне про Почётную гвардию. Я знаю, мисс Лупеску была в ней, ты тоже. Кто ещё? Вас много? Чем вы занимаетесь?

— Нас немного. Мало. Мы охраняем пограничные земли. Рубежи.

— Какие рубежи?

Сайлес промолчал.

— И боретесь с такими, как Джек и его люди?

— Мы делаем то, что должно. — устало ответил Сайлес.

— И правильно! Вы ведь остановили джеков. Они были очень плохие. Просто чудовища!

Сайлес шагнул к Никту, и тому пришлось поднять голову в выше, чтобы видеть бледное лицо опекуна.

— Я не всегда жил правильно. В молодости… я вёл себя хуже, чем Джек. Хуже их всех. Тогда я сам был чудовищем, Никт.

Никту даже не пришло в голову усомниться. Он был уверен, что опекун не обманывает его и не шутит, что это чистая правда.

— Но ты уже не чудовище, правда?

Сайлес ответил:

— Всегда можно измениться, — и замолчал. Никту показалось, что он погрузился в воспоминания.

Наконец Сайлес произнёс:

— Я горжусь, что был вашим опекуном, молодой человек. — Его рука исчезла в одежде и вернулась с потрёпанным старым бумажником. — Эго тебе. Возьми. — Никт взял бумажник, но не открыл. — Там деньги. Достаточно для начала новой жизни, но не более.

— Сегодня я ходил к Алонсо Джонсу, но его не было дома. А если и был, я не смог его увидеть. Я хотел послушать о далёких землях, в которых он побывал. Об островах, дельфинах, ледниках и горах. О странах, где люди по-другому одеваются и едят. — Никт заколебался. — Эти страны… Они ведь до сих пор существуют. То есть там, снаружи, целый мир. Я смогу его увидеть? Поехать туда?

Сайлес кивнул.

— Да, снаружи целый мир. Во внутреннем кармане твоего саквояжа ты найдёшь паспорт. На имя «Никто Оуэнс». Оформить его было непросто.

— А если передумаю, я смогу сюда вернуться? — спросил Никт и сам ответил на свой вопрос: — Я понял: кладбище никуда не денется, но перестанет быть мне домом.

— Проводить тебя до ворот?

Никт покачал головой.

— Лучше я сам. М-м… Сайлес, если когда-нибудь попадёшь в беду, позови меня. Я приду и помогу.

— Я, — ответил Сайлес, — не попадаю в беды.

— Да, верно. И всё-таки.

В крипте было темно, пахло плесенью и сырым камнем. Впервые она показалась Никту тесной.

— Я хочу увидеть жизнь. Ухватиться за неё обеими руками. Оставить след на песке пустынного острова. Поиграть с живыми людьми в футбол. Хочу… — Он задумался. — Хочу всего.

— Это хорошо. — сказал Сайлес. Он провёл рукой по глазам, словно убрал волосы — очень не характерный для него жест. — Если я всё же попаду в беду, я с тобой свяжусь.

— Но это ведь невозможно?

— Ты сам так сказал.

В уголке рта Сайлеса таилась то ли улыбка, то ли печаль, то ли просто тень.

— Тогда прощай, Сайлес! — Никт протянул руку, как делал в детстве. Сайлес взял её в свою, холодную, цвета старой слоновой кости, и торжественно потряс.

— Прощай, Никто Оуэнс!

Никт взял маленький саквояж, открыл крипту и не оглядываясь вышел на дорожку.

Ворота давно заперли. По дороге он думал, удастся ли ему пройти сквозь ограду или надо будет возвращаться в часовню ал ключом Однако боковая калитка была широко распахнута, словно ждала его, словно само кладбище с ним прощалось.

У калитки его ждала бледная полная женщина. Когда Никт подошёл ближе, она улыбнулась, и в лунном свете в её глазах блеснули слёзы.

— Привет, мама. — сказал Никт.

Миссис Оуэнс потёрла глаза кулаком, промокнула передником и покачала головой.

— Ты уже решил, чем займёшься?

— Посмотрю мир, — ответил Никт. — Попаду в неприятности. Выберусь из неприятностей. Побываю в джунглях, увижу вулканы, пустыни и острова. И людей. Я хочу встретить много-много людей.

Миссис Оуэнс молча выслушала его. А потом запела песню, которую Никт помнил с детства. Когда был совсем крохой, он часто слышал эту колыбельную.

— Глазки, дитятко, закрой,Спи, покуда спится.Мир лежит перед тобой,Трудно ошибиться…

— Ты не ошибаешься. — прошептал Никт. — И мир правда передо мной.

Ласки, танцы до упаду,Имя, кровь, земные клады…

И тут миссис Оуэнс наконец вспомнила последние строчки:

Всё отыщешь, боль и радость.Всё пускай случится.

— Все пускай случится. — повторил Никт. — Что ж, это не так легко устроить, но я постараюсь.

Он попытался обнять мать, как в детстве, но с таким же успехом мог бы поймать туман. На дорожке уже никого не было. Он шагнул вперёд, за пределы кладбища, и услышал: