Бояринъ из куна-чакры – 2 - Владимир Борисович Журавлев
— Кому — им?
— Да есть у нас родственнички, век бы их не видать…
Глава 19
Я очень люблю спать. Люди вроде бы тоже, каждую ночь ложатся в постель именно для этого дела. Но, видимо, мы под сном подразумеваем очень разные процессы. Людям зачем-то нужны разные сны — быстрый, глубокий, еще какой-то. Еще люди страдают бессонницей. Кто не страдает — долго не может заснуть, если разбудить посреди ночи. Еще непонятней для меня, когда спросонья люди ничего не соображают. Как так-то? Ведь съедят!
Еще люди ночью ворочаются, долго не могут согреться, Они ничего не слышат во сне, у них затекают руки, ноги и шея, они отлеживают себе бока… Нет, решительно не понимаю! Ведь сон — это же… лег, расслабился, глаза прикрыл — вот он и сон, счастье мое! А все остальное — такая чушь! Какой быстрый сон, какое «не могу согреться», о чем это вообще⁈ Лег, расслабился — уже блаженство!
Концепция полной отключки во сне мне тем более непонятна. Мне все время кажется, что люди врут. Как они тогда сохранились как вид, если ночью ничего не слышат, не чуют и не ощущают? Почему людей не съели на заре туманной юности? Нет, что-то здесь подозрительно.
Вот я во сне никогда не отключаюсь. Даже желания такого ни разу не возникло. Сплю, конечно, плыву на волнах райского блаженства, но тем не менее слышу, о чем шепчутся княжны Меньшиковы — а забавные у них эротические фантазии! — слышу, как полицейский хитростью, враньем и лестью уговаривает дочь иудейского племени, и она, судя по дыханию, вот-вот согласится… и вижу полные пристального внимания Взгляды. Слышу, как вскидывается в своей комнате Ясмина, мгновенно ставит щит, как крупнокалиберные пули с визгом улетают обратным вектором… Ого. А нехило нас собирались приложить. Пулеметик такого зверского калибра, пожалуй, и кирпичные стены влегкую разберет. Это кто такой смелый? Крупняк… военные, что ли?
А забавная штука эти девять пар Когтей. Непривычная. Я одновременно и держу щит вместе с Ясминой, и дико ругаюсь вдали вместе с Мишель на раззяв-гвардейцев, и ловко справляюсь с пуговичками на пижаме Голды… Стоп. А почему девять, когда должно быть… сколько, кстати? Мама Вера, близняшки, Мишель, фрейлины, княжны, Ясмина, Сыч и Ивашутин… итого тринадцать пар Когтей. Плюс собственные. А ощущаю девять.
Озадаченно разбираюсь прямо во сне. О как. Ну, то, что близняшек ощущаю единым целым, это объяснимо, все же однояйцевые. Но ведь и княжны Меньшиковы сливаются в одну пару Когтей. А Мишель неразрывна с мужчинами… И что тогда получается? Что я четко чувствую только тех, кого инициировал лично? И что Хелена, Лизетта, Сыч и полицейский — не совсем мои? Забавно. Сама собой выстраивается иерархия клана. Жанна, Мариэтта и Мишель автоматически выдвигаются на руководящие места… а Ясмина и спортсменки тогда…
И я плыву на волнах сна в приятных мыслях, что так или иначе, но девочки все — мои, и что Мишель, конечно, дико бесится от моих шуточек про ноги, но в результате ведь все равно ее ноги в моем полном распоряжении, могу с ними делать что угодно… и с пылкой, огненно страстной Ясминой тоже, и с забавно серьезными княжнами, и с мурлыкой-кошкой, а уж что можно вытворять с оторвами-сестричками… но это я так, просто мечтаю. Могу же я как мужчина помечтать о девочках, особенно если они все мои? Несомненно да!
В результате я утром так и вхожу в столовую с мечтательной улыбкой.
И там на меня накидывается разъяренная мама Вера. А я только хлопаю глазами, совсем как человек после сна, чем выбешиваю ее еще больше.
— Рой! Это надо прекращать! Немедленно!
Сажусь за стол, подтягиваю пару тарелок, внимательно, насколько это возможно, слушаю. И слушаю с огромным удовольствием! Мама Вера в гневе — это что-то восхитительное! Она не монолог ведет, даже не диалог, а триалог! Вываливает на меня претензии, моим противно искаженным голосом озвучивает мои возможные оправдания, язвительно комментирует их от лица стороннего наблюдателя… и все это с гневно сверкающими глазами, с взволнованно вздымающейся грудью, с жестикуляцией на уровне урожденных итальянцев!
Мама Вера внезапно замолкает и спрашивает обеспокоенно:
— Рой… с тобой все в порядке?
А я смотрю на нее с грустью. Мама Вера испугалась за своих будущих двойняшек. Не за нас. Это значит… это значит… сестричкам будет очень трудно принять, что они больше не главные в мамином мире. Что все ее внимание, вся нежность теперь — другим, еще не родившимся. Да и мне, пожалуй, тоже печально осознавать, что детство ушло.
— А? Нет… но это неважно. Я тебя выслушал. Ты ночевала в резиденции князя Кирилла, понимаю. Резиденцию атаковали из крупнокалиберного пулемета, как и нас — тоже понимаю. Придурок Рой не учел, что женщины обожают сматываться на свиданки, не обеспечил безопасность и потому виноват — спорить бесполезно, я всегда и во всем виноват. Очень хорошо понимаю, что ты испугалась за жизнь будущих дочек. Но не понимаю, что именно надо прекратить, причем немедленно.
— Рой! — рычит князь Кирилл.
— Иди нахрен, — не остаюсь в долгу я. — В резиденции находились второй по силе боец нашей семьи и мастер Воздуха — какая еще защита вам требовалась? Или щиты разучился ставить?
Князь совершает огромное усилие, чтоб не кинуться в драку. И говорит донельзя злым голосом, но уже вполне разумно:
— Щиты я поставил и атаку отбил. Но ты мог бы с мамой говорить повежливее, она для тебя очень многое в жизни сделала.
— А я — глава клана. Наше благополучие держится на мне. Со мной не надо помнить о вежливости?
— Нет! Молодой еще!
Пожимаю плечами. Нет так нет. Что-то подобное я и предполагал. Стоило завестись еще одному альфа-самцу, и внутреннего согласия как не бывало. Оторвать ему голову, что ли? Но тогда придется руководить хозяйством самому, а это ж работать…
Они пробуют еще что-то мне сказать, но я отмахиваюсь, и они замолкают. Начало потихоньку доходить, что слегка возомнили о себе?
В столовую робко заглядывают близняшки. Им не по себе, когда ругаются взрослые. Машу им приглашающе рукой. Девочкам надо позавтракать, а мы, собственно, уже закончили. Они сказали, я услышал. Больше говорить не о чем.
Молча подтягиваются остальные девочки. Завтракаем в очень неприятном угнетающем молчании. Потом
