Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич
Отперев дверь, Горан первым делом вытянул руку, и, хоть почудилось непонятное давление, искры на сей раз между нами не засверкали.
— Уже лучше, — признал охотник на воров, посторонился, позволяя шагнуть через порог, и спросил: — Записи принёс?
Я вручил ему мятые и перепачканные кровью листки. Горан Осьмой принял их, наскоро просмотрел и недовольно поморщился.
— Негусто, — вздохнул он и напомнил: — Разувайся!
В комнате Горан кинул записи на стол, а сам составил к стене стулья и принялся скатывать ковёр. В прошлый раз я внимания не обратил, а сейчас тот показался изрядно вытертым. Одно из оконных стёкол расчертила длинная трещина, каминную полку давно не протирали, а на столешнице хватало царапин. Половицы скрипели, но вот подогнаны они были друг к другу на совесть, на досках же и вовсе обнаружилась вписанная в круг пятиконечная звезда.
Сразу вспомнилось такое же художество в доме звездочёта, и я невольно напрягся.
Горан убрал ковёр к стене, несколькими быстрыми движениями начертал внутри звезды куском мела три непонятных символа и распорядился:
— Встань в пентакль!
Я не сдвинулся с места и зябко передёрнул плечами.
— Зачем ещё?
— Встань! — потребовал охотник на воров и соизволил пояснить: — Хочу посмотреть, насколько с тобой всё плохо!
— А точно всё плохо? — насупился я. — Может, нормально?
— Дела обстоят либо плохо, либо очень плохо! Шагай!
Я не слишком-то уверенно приблизился к пентаклю и вот так сразу переступить его внешнюю границу не решился, для начала провёл в воздухе ладонью. Вроде — ничего.
Горан Осьмой фыркнул и поторопил меня:
— Живее давай!
Решившись, я непонятно для чего задержал дыхание и шагнул в центр колдовской схемы. Ничего не произошло, не удалось уловить и намёка на сопротивление воздуха, будто доски покрывал обычный детский рисунок.
— На меня смотри!
Охотник на воров требовательно прищёлкнул пальцами, и будто тёплым ветерком повеяло, тот крутанулся вихрем и сгинул, в остальном же — ничего.
— Выходи, — разрешил Горан, обошёл стол и плюхнулся в кресло.
— Ну и что со мной? — поторопил я охотника на воров.
Тот принялся разбирать пестревшие бурыми пятнами листы и невесть с чего сказал:
— В зеркало посмотри.
Я недоумённо хмыкнул, но всё же подошёл к висевшему на стене зеркалу, не слишком-то большому и тусклому, уставился на собственное отражение.
— И что?
— Глаза! — подсказал Горан.
— А что глаза? Глаза как глаза. Обычные. Оба на месте.
Ответом стал страдальческий вздох.
— Цвет у них какой?
Я присмотрелся повнимательней.
— Серые и чуть зелёные. Или не серые, а беловатые. Но зелень точно есть.
— Именно! — подтвердил Горан. — Ещё два дня назад они были чисто зелёными и ничуть не выцветшими. Ты вытянул из утопца столько силы, что поднялся на несколько ступеней Лестницы возвышения разом!
— Почему разом? Я же упражнялся!
— Упражнялся он! — рыкнул охотник на воров и раздражённо кинул листки на стол. — А как ты сумел дотянуться до силы, скажи? Как переборол утопца? И почему не сгорел? Знаешь? Вот и я не знаю!
— Так это… — осторожно произнёс я, усаживаясь на стул. — Дар пробудился! Талант…
— Вздор! — отмахнулся Горан. — Если дар столь слаб, что не проявился до тринадцати лет, то самостоятельно он уже не проснётся никогда!
— Но я же занимался! По тем записям!
— Эти записи — перевод староцерковного трактата о возвышении! Проще говоря — мусор! Ты мог хоть до посинения представлять, как вдыхаешь небесную силу, но не стал бы колдуном ни через год, ни через сто. Все слова о дыхании — лишь эвфемизмы и метафоры!
— Чего⁈
— Не важно! — отмахнулся Горан и от избытка чувств вскочил на ноги. — Расскажи всё с самого начала! Расскажи, как впервые ощутил прикосновение небесной силы! В прошлый раз я точно что-то упустил.
Я вздохнул и поскрёб затылок.
