Михаил Успенский - Кого за смертью посылать

– Высоковато, – сказал сплюснутый Колобок.

– Аркан имеем, – нашелся Сочиняй, снял с плеча моток сплетенной неведомо из чего веревки. Тот конец, который с петлей, он сбросил вниз, а другой пропустил в дверную скобу и привязал хитрым узлом. Потом отодвинул плечом Жихаря и начал спускаться так ловко, словно был горным, а не степным жителем. Остальные наблюдали. Сочиняй достиг каменистой проверхности, подпрыгнул выше своего роста, медленно опустился, огляделся, выбрал торчащий, словно палец, камень, обернул вокруг камня петлю, затянул и без труда опрокинул камень набок, чтобы аркан не соскользнул.

– По одной ходи! – предложил он.

Наконец четверо людей и один Гомункул оказались на Луне и сразу принялись совершать огромные прыжки и даже кувыркаться.

– Дураки, ноги поломаете! – строжился Колобок.

Небо над ними было совсем черное, звезды с горошину, а вместо Луны в нем висел голубой с зеленым кубарь.

– Это наша Земля, – сказал Лю Седьмой. – Странно, ведь Земля квадратная, а небо круглое… Неужели совершенномудрые ошибались? Поверят ли этому ученые мужи из Отделения четырех дверей при Университете сынов отечества? Не лишат ли меня звания Мужа обширных познаний?

– Хорошо-то на Луне как! – сказал Жихарь. – Знали бы люди, как тут легко живется, так давно бы перебрались сюда…

– А вы заметили, сэр брат, что мы, совершая воистину молодецкие прыжки, не поднимаем пыли?

Богатырь удивленно поглядел под ноги. Действительно, следы в толстом слое пыли отпечатывались явственно, а сама пыль не клубилась, лежала на месте…

– Значит, здесь нет воздуха, – упавшим голосом сказал Лю. – Значит, мы еще там, в подземном ходе, задохнулись…

– Глупости, – недовольно сказал Колобок. – Тогда бы на вас было страшно смотреть, вас бы раздуло изнутри, словно глубоководных рыб, поднятых на поверхность.

– Но законы природы… – робко начал Яр-Тур.

– Коли есть у природы закон, должен быть и произвол! – постановил Колобок. – Вот этим произволом мы и дышим…

– Вот как худо быть ученым, – сказал Жихарь Сочиняю. – По ихним законам и задохнуться недолго… Эх! – закричал он. – Оплошали! Истоптали здесь все, как найдем следы Беломора?

– Так он же босиком был, – сказал Колобок. – Дай-ка я посмотрю…

Гомункул развязал постромки и плавно упал вниз. Ручки и ножки он втянул в себя и катился беспрепятственно, почти не оставляя следа. Катился он по всем правилам поиска, кругами, и каждый раз круг расширялся.

– Нашел! – раздался торжествующий писк. – В гору ваш Беломор идет!

– Попрыгали, – сказал Жихарь. Они быстро догнали Колобка и сами увидели следы босых ног, действительно ведших вверх по склону громадной горы.

– И еще высматривайте следы зайца! – сказал Бедный Монах.

– Боюсь, нет здесь никакого зайца, – сказал Жихарь. – Ни травы, ни деревьев, ни капусты, ни морковки…

И только сейчас понял, какая Луна мертвая, чужая, равнодушная, как беспомощен он сам и его спутники под этим черным небом… Он оглянулся назад, на место высадки. Прямо из неба спускалась веревка…

– Да найдем, найдем, по своим следам найдем, – успокоил его Колобок.

– Не понимаю я все-таки, братцы, как это мы ушли под землю, а вышли вон где, – не унимался богатырь. – Ведь это даже не чары, это что-то похуже.

– На Луну всегда так ходи, – сказал Сочиняй. Его ничем нельзя было смутить.

– Может, здешние люди там, внутри живут? – рассуждал Жихарь.

