Александр Прозоров - Алтарь

Князь появился в условленном месте незадолго до заката – перепрыгнул весело журчащий ручеек, положил на камень сверток, присел, зачерпнул ладонью ледяную влагу и уселся рядом, вынув из мешочка в кармане кусочек ивовой ветки. В красных предзакатных лучах блеснуло лезвие ножа – и Словен начал неторопливо выстругивать что-то из мягкой деревяшки. Вилия немного подождала, хотя и поняла, что смертный так просто не уйдет, потом стряхнула облик и тихо скользнула к подношению.

– Я подобрал рубахи твоего размера, берегиня, – сообщил Словен, продолжая работать ножом. – Надеюсь, сильно не ошибся.

Хранительница замерла, чувствуя, как ее невидимое никому лицо заливает краска стыда. Надо же – услышал! Любые дикари всегда отличались звериным слухом и тонким чутьем. Хотя, с другой стороны, а чего она стесняется? Этот смертный, похоже, считает себя с ней ровней! Ведет себя так, словно это она, а не он должен молить о благосклонности!

Вилия стряхнула наговор, спустилась по влажной траве к роднику, остановилась в паре шагов:

– Ты правильно сделал, что принес дары, смертный! Теперь ты можешь просить меня о том, чего желаешь. И, может быть, я снизойду к тебе своей милостью.

– Просить? – оставив работу, задумался князь. – Чего? Добра? Так, милостью богов, наше истинное добро создается своими руками. Хлеба насущного? Так и его привыкли мы, согласно заветам великого Сварога, в поте лица добывать. Погоды? Так неплохая погода, пусть как есть стоит. А переменится – и худую погоду переживем. Избы срубили, крыши перекрыли, печи сложили. Чего беспокоиться? Даже и не знаю, чего ответить. Ничего нам не надобно от тебя, берегиня. Так подарки забирай. И беги скорее. Ты ведь всегда бежишь, и парой слов не обмолвившись… – усмехнулся смертный. – Даже странно для всемогущей такой. Али сегодня на месте постоишь?

– Я не убегаю! – возмутилась Вилия. – Что нужно сказываю – и ухожу.

– Не убегаешь? – Словен встал, вернул в ножны оружие, спрятал свою деревяшку, двинулся к гостье. – Как же не убегаешь, коли я ни разу даже имени твоего спросить не успел, берегиня?

– Можешь называть меня… Вилией… – Девушка через ноздри глубоко втянула воздух, сосредотачиваясь и собирая в ладони силу. Сейчас этот наглый смертный опять попытается ее поцеловать – а она выплеснет все одним импульсом. Так, что он улетит шагов на двадцать и плюхнется на самую речную стремнину.

– Ви-илия… Красивое имя. Звучное, как девичья песня. Скажи, вы поете песни, берегиня? Наверное, нет. Ведь вы вечные духи. Вам не нужны мужья и дети, вам неведома любовь. А разве существа, не ведающие любви, способны испытать желание запеть? Наверное, нет. Вы не знаете радости, вы не знаете тоски. Ваша душа всегда спокойна, точно мертвая. А мертвой душе песни ни к чему…

Он был совсем рядом – но не тянулся к ее губам. Его руки излучали жар – но он не позволял им прикоснуться к близкому девичьему телу. Хотел – Вилия чувствовала, как хотел! Но – не прикасался. Обходил справа и слева, задерживался за спиной, что-то говорил… Его ладони поднимались и опускались, проскальзывая мимо бедер, спины, поднимаясь вдоль лопаток, и падая до пояса, его дыхание обжигало шею, плечи – но не приближалось ни на йоту! Тело, готовое к отпору, горело, словно в огне, – но не имело противника. Наконец хранительница не выдержала, развернулась и ударила его обеими руками в грудь – отшвырнув так, что мужчина отлетел и гулко ударился спиной о сосну, сморщившись от боли:

– Да ты что, смертный, за попрошайку меня принимаешь?! За бродяжку жалкую, от которой пользы никакой? Берегись, князь Словен! Гнев мой страшен бывает! Пострашнее милости!

– Это было первое или второе? – Мужчина застонал, скривился, осторожно пощупал шею. – Именем Дажбога – да тобой только ворота в твердынях вышибать!

– Не шути с огнем, смертный!

– Слушай ты, берегиня… – Князь запнулся, словно удивившись несоответствию ее имени и поступков, тряхнул кудрями. – Я тебя трогал?

– Нет! – зло ответила хранительница.

– Чего же ты тогда людей калечишь? – Словен поднялся на ноги, отряхнулся, обошел ее стороной, сел на прежнее место, захлопал ладонями по мешочкам.

– Я хочу тебе сказать, – обойдя камень, встала по другую сторону ручья Вилия, – что твои подношения не пропадут. Наша сила огромна, а знания еще более велики. Взамен мы можем сделать вас богатыми и сытыми.

– Что легко приходит, легко и теряется, – ответствовал Словен. – Не нужно моим родам чужих подачек. Все свое сделаем сами.

– Похоже, ты мне не веришь, – вздохнула хранительница. – Не веришь… Хорошо, князь, сотворю я для тебя маленькую милость, приподниму чуток завесу над огромной кладезью нашей мудрости. Слушай меня внимательно, Словен, князь сколотов. От истока этой реки через центр озера, что вы назвали Ильменем, на том берегу, бьют из земли горькие источники. Если станете выпаривать воду из этих источников – у вас будет соль. Столько соли, сколько пожелаете. Хватит и рыбу, и грибы на зиму засолить, и в супы-кушанья добавить, и вообще на все.

– Правду ли сказываешь, красавица лесная? – насторожился Словен, в полной мере осознавая значимость услышанного. Избыток соли означал не только возможность делать неограниченные запасы, но и изрядный прибыток при торговле.

– Еще тайну могу открыть, смертный, – усмехнулась Вилия. – Куда более важную. Говорить?

– Сказывай, берегиня, – согласно кивнул князь. – Коли верно все, то я и впрямь по гроб жизни своей подарками тебя осыпать готов.

– Мечи и ножи воинов твоих, я вижу, из сплава меди и олова кованы? Так вот знай, Словен, князь сколотов, что ни меди, ни олова в здешних местах нет.

– Это и есть твоя тайна, берегиня?

– Нет, – покачала головой Вилия. – Тайна в том, что в здешних болотах есть много бурой земли. Из нее легко[17] выплавить пока неведомый вам металл, не менее прочный, чем бронза.

– Вот как? – повел плечами князь. – А что еще ты знаешь?

– Много, князь. Очень много, – перешагнула ручей хранительница. – Но пока хватит и этого. Кто знает, может, ты окажешься скуп на ответные дары?.. Спина болит? Прости, не сдержалась…

– Встретишь такую в темном лесу, – усмехнулся Словен. – А подумают: вепрь затоптал.

– Снимай тунику, исцелю.

Князь встал, как-то странно глядя ей в глаза. Потом расстегнул пряху ремня, уронил тяжелый поясной набор на землю, расстегнул расшитый ворот, содрал с себя полотняное одеяние, выпрямился, повернувшись к девушке спиной. Тело правителя дикарей напоминало перевернутую пирамиду: от пояса к плечам расходилась бугристая груда мяса, в которой суставы не выпирали, а проваливались куда-то в глубину. Вдоль позвоночника по обе стороны шел ряд широких кровоточащих ссадин.