Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

– Здравствуй, князь Святомер. – Лютомер первым поздоровался и даже поклонился, как младший из двоих. – Спасибо тебе, что пришел, ждать и искать не заставил.

– Жена моя где? – в ответ спросил Святомер. – Жива?

– Жива покуда. – Оборотень невозмутимо кивнул. – Сговоримся – получишь свою жену невредимой.

– Чего ты хочешь? – с трудом сдерживая гнев и ярость, спросил князь. – Смотри, волк лесной, я за мою жену тебя…

– Не гневайся, гнев – советчик плохой. Из нас двоих не тебе бы гневаться. Твой сын моих сестер из дома увез, за гостеприимство наше черным злом отплатил. За это предки завещали кровной местью мстить. Убил бы я тебя и сыновей твоих – перед богами и предками был бы прав. Но я крови лить не хочу. У вятичей есть враги, у угрян есть враги – незачем нам друг в друге новых искать. Слушай, что я тебе скажу. Старшая моя сестра уже у меня. – Лютомер кивнул на Лютаву. – Отдай мне меньшую сестру мою, Молиславу Вершиславну, поднеси им и родичам нашим дары в искупление обиды – и разойдемся мирно, я от имени рода моего пообещаю обиды не держать и мести вам не искать больше.

– Отвечай – куда жену мою дел?

– Получишь ее, когда я своих сестер увезу.

Святомер ответил не сразу. Его гордость противилась тому, чтобы признать себя и свой род побежденным, подносить дары, искупать вину. Ему, князю могучего племени вятичей, было стыдно склонять голову перед волком из угренского леса. Да еще на своей собственной земле! Будь перед ним другой человек – он мигом приказал бы стрелять, убить Лютомера и бросился бы во главе дружины в лес, надеясь вырвать Семиславу из рук угрян раньше, чем те успеют причинить ей вред. Но перед ним стоял оборотень и чародей. Как знать, что он сделал с ней и какие заклятья наложил? Может быть, Семислава погибнет в тот же миг, что и сам оборотень! Может, он имеет силу убить ее одним усилием мысли?

Пленение молодой княгини связывало ему руки, к тому же Лютомер был прав перед богами и предками – как честный человек, почитающий заветы, Святомер не мог не признать этого перед самим собой. Даже когда простые парни в купальскую ночь девок уводят, потом родичам выкуп несут. А здесь княжьи дочери, и Купала тогда еще не пришла… Горячий порыв Доброслава, жаждущего хоть как-то привести к покорности угрян, оборачивался против самих вятичей. Но Святомер не был бы собой, если бы не попытался спасти положение.

– Послушай, Вершиславич, – заговорил он, еще не зная толком, что хочет сказать. – Ты прав во многом, только… не годится нам так расстаться. Как враги, как звери лесные… Я ведь породниться с вами хотел. Сестер твоих взять за моих сыновей, а тебе дочь мою в жены предлагаю.

– Спасибо за честь, но сестер моих я домой верну, и дочери твоей мне не надо. Она и собой хороша, и родом знатна, ничего худого сказать не хочу, но хазар воевать угряне не станут. Найди ей мужа другого, а сестрам моим мужей отец наш подберет. Молинка! – Он нашел в толпе позади Святомера лицо младшей сестры. – Иди сюда.

Молинка, как завороженная, среди общей тишины и неподвижности сделала шаг вперед.

И сразу двое кинулись к ней, чтобы удержать – Ярко и Доброслав. Но если Ярко не желал с ней расставаться, то Доброслав понимал, что глупее глупого в их положении выпустить из рук единственную ныне заложницу.

– Никуда она не пойдет! – крикнул Доброслав, заступая девушке дорогу.

– Она со мной останется! – одновременно воскликнул Ярко и обнял Молинку. – Она моей женой будет. Она сама обещала!

Девушка молчала, и тогда Лютава сделала шаг вперед.

– Молинка! – окликнула она сестру. – Погляди на меня!

Сестра подняла на нее глаза и тут же опустила снова, теребя кисти пояса.

