Е. Кочешкова - Шут

Он гнал, не разбирая дороги, забыв о коварных наледях, на которых безымянный серый жеребец из королевских конюшен лишь чудом не оскользнулся.

На берегу Шут спешился и устало сел на песок. Море бушевало, швыряя на берег грязные клочья пены.

Нар не отстала от него. Выскочив из переулка, она спрыгнула со своей кобылы и налетела точно ураган:

— Что с тобой случилось, шут? Ты решил переломать нашим лошадям ноги? Какие бесы вселились в тебя?! Или ты обезумел? Ваш дрянной город не создан для таких скачек!

«Нет, я не обезумел… Я пока еще хозяин своего ума. И тебе не лишить меня моей воли… — Шут не смотрел на принцессу. Нелепая тайкурская шапка опять сползла до самых глаз, и он сорвал ее с головы, отбросив в сторону. Запоздало подумал, что сглупил: — Проклятье! Я опять простужусь…».

Нар молча подняла шапку, напялила ее на Шута.

— Глупец, — и села рядом. Почти бок о бок.

— Я ненавижу тебя, — прошептал он.

Там на башне с ним случилось нечто, не поддающееся описанию. Как будто кто-то со всего размаха вдребезги сломал стену, отделявшую его от целого мира. Мира, который всегда был рядом, но оставался невидимым, непознаваемым. Кое-как собрав себя обратно в привычные рамки осознания, Шут вернулся в спальню и до вечера сидел, уставясь на огонь в камине. Мирта принесла ему горячей похлебки с кухни и, как обычно, без единого слова поставила рядом. Она развесила мокрый от снега плащ и подтерла лужи, набежавшие с сапог. А потом, стараясь не попадаться хозяину комнаты на глаза, до темноты вдохновенно выгребала пыль из тех углов, где раньше громоздился Шутов хлам.

То-то старшая горничная, наверное, обрадовалась…

Перед уходом Мирта робко спросила, не нужно ли господину еще чем помочь. Шут вздохнул и сказал, чтобы с завтрашнего дня только она приносила ему теплую воду и растапливала камин по утрам. Девушка удивленно подняла брови, но если она и хотела задать какой вопрос, то так и не решилась. Служанка выглядела усталой, волосы выбились из-под чепца, на лице остались подтеки от грязной воды. Однако же она перестала прятать глаза и смотрела на него открыто. Шут улыбнулся ей на прощанье, да только это вряд ли было замечено — Мирта выходила из комнаты, почти ничего не видя за горой грязного белья, что она охапкой держала в руках.

Этой ночью Шут почти не спал. Думал о Нар, об Элее, о Дале. О себе. О том, кто он. Зачем живет… и почему живет именно так, а не иначе. Почему Дала сочла себя в праве выбирать за него? В том, что это было именно ее решение, он ничуть не сомневался.

Вопросы и тягостные мысли измотали Шута. Он чувствовал себя обманутым, а такого с ним не случалось с детства.

И во всем была виновата эта черноглазая колдунья…

— Ты обещал мне показать город, — Нар сказала это так, будто не услышала последних слов.

— Ничего я не обещал, — он смотрел, как волны с грохотом налетают на гранитные валуны и разбиваются каскадом брызг, долетающих до места, где они сидели. Шут знал, что если облизать губы, на языке останется соль.

Он любил море и любил Золотую Гавань.

— Что ты сделала с Руальдом? — Шут не отрывал взгляда от волн.

— То, чего ты делать не умеешь. Знание не даст тебе понимания. Оставь это. С Руальдом все не так плохо, как тебе кажется, — Нар подобрала камешек и запустила его в воду. — Он уже почти собрал себя воедино. Чем дальше, тем меньше он будет выглядеть странным. Его сознание почти приняло меня. Совсем скоро он станет таким, как прежде, и мысли о первой жене перестанут причинять ему боль. Однажды ты спросишь его, как же он мог так поступить с ней, и твой Руальд не рыкнет «Отвяжись! Поди прочь!», а честно расскажет как. И вы душевно посидите у камина, наслаждаясь вином и возвратившейся дружбой…

Шут стиснул челюсти, желваки заходили под кожей. Вдохнул поглубже. Может она просто не понимает?

— А Элея? — кто бы мог подумать, что голос у него бывает таким жестким и ледяным…

— Твоя снежная королева? — Нар пожала плечами. — Так всегда — кто-нибудь оказывается лишь фигурой в игре. Это неизбежно.

«Вы не фигура, вы — Королева!» — «Спасибо, Пат»… Медовые глаза, полные печали…

— Будь проклят тот день, когда вы встретились с Руальдом… Век бы тебя не видеть! — крикнул Шут и, сжавшись в пульсирующий комок боли, обхватил голову руками, желая лишь одного — чтобы принцесса тайкуров исчезла. Исчезла из их жизни навсегда.

Но она осталась, где была, лишь вскочила и воскликнула рассержено:

— Да как ты смеешь так говорить со мной?! Ты! Дурак!

— А я дурак и есть, — ответил он устало.

— Да уж, с этим не поспоришь, — ее гнев угас так же быстро, как и вспыхнул. Нар, вздохнув, села, оправила плащ, чтобы ветер не трепал его полы и заглянула Шуту в лицо. — Думать ты, похоже, совсем не умеешь, королевский любимчик. Хотя мог бы и попробовать. Ты вбил себе в голову, будто твою ненаглядную королеву тут обидели до смерти, будто жизнь ее испортили и навсегда сделали несчастной. Глупец. Поверь мне, пройдет время, и она будет плакать от счастья, что не осталась с Руальдом.

— Почему? — Шут не сдержал удивления.

— Потому. Другая у нее судьба. Она слишком сильная для вашего короля. Ее слишком много для него.

— Тебя будто не много! — как ему надоела эта ее непререкаемая взрослая уверенность.

Нар усмехнулась.

— Не обо мне речь. У меня совсем другие задачи, глупенький шут. Тебе их пока не понять, поэтому не обвиняй меня в том, что далеко от твоего разумения. Лучше покажи мне город. Я знаю, ты любишь его, видишь совсем иначе, чем я. А королева твоя… поверь, у нее правда удивительная судьба. Как и у тебя. Но с Руальдом эта судьба не связана.

— Ты лжешь. Хочешь прикрыть красивыми словами уродливые дела, — он очень хотел бы поверить, но если позволить себе это, привычный мир, и без того потерявший свою прочность, окончательно перевернется.

— Считай, как хочешь. Рано или поздно ты поймешь, кто из нас был прав. А теперь — идем. И… прости меня за оружие. Я не увидела сразу. Такое трудно разглядеть, если не знаешь, что именно нужно искать. Кстати… это лечится. Я даже сама могу попробовать.

Шут поднялся, отряхнул песок с плаща. Протянув руку, помог встать Нар. Он ничего не ответил, просто подозвал лошадей и кивнул в сторону пирса.

— Этот город всегда начинался с причалов…

8

К полудню они побывали в двух садах и трех храмах, на набережной и в порту, а потом прошли всю Улицу Мастеров от кузницы до стекольных рядов. Некоторые лавки были заперты или даже заколочены — люди покидали Золотую, уходили на восток, вглубь королевства: туда, где можно не бояться быть зарезанным в собственном доме. Впрочем, многие горожане продолжали заниматься своими обычными делами, не желая бросать нажитое добро на поживу солдатам — своим и чужим.