– Тогда бы и Беломор пошел куда-нибудь внутрь, – ответил Колобок.

– Ну да! Не знаешь ты старика! Он и на Земле норовил держаться от людей подальше. Одно слово – неклюд!

– Давайте шибче прыгать, – сказал Колобок. – Пока солнце не взошло. Думаю, тогда нам жарковато придется…

– Покуда мне ни жарко, ни холодно, – пожал плечами богатырь.

– Так я же и говорю – произвол антинаучный… Все оттого, что темные вы! Но, похоже, здесь незнание законов природы освобождает от ответственности, иначе давно бы вы задохнулись и замерзли, а я остался бы, бедненький, один горе мыкать…

Всякое любопытство из богатыря улетучилось, хотелось побыстрее найти Беломора и вернуться домой – даже то безобразие, что творилось нынче на Земле, стало казаться родным и близким…

Ни ветра, ни дождя… Ни снега, ни урагана… Теперь он смотрел только под ноги, как тогда, во Времени Оном, пересекая пустыню. Да и остальным было не по себе.

Катиться вверх Колобок не мог даже здесь – теперь он оставлял крошечные следочки в елочку. Его яркий кафтанчик мелькал где-то далеко впереди.

…Старый неклюд лежал под наклоненной скалой, сложив руки на груди – только свечки не хватало. Глаза Беломора были широко открыты и устремлены на далекую Землю.

Не было у Жихаря ни радости от встречи, ни тревоги за старика – не помер ли?

Побратимы обступили старика. Беломор недобро зыркнул из-под густых бровей, потом, не поднимаясь, сказал:

– Нашли все-таки! Догадались, кто виноват! Теперь судите старого дурака, казните его!

– За что? – хмуро спросил богатырь. – Никто тебя ни в чем не винит, думали искать у тебя совета… Думали, не случилось ли с тобой худого…

– Случилось, – сказал Беломор. – Погубил весь белый свет. Поэтому не возвращался. Стыдно было. Рассказывать не хочется, да и сделать уже ничего нельзя…

– Сэр Беломор, не на одного вас нашла проруха, – мягко сказал Яр-Тур. – Тут даже мой Мерлин крупно ошибся, а про меня и говорить нечего. Должно быть, такие дни наступили, чтобы всем ошибаться.

– Тот, кто знает про свою глупость, уже не такой большой глупец, – сказал Лю. – Тот, кто знает про свои заблуждения, заблуждается не так уж глубоко. Древние государи за все доброе благодарили народ, а во всех бедах винили себя; все истинное видели в народе, а все заблуждения находили в себе.

– Есть старик – убить бы его, нет старик – купить бы его, – объявил Сочиняй.

– Не утешайте, – сказал Беломор. – Лучше сразу пришибите.

– Рассказывай, отец, – велел Жихарь. – Чего уж теперь. Что там у тебя со Смертью получилось, чем ты ее прогневил? Я ведь знаю, что вы с ней чуть не родственники…

– А знаешь – так тем более… В общем, пристала она ко мне: наточи да наточи косу. Я уже давненько подрядился ей косу точить, оттого и живу долго. Вот и все родство, а вы что подумали?

– Но ты же тогда на острове намекал…

– Это я на тебя хотел страху нагнать. Короче, зудела она лет триста: коса, мол, уже стала тупая, как обух. Да вы, наверное, и сами заметили – давно не было великих войн, землетрясений, моровых поветрий, люди мерли обычным порядком.

А для того, чтобы ей косу наточить, оселок нужен не простой, только из лунного камня. У меня такой был, да уже весь сточился. Я бы с этим обмылком несколько лет возился, а коса-то ей каждый день нужна! Каждую ночь! Ну, пару деньков, конечно, может и Смерть потерпеть, так уже бывало в старину. Сизиф ее на цепь сажал, потом еще кто-то в березовый туесок запирал, в гроб заколачивали обручами, но все ненадолго.