Любовь Черникова - Защитница. Киррана-1

привычкой.

– Да я тебя сейчас!.. – Мордан шагнул и схватил за ворот, поднимая с постели.

Рубаха угрожающе затрещала.

– Интересно, что скажет Пасита? – зловещё улыбнулась Кира, приставив лезвие к

паху ублюдка.

Она надеялась, что не ошиблась в своих предположениях. И, похоже, оказалась

права. Мордан зло толкнул её обратно, выпустив рубашку и Кира закашлялась от боли в

ушибленных ребрах. Да, рефлексы её подвели. И как она в таком состоянии собирается

снова драться?

Противник отступил, тяжело дышал от ярости.

– Ты, сартогская сука, – прошипел он, – я дождусь, пока Пасита потеряет интерес,

и тогда тебе несдобровать. Я заберу тебя в свое поместье и превращу в прикроватный

коврик. Ни один мой гость не пройдет мимо не плюнув в твою сторону! Ты сдохнешь

под моими сапогами, и я скормлю твою вонючую тушу цепным псам! – он смачно

харкнул прямо на чисто вымытый пол и, резко развернувшись, вышел.

В глубине двора за домом разрывался Туман. Кира выскочила следом на

крыльцо.

Мордан остановился у самой калитки, повернулся:

– Громко же лает твоя псина, – он, осклабившись, посмотрел вглубь двора,

заставляя Киру напрячься.

– Не смей трогать собаку! – Кира едва узнала свой голос – она зарычала, не хуже

Тумана.

– Можешь не приходить сегодня на площадь. Встреча отменяется.

Охотница проводила его фигуру тревожным взглядом. Мордан удалялся

широкими размашистыми шагами, время от времени бросая зло зыркая через плечо.

Кира тяжело опустилась на ступеньку крыльца и горестно вздохнула. ещё седмицу

назад до неё никому и дела не было, а что теперь?

Самый страшный человек в деревне питает к ней какой-то странный интерес.

Она давно не маленькая, и прекрасно знает, что происходит между женщиной и

мужчиной. Да и доселе Защитник особо не стеснялся – брал, что хотел. Тот ужин… Она

прекрасно осознавала, чем это все могло закончится. Но Пасита сдержался. Она видела,

с каким трудом давалось ему это самообладание, но ведь ничто не могло помешать ему

сделать так, как пожелает. Или же причина в том, что она Киррана тин Даррен? Не хочет

ссорится с могущественным родом? Дедушка Махаррон наверняка за такое спуску не

даст, она не сомневалась. скорее всего именно в этом дело, примем за главную

причину поведения Паситы.

Теперь Мордан. Он явно точит на неё зуб. ещё бы! Двойное унижение. Такое не

каждый-то деревенский увалень сразу забудет, что уж говорить об отпрыске знатного

рода? Нужно его опасаться. Не стоит забывать, что братья не простые слуги, а скорее

всего ровня Защитнику, судя по одежде и повадкам. Да точно! Слышала же, что их зовут

тин Шнобберы – значит дворяне. Да и Мордан сейчас, ляпнул про поместье, когда

ругался. Хотя ему-то она и не обязана верить.

Кстати, а как относится к его словам? Не солгал ли? Правда ли не нужно

тащиться на площадь? Хорошо бы, да вдруг Пасита осерчает и скажет, что она нарушила

договор?

– Да ну их всех! – разозлилась Кира.

Она не то что драться или тренироваться не в состоянии, а вообще едва на ногах

держится. Им надо, вот и пусть друг другу рыла чистят. С этими мыслями охотница

вернулась в дом, ощутив внезапно зверский голод.

***

До ночи Киаланы осталось два дня, если можно так сказать: сегодня, да завтра

подождать, а вечером уже и вот он – праздник. Приготовления в Золотых Орешках шли

полным ходом. Из каждого дома доносились умопомрачительные ароматы свежей

выпечки Пироги, пирожки, сахарные кренделя, пышки, калачи с маком и прочие изыски

местных поварих заставляли слюнки течь не переставая. Наряду с печеным готовились

и хмельные ягодные меды, благо пришло уже разной ягоде время. Уже давно

настаивался квас, наварено было и пиво. Завтра с утра незамужние девушки начнут

плести цветочные венки, добавляя дубовый лист, или веточки крапивы – смотря, кто

какое желание загадал.

Мужики на берегу Широкой ближе к обеду разведут костры, чтобы жарить

приготовленное мясо. В основном дичь, но нет-нет да и мелькнет щедрой рукою

выделенный поросенок или барашек. Не стоит скупиться. В ночь Киаланы, каждый

должен быть наряден, сыт, пьян и доволен жизнью, насколько это возможно. Такова

примета.

Все будут петь, веселиться, играть и танцевать. Есть вволю без запретов,

брызгаться водой – непременное условие: только той, что смог унести в руках. Не

умолкнет смех до самой темноты. А как взойдет первая звезда, девушки поснимают с

головы венки и пустят по воде, распустят косы да затянут печальную песню в честь

Киаланы-девы. Навстречу со стороны выйдут парни в простых беленых рубахах с

красными кушаками. Ответят хором, славя мужа её Керуна. Как только дело дойдёт до

слов про быстрого ястреба, что ухватит белую горлицу, девушки ринутся врассыпную в

лес. Парни допоют куплет, ещё немного похрабрятся, подзадоривая друг друга и давая

девчонкам фору, а затем бросятся следом, снимая кушаки на ходу. Если и поймают кого

– не страшно. Выкуп – всего лишь поцелуй, но и отказать в нем не можно. Если же

двоим Киалана голову вскружит, значит так тому и быть. В ночь Киаланы это можно, а

после праздника вот она – готовая пара. Никто не осерчает, даже самые суровые

родители будут вынуждены смириться. С богами не спорят.

Из всех правил бывают исключения. Кира, впрочем, пойманной была только раз,

но отпор ей дважды давать приходилось. Да и попалась-то по глупости. Ей можно было

хоть и на месте стоять, свои просто мимо пробежали бы. Вот и привыкла, что никому

тут, кроме Микора не нужна. Ага, да кто бы супротив него-то её поцеловать решился?

Вот и шла не спеша, улыбалась своим мыслям и мечтала, как завтра будут с Микором

тренироваться, и она ему отомстит за поражение. Тут-то этот заезжий и подоспел.

Кажется, дядьки Иссопия племянник. Ладно бы просто поцелуй стребовал, так ведь нет!

Он из Птичьего Терема приехал, вот и решил, что раз городской, то можно вот так с ходу

руки распустить. Да и не била-то его она сильно. Так. Бросила наземь, а он осерчал, и

сам уже в драку полез. Пришлось дать отпор, не терпеть же? Второй раз получилось

похоже, но там ещё и Микор подоспел, так самой вообще ничего делать не пришлось.

Кира задумчиво рассматривала свое отражение в небольшом настольном

зеркальце на подставке – дорогая безделушка в серебряной оправе, которую когда-то