Матабар (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич Дрой
— Ведьма? — переспросил ребенок. — Aean’hane. Ты знать кого-то Aean’hane?
Это странное слово. Почему-то ей казалось, что она уже где-то слышала его прежде. Очень давно. Настолько, что забыла так же, как забывают детские сказки, рассказанные на ночь.
— Я не понимаю, — покачала она головой.
Мальчик вздохнул и показал ладонью на неё.
— Могу идти я?
— Идти? Ты хочешь подойти ко мне?
Ребенок кивнул.
— Ты холод, — произнес он. — Твой шкура влага. Ты мороз. Плохо. Жар. Духи завтра приходить. Забирают дыхание для предков.
Только сейчас она поняла, что насквозь продрогла и при всем желании, даже если бы хотела разжать пальцы, сжимавшие пистолет, то в лучшем случае попросту бы не справилась, а худшем те бы раскололись на манер тонкого стекла.
— Ладно, — произнесла она, но внутренне была наготове. Стоит только ребенку сделать неверный шаг и она выстрелит — пусть это и будет последним, что она сделает.
А ребенок, словно почувствовав её настрой, шел медленно и нарочито плавно. Приближаясь с каждым шагом, он не убирал выставленных вперед, будто в молитве, ладоней. Зачем? А затем её взгляд упал на пальцы мальчика. Он демонстрировал ей вовсе не ладони, а… ногти? Словно показывая, что не собирается причинять вреда, будто мог как-то слишком сильно её оцарапать?
Что за странное дитя. И что за странное место.
Мальчик встал рядом с ней. О Светлоликий, они поровнялись в росте! Она, конечно, госпожа весьма невысокого роста, но все же не настолько, чтобы смотреть глаза в глаза ребенку.
Все так же демонстрируя ногти, мальчик убрал руку за пазуху, откуда вытащил несколько ягод, какие-то опилки и пару сушеных цветков. Он зачерпнул снега, подышал на него, дождался пока растет, а затем закинул в рот пригоршню и запил талым снегом, тщательно прожевал и выплюнул на ладонь.
Содержимое выглядело неприятно, покрытое слюнями, да и пахло… ну вот пахло, на удивление, заманчиво. Чем-то напоминая травяной чай.
— Ешь.
— Что?
— Ешь, — мальчик показал пальцем на свой рот, а затем на её. — Ешь. Если не ешь духи будут приходить. Будут брать ты с ними. Идти тропами не для глаз. Но если хотеть…
Ребенок пожал плечами и уже собирался выкинуть склизкую кашицу.
— Стой! — выкрикнула она, после чего дрожащей рукой, сама не зная, зачем, взяла «угощение» и, зажмурившись, закинула в рот и проглотила не жуя.
Сперва ничего не происходило и она подумала, что это была какая-то дурацкая шутка, но уже вскоре начало происходить что-то странное. Будто кто-то зажег огонь прямо у неё в животе. Только не такой, что обжигает, а мягкий и согревающий, как у камина в прохладный осенний день, когда за окном пешеходы спешат поскорее вернуться по домам, а автомобили гудят, объезжая лужи.
Мурашки промаршировали вдоль затылка — она снова чувствовала пальцы на ногах, а уши не грозили вот-вот отвалиться. Каждый удар сердца разносил тепло из живота все дальше по телу и вскоре она ощущала себя если не как в погожий весенний день, то как-то похоже.
— Что это?
Мальчик открыл было рот, чтобы ответить, но подумал, улыбнулся и коротко сказал:
— Твой язык — я не знать говорить нет ложь.
Светлоликий, если бы не частое общение с иностранцами, включая выходцев из островных государств, она бы точно не поняла ни слова из речи ребенка.
— Спасибо, — поблагодарила она, но пистолет так и не убрала.
Парнишка светился не хуже уличного фонаря, явно радуясь тому, что смог помочь. Что делало это наивное и доброе дитя одно, ночью, явно в диком лесу.
— Где твои родители, мальчик?
Ребенок нахмурился.
— Родители? Арди нет родители. Есть учитель. Есть много друг. Родители — нет.
Вечные Ангелы! Она слышала истории о том, что бывали такие дети, которых растили звери. Это случалось по разным причинам. Потерянные в лесу, или оставленные там бедняками, но это единичные случаи, обычно попадавшие на заголовки желтой прессы. Один раз такого даже привозили на ярмарку. Он вел себя как волк — бросался на прутья решетки, ползал на четвереньках и рычал вместо того, чтобы говорить.
