Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф

Леди Элинор подошла к самой воде, белым холмиком опустилась на песок нежная ткань. Она встала на колени и, сев на пятки, снова запрокинула голову, подставляя лицо уже лунному свету. Я не сводил с нее глаз, она сидит спокойно, глаза полузакрыты, волосы темным каскадом закрывают спину. Словно почувствовав мой взгляд, оглянулась, я сказал поспешно:

— Леди Элинор, не нужно меня в жабу!.. Я не смотрю. Хотя женская красота как раз создана для мужских взглядов. А вы, если честно, красивая…

Она медленно поднялась и, как завороженная лунным светом, пошла к воде. Я следил настороженно. Она вступила в воду, даже не ощутив ее, а это не женщина, если не взвизгнет, не подожмет пугливо ногу, не изобразит ужимками, что она такая нежная, такая нежная и рядом должен идти мужчина, чтобы беречь и охранять. Вода пошла от ее ног широкими тяжелыми кольцами, но дно понижается настолько медленно, что вот уже пять шагов пройдено по озеру, а все еще воды по щиколотки.

Я подошел к самому краю воды, но леди Элинор остановилась, выпрямившись, сложила ладони за спиной пальцами вниз, застыла в ожидании. Луна все поднимается, огромная и зловещая, вся в темных кавернах, впадинах, изъеденная метеоритами, как старая сковородка ржавчиной.

Она оглянулась, дрожь встряхнула меня, но я уставился на нее, завороженный дикой красотой: лицо еще трагичнее и загадочнее, глаза блестят, как у вышедшего на охоту зверя, черные губы раздвинулись, зубы блеснули в лунном свете, как острые ножи. Мне показалось, что клыки втрое длиннее, чем должны бы.

— Стой там, — донесся ее негромкий голос. — Ничего не бойся.

— Я боюсь за вас, — ответил я так же тихо, чтобы не спугнуть то, что происходит. — Там хоть пиявок нет?

Она не ответила, повернулась к луне и сделала еще шажок. Вода ленивыми волнами, словно густое подсолнечное масло, обозначила ее путь, как за плывущим лебедем. Погрузилась волшебница разве что на дюйм, дно почти не понижается, луна светит мне в лицо, на ее фоне вижу только темный силуэт с пугливо приподнятыми плечами. Обеими руками волшебница обхватила себя за плечи, локтями закрывая грудь, остановилась, я видел, с каким усилием превозмогла себя и простерла руки к небу.

Я напряг слух, волшебница говорит на странном наречии, явно архаичном. У нас все старое приобретает налет священности: вон как Иисусу Христу делали обрезание каменным ножом, так и сейчас еще делают ими же. Леди Элинор просит дать ей силу, слова странные и в определенном ритме, почти стихи, их не люблю и не понимаю, но раз существуют, значит — зачем-то и кому-то нужны.

Обнаженная женская фигура продвинулась еще на несколько шагов, вода поднялась до пояса, я уже раскрыл рот для предостерегающего окрика, вдруг она в трансе и не понимает, что делает, но волшебница остановилась снова, плечи приподняты еще выше, я почти физически чувствую, как ей страшно, оглядывается по сторонам, ищет взглядом по всему небу.

Луна уже вся покрыта льдом, холод и смерть от нее струятся мощными потоками. Я затаил дыхание и ждал, ждал, ждал. Ничего не происходило, ни грома с молниями, ни появления чудовищных фигур, ни даже Водяной Зверь не откликнулся, то ли отпугнутый волшебной мазью, то ли эта смазка делает волшебницу для него невидимой.

Она простояла почти час, я озяб и начал скучать. Наконец она так же медленно вышла из озера, обнаженное тело блестит, словно капли скатываются по холодному, идеально чистому мрамору.

Я шагнул навстречу.

— Жаль, мы не взяли полотенца…

— Пустяки, — ответила она легко, — ночь теплая.

Ее тело в лунном свете выглядит совершенно белым, она вскинула руки и пощупала волосы, самые кончики намокли, а я смотрел на темные подмышки и грудь, что поднялась еще выше, живот очерчен красиво и деликатно, такой же темный, как и в подмышках, треугольный мысок внизу живота, длинные стройные ноги, только белые, не тронутые загаром.

Перехватив мой взгляд, она вдруг спросила:

— И ты уверен, что старуха напускает чары?

— Да совсем нет, — пробормотал я.

— Врешь, — сказала она, стараясь говорить равнодушно, но горечь прозвучала в ее словах. — Народ темен… но хуже того, злобен… Даже те, кто считает, что я в самом деле молода, предпочитают говорить, что я старуха, что дурачит молодых парней… Нет, Дик, я слишком много потратила сил на магию, чтобы ограничиться одними иллюзиями. Я в самом деле сумела остановить свой возраст и даже малость вернуть вспять. С другой стороны, верно, я… зрелая женщина. Зрелая женщина в теле юной девушки.

Я смиренно опустил взгляд, молча подал ей платье, она с равнодушным спокойствием вскинула руки, я догадался, что надо накинуть сверху, а потом тащить вниз, поправляя на тех местах, где зацепляется, а платье достаточно тугое…

С меня сошло сто потов, я разогрелся, как в плавильной печи, кто тут только что мерз, не понимаю. Леди Элинор повернулась ко мне спиной, все-таки пару шнурков затянуть надо, пальцы у меня дрожали, соскальзывали, а из широкого разреза, который затягиваю, так дивно выглядывают и просят не закрывать их нежно-белые ягодицы…

Она повернулась ко мне, уже державная и величественная, как императрица, обронила с холодным равнодушием:

— Ты молодец, не испугался.

— А чего пугаться? — не понял я. — Если бы какой зверь, того бы я палкой по голове. А если какой призрак — вы отпугнете.

Она кивнула, молча направилась к холму, где на вершине блистает залитый лунным светом особенно высокий и таинственный замок. Я потащился следом, в самом деле поглядывал по сторонам, однако никто к нам не осмеливается и приблизиться, а кузнечики умолкают за десяток шагов и поспешно упрыгивают с дороги.

Когда миновали главные ворота, она обронила в холле:

— Иди спи. Для тебя это было слишком много.

Я ответил с поклоном:

— И вы отдыхайте, леди Элинор. Не знаю, сколько вы там сил получили, но и потратили… изрядно. На вас лица нет. А то, что у вас сейчас заместо лица, так и лицом-то назвать как-то не с руки, чтобы ваше настоящее лицо не обидеть. Отдыхайте, выспитесь хорошо!

Она искривила губы в жестокой усмешке:

— Впервые обо мне кто-то заботится. И кто — деревенский дурачок!

Глава 17

Утром в людскую вбежала белая как мел Мадина. Под глазом кровоподтек, волосы растрепаны, на голом плече длинная царапина. Марманда ухватила ее и прижала к груди, Франлия дергала и приставала с расспросами. Мадина всхлипывала, в глазах ужас, рассказала сквозь рыдания, что хозяйка в бешенстве, у нее что-то не получилось, в ее покоях сейчас гроза, хлещут молнии, ревут демоны, вся мебель — в щепках, даже стены треснули…