Любовь Черникова - Защитница. Киррана-1

находятся. Кто знает, в каких отношениях твари могли быть с предками нынешних

жителей? Он усмехнулся этой мысли и ощутил горячую волну желания:

– Стой! – крикнул он в окно. Девчонка, повинуясь предыдущему приказу, уже

успела дойти до середины площади. Услышав окрик, она замерла, как вкопанная. –

Вернись.

***

Кира едва добралась до дома. Тихонько сползла с лошади и, прикрываясь её

телом, прошмыгнула через двор – авось, мать не заметит ничего странного. Вопреки

опасениям Анасташи, похоже, дома не было. Это и к лучшему. Кира быстро обиходила

лошадку, задала ей корма. Тенью через окно просочилась в свою комнатушку, морщась

от боли – болело все тело. Тихо выглянула, убедившись, что не ошиблась – она была в

доме одна. Немного расслабившись, стянула пыльный охотничий наряд и вышла на

двор умыться. Хорошо бы было искупаться целиком, но как-то не располагало

самочувствие, да и обстановка, к купанию, когда они закончили, и Пасита отдал

команду возвращаться.

Кира вернулась в комнату и прилегла на лавку. Тело болело, на лице наливался

синевою огромный синяк. И как это скрыть от матери? Разве что в лес отправиться, пока

не пройдет? Да толку то? Небось пол деревни её видело.

Скрипнула дверь. А через мгновение в комнату влетели Анасташа и Матрена.

– Дочка! За что они так тебя? Вот же ироды! – Анасташа бросилась к Кире,

принялась ощупывать, гладить.

– Мам, все нормально. Ничего страшного не произошло. Пара ушибов и только.

– Дай-ка я взгляну, – знахарка оттеснила причитающую Ташку и начала осмотр.

Через некоторое время вынесла вердикт: – Ребра целые. Синяк, конечно, серьезный, но

до свадьбы заживёт. Хотя и не дело это девке с мужиками биться! – она с укоризной

взглянула на Киру, как будто та сама ходила по деревне и всех задирала. – А вот рана на

голове мне не нравится. Много грязи, как бы не было заражения, – знахарка

засуетилась, вынимая из большой закрытой корзины всевозможные пузырьки и

склянки. – Анасташа, согрей воды.

Мать вышла, а Матрена цепко взглянула на Киру.

– Никто не насильничал, – со вздохом ответила та на ещё не заданный, но

ожидаемый вопрос, – только немного побили. Да я и сама виновата. Слишком

самонадеянно себя повела, пропустила удар…

– Кира, и зачем все это? Пусть уж мужики с Паситой и воюют, если им так надо. А

ты ведь девчонка! Куда тебе до него?

Кира горько усмехнулась.

Вошла Анасташа с ковшом горячей воды. Матрена споро достала маленькую

плошку, зачерпнула. Поболтала, слегка остужая, вылила туда содержимое какого-то

пузырька и протянула Кире:

– На вот, пей.

Она принялась споро готовить какие-то примочки. Кира залпом осушила плошку

и поморщилась:

– Ну и гадость! – отвар не был горьким, но имел отвратительный привкус и

запах.

Накатила слабость. Веки отяжелели, захотелось спать до умопомрачения.

Матрена тем временем инструктировала Анасташу:

– Вот. Это принимать три раза в день, а мазь на тряпочку и к синякам

прикладывать, мелкие просто намазать. Дня за три сойдет. Сильное средство, верное.

Наклонись-ка рану промою.

Кира послушно нагнулась над ушатом, и Матрена осторожно принялась очищать

рану, разбирая волосы руками.

– Чем это тебя так?

– Упала на камень, – буркнула Кира и, почувствовав приступ дурноты,

вынужденно схватилась рукой за стоящий рядом с лавкой стул – её повело. Анасташа

ахнула.

– Отвар подействовал, – успокоила Матрена, предотвращая новый поток охов и

ахов, – там легкое успокоительное. Сейчас ляжет и до утра проспит, во сне все заживёт

быстрее.

– Мне завтра надо на рассвете… – язык заплетался, и Кира с трудом им

ворочала.

– Чего надо? – недовольно буркнула знахарка.

– Быть на площади. Разбуди меня обязательно, мама, – прошептала Кира

откидываясь без сил на лавку.

Спать хотелось неимоверно. Одолела смертельная усталость. Бой с такими

противниками потребовал концентрации всех сил, и теперь наступил откат, да ещё это

зелье...

– Рану я промыла. Все не так страшно, как показалось сначала, даром что сильно

кровило – на голове часто так. Но завтра рекомендую полный покой. Никаких драк,

охоты, конных прогулок. Можешь ты просто сесть и вышивать в конце-концов?

– Мне надо на площадь. Рано утром, – упрямо повторила Кира, изо всех сил

борясь со сном.

– Зачем это? – изумилась Анасташа.

– Пасита приказал. Будем тренироваться.

– Что? Изверг ещё не натешился? Я вот сейчас пойду к нему! Или лучше мы

уедем из деревни. Немедленно! – Анасташа бестолково заметалась по комнате.

– Мама, а ты и правда поезжай, – вдруг даже обрадовалась Кира, но твердо

добавила: – А я – останусь.

– Это почему же!

– Пасита обещал, что больше никого не тронет.

– Что?! – хором воскликнули женщины и переглянулись.

– Защитник сказал, они больше никого не тронут, если я буду каждый день с

ним... тренироваться.

– Прямо так и сказал? – недоверчиво переспросила Матрена. – Да ты же

девчонка, на кой это ему?

– Так и сказал, – подтвердила Кира, – и добавил, что за девичью честь могу не

опасаться. – поспешила развеять она неминуемые подозрения, хотя, скорее всего,

безуспешно. Не обращая больше ни на кого внимания, она закрыла глаза и мгновенно

уснула.

Пробуждение было не из приятных. Проснулась Кира от больного тычка в ребра.

– Спишь? – зло прошипел Мордан, – Никакого почтения к Защитнику!

Мужчина возвышался, над ней, отчего охотница почувствовала себя весьма

неуютно. Руки в боки, ноги широко расставлены, губы кривятся в презрительной

ухмылке. Кира подскочила было на лавке и тут же, с непроизвольным стоном, села

обратно. Чувствовала себя она более, чем разбито. Вторая попытка оказалась чуть

удачнее. Стараясь не охать, обошла Мордана и принялась спешно искать одежду.

Охотничий наряд, вычищенный заботливой материнской рукой, обнаружился

аккуратно развешенным на спинке стула.

– Я скоро буду, – буркнула Кира. – Выйди, мне надо одеться.

– Ты ещё смеешь мне приказывать, девка?! – угрожающе надвинулся бугай.

Получив внезапный толчок в грудь, Кира снова села на лавку. – Да я тебе!..

– А то что? – нехорошо сощурившись, перебила Киррана, нащупав под подушкой

нож. Спасибо маме. Это она его положила, а ведь раньше все смеялась над этой

привычкой.