Так что… к этому ребенку подобное описание точно не подходит.
— Можешь отвести меня к твоему учителю?
Впервые за вечер она увидела в глаза ребенка что-то похожее на испуг. Вот только боялся он вовсе не за себя.
— Плохо, — он так рьяно замотал головой, что удивительно, как та не отвалилась. — Мысль плохо. Ты людь…м-м-м — человек… Учитель не любить человек. Он ест человек. Окта хорошая. Не хотеть учитель тебя есть. Грустно будет.
Она решила не акцентировать внимание на том, что учитель ребенка может её съесть. Возможно, он неправильно выразился, либо она неправильно поняла, что, в целом, одно и тоже. В любом случае — лучше не рисковать.
— Вдруг Арди может помогать Окта? — встрепенулся мальчик, показывая на себя. — Ты запах странно. Ты не ходить тропами здесь. Зачем приходить?
Она улыбнулась ребенку — злодейка судьба привела к ней слишком доброе создание. Но стоило порадоваться, что это не голодный зверь или какой-нибудь дикарь из первородных рас.
— Вряд ли ты можешь мне помочь, дитя, — она уже собиралась прикоснуться к нему, как отдернула руку — что-то подсказывало, что это будет, как выразился Арди — «мысль плохо». — Если только, конечно, ты не знаешь где растет Цветок Горного Хрусталя. Старая ведьма сказала, что я могу его найти и… Светлоликий, я даже не знаю, не мерещиться ли мне все это, а если не мерещиться, то с какой стати мне верить ведьме, я же просто…
— Цветок гора прозрачный камень? — перебил мальчик и добавил на странном языке. — Altane’Mare.
Ребенок посмотрел на неё и сделал очередной жест ладонью, словно… успокаивал её?
— Арди жаль Окта. Стая Окта есть больной охотник?
Её сердце пропустило удар.
— Моя дочь, — прошептала она, а затем тот стержень, что держал её целый год, треснул и она сломалась. Рухнула на колени, прямо в снег — горячие слезы полились из её уставших глаз. — Моя дочь заболела прошлой весной. Врачи, маги и даже целители эльфов ничего не смогли сделать. Я… я просто хотела немного развеяться. Пошла на этот дурацкий фестиваль. Никого не взяла с собой, словно глупая девка, а теперь я здесь, а она… она может не дожить до конца недели. О Светлоликий, я даже не смогу с ней попрощаться и…
Её обняли. Крепко и сильно.
— Окта больно. Арди не любить, когда больно. Учитель сердиться, но он понимать. Наверное… Я уже почти взрослый охотник, могу сам за себя решать, — она вздрогнула, услышав нормально и понятную звучащую фразу, после чего отстранилась и утерла слезы. Не дело ей плакаться на плече ребенка. — Я знать, где жизнь Altane’Mare. Запах Окта. Читать о нем. Похож на камень и соль. Запах болезнь Сердце-Камень. Старый болезнь. Плохой. Простая, когда есть Altane’Mare. Когда нет — духи приходить. Ненастоящий болезнь.
— Ненастоящая болезнь? — переспросила она.
Ребенок кивнул и задумался, подбирая слова.
— Aean’hane… м-м-м… ведьма. Ты говорить такой слово — ведьма. Ведьма делать сердце-камень. Но это плохо. Нельзя слова чтобы болезнь. Плохой путь. Недостойный.
Она перебирала в уме слова ребенка.
— Ведьма, ненастоящая болезнь, — медленно повторяла она, а затем все поняла. — Это магия? Мою дочь прокляли? Но лучшие ученые империи не смогли…
Она осеклась и замолчала. Какое-то время они так и провели. Она сидела в снегу, не зная кому и чему верить, а мальчик стоял рядом и чего-то ждал.
— Ты… можешь отвести меня к… Altane’Mare?
Мальчик вдруг надул щеки, а затем засмеялся. Легко и заливисто. Совсем не страшно. Будто и не торчали во рту длинные клыки.
— Прости, — вытер он нос. — Плохо поступать, когда смех. Теперь понимать, когда она-волк смеяться, когда Арди говорить. Ты смешно язык.
Она только и смогла, что натянуть на лицо фальшивую улыбку.
Мальчик посмотрел куда-то в чащу и явно к чему-то прислушался.
— Честно говорить — никогда прошедшие дни не ходить такая тропами. Знать как. Но не ходить.