– Послушай лучше меня, Вершиславич! – Ярко сам шагнул к опушке. – Ты не подумай, что я… Я когда Молиславу увидел, так и понял: она – судьба моя, мне ее сама Лада предназначила. И я ей тоже… – Он запнулся, оглянулся на девушку. – Она сама согласна быть моей женой.

Молинка не поднимала глаз, и на лице ее отражалось такое жаркое смущение, какого Лютава никогда у своей сестры не видела.

– Я ее всю жизнь любить буду, других жен даже не возьму, ничем ее не обижу! – горячо продолжал Ярко. – Не невольте ее от меня уходить, ее судьба здесь, со мной. Ну, лада моя! – Он обернулся и взял Молинку за руку. – Скажи им! Ведь я правду говорю?

– Да, – прошептала Молинка, бросив на родичей короткий взгляд.

В ее глазах сверкали тревога, волнение, но и глубоко спрятанная радость, и Лютомер с Лютавой, хорошо знавшие сестру, сразу поняли, что Ярко говорит чистую правду.

Изумленная Лютава переводила взгляд с Молинки на ее новоявленного жениха. Думая совсем о других вещах, она как-то сразу не сообразила, что может означать волнение и румянец сестры. Но именно сейчас ей бросилось в глаза, что Ярогнев и Молинка похожи – оба они невысоки ростом, но крепко и ладно сложены, оба круглолицы, румяны, у обоих темно-русые волосы и пушистые черные брови, голубые глаза. Известно, что внешнее сходство жениха и невесты, если те не в родстве, обещает счастливый брак.

– Вот у меня и колечко ее. – Ярко показал мизинец, на котором сидел серебряный перстенек Молинки – на другие пальцы он не налез.

И Лютава не сомневалась, что перстень тот самый.

Не думая ни о какой опасности, она подошла почти вплотную к Молинке.

– Ты что, голубка, с ума, что ли, сошла? – в растерянности осведомилась она и слегка развела руками в знак своего полного недоумения. – Обручилась, кольцо дала… Ни отца с матерью не спросила, со мной даже не посоветовалась! Они-то далеко, а я-то ведь здесь с тобой!

– Но когда же я советоваться буду? – Молинка подняла на нее виноватый взгляд, в котором горели волнение, раскаяние и счастье, и снова отвернулась. – Мы ведь… Вчера ведь… И Купала же! – Наконец она вспомнила свое главное оправдание. – А в Купалу и без родичей можно!

– Ты хоть понимаешь, что наделала?

Она не удивлялась, что молодой и красивый княжич Ярко вскружил сестре голову, чему весьма способствовало и буйство купальских игрищ, обращающих все помыслы к любви. Она ничуть не стала бы осуждать Молинку, которая была свободна от каких-либо зароков и могла выбирать кого хочет. Но брак княжьей дочери – не ее собственное дело и даже не ее рода. Именно сейчас и именно за Ярко Рудомеровича – после того как они много раз обсуждали, как неуместны и невозможны подобные браки, ставящие род угренских князей в зависимость от вятичских!

– Ну, не ругай меня! – Молинка шагнула вперед, обняла Лютаву и прижалась лицом к ее плечу. Ее терзал разлад с сестрой, с которой они всю жизнь были так близки, но она ничего не могла поделать. – Я не виновата. Я его как увидела, то и подумала: вот он, мой муж, мне его Лада послала. Я сразу поняла, ты понимаешь? Не в том дело, что он парень красивый и князем будет. Это не важно. Просто знаешь, я как глянула на него, так сразу все увидела: свадьбу, и я рядом с ним стою, и у нас руки убрусом связаны, потом вижу, сижу я уже с повоем на голове, жду его, и детей вижу, знаю, это наши дети… И чувство у меня такое, будто я с ним уже всю жизнь прожила и ближе него у меня никого нет. Как будто из Нави гляжу и все у нас уже позади, мне как на ладони видно. Что же я сделаю? Это судьба, так мне Рожаницы напряли.