— Так говорю же: отшиб ногу, пошёл в госпиталь, а там меня монашек к целителю отвёл. Ну, брат Светлый и велел в часовню идти. В подвал часовни, точнее…
— Как ты сказал? — встрепенулся вдруг охотник за головами. — Брат Светлый?
— Угу.
— Ага, ага… — покивал Горан. — Это кое-что объясняет… В часовню Карающей десницы определили, так? И там на тебя накатило?
— Ну да!
— И когда накатило, ты попытался это тепло в себя вдохнуть?
— Сначала просто вдыхал, а когда совсем худо стало, начал его по телу прогонять и выталкивать. Как в записях говорилось.
— Феноменально! — ввернул Горан непонятное словечко. — И сколько раз тебя в часовню водили? Два, три?
— Три. Только в последний раз уже не жарило. Я там недолго пробыл. Монашку влетело, что он снова меня туда…
Но эти подробности охотника на воров уже не заинтересовали, и он дважды прищёлкнул пальцами, словно пытался ухватить какую-то мысль.
— А ещё во время небесного прилива ты ощутил потусторонний холод?
— Стылость. Не холод.
— Не суть! — отмахнулся Горан. — И дальше уже тепло в церкви… И вишенкой на торте — утопец… Сказал бы, что таких совпадений не бывает, но вот же ты живое пока ещё подтверждение того, как можно совершенно случайно пробудить латентный дар!
Я не понял ни слова и буркнул:
— Так дело просто плохо или совсем плохо?
Горан неопределённо повертел пальцами.
— Серединка на половинку. Не опустоши ты утопца, сказал бы даже, что всё и вовсе хорошо, но чего уж теперь…
— Главное, жив остался!
— Ну да! — подтвердил охотник на воров, только как-то не слишком уверенно. — Ну да…
— Да что не так-то? — не выдержал я.
Горан взглянул в окно, вернулся в кресло и откинулся на спинку.
— Вцепиться зубами и вырвать свой кусок — чего ещё ждать от босяка? — произнёс он с обречённым вздохом. — Видишь ли, мой юный друг, в самом начале возвышения неофиты не тянут в себя энергию, они медитируют и пытаются обрести гармонию, ощутить единство с небом. И тогда сила начинает сочиться в них сама, укрепляет тело и дух, а не калечит то и другое.
Я презрительно фыркнул.
— Сами же говорили, сто лет мог тужиться и ничего бы не достиг! А они что же — какие-то особенные?
— Особенные, — подтвердил охотник на воров. — А приюты — особенные места. Там поддерживается повышенный энергетический фон. Плюс травы, ритуалы, алхимические зелья и прочее, прочее, прочее… — Он вновь вздохнул. — Тебя послали в часовню, чтобы выжечь ту гадость, коей наградил колдун из рода Пурпурного змея, а ты умудрился хватануть обработанной монахами силы и запустить формирование то ли абриса, то ли сразу ядра.
Меня словно шилом в зад кольнули.
— Чего⁈
— Абрис — это… — начал было Горан, но сразу отмахнулся. — Не важно! Забудь!
— Да нет! — вновь перебил я собеседника. — Это что же — меня прокляли, получается? За что⁈
Охотник на воров досадливо отмахнулся.
— Не глянулся ты колдуну, вот он и наложил порчу. Не слишком серьёзную, раз уж монах не посчитал нужным её целенаправленно снимать, но достаточно сильную, чтобы учуял простой адепт. Дело в другом! Ты раз хватанул чужой силы, второй, третий, вот и смог в итоге дотянуться до энергии, сгущённой молитвами прихожан. Большое достижение — без дураков! И всё бы ничего, если б не подвернулся утопец!
— А с ним-то что не так?
— Опустошив его, ты вплотную подступил к Преломлению и начал закреплять аспект, а с учётом несформированного абриса энергия прошла через тебя неизменённой. И была она не чистой, а уже извращённой утопцем. Белой. Белее самой смерти.
У меня голова кругом пошла.
— Ничегошеньки не понял, — признался я. — Нет, что надо начинать бояться, это ясно. Но чего именно?
Горан Осьмой тяжко вздохнул и поднялся с кресла.
— Бояться уже поздно! Всё, обувайся! Поговорим по дороге!
— И куда идём? В Яму?
— А куда ещё? Держи!
Мне вручили давешний шейный платок, и на сей раз я даже умудрился завязать узел самостоятельно, но вышел тот на редкость кособоким. Охотник на воров затянул его правильно, пусть и совсем не так, как было нужно.
