Маргит Сандему - Тайна

— Да, он молодец, — с нежностью в голосе сказала Элизабет. — Но здесь не все для меня ясно. Он упорно твердит, что на нем вся вина за несчастную участь Карин.

— Ах, какой он чувствительный! Но в определенной степени он прав…

— Я хотела бы, чтобы вы рассказали всю историю и мне. Я тут далеко не последнее лицо, понимаете. Я подруга Карин и желаю сделать ее жизнь достойной человека. Я собираюсь также выйти замуж за Вемунда — если только он отбросит свою навязчивую идею о том, чтобы наложить на себя руки. Так как он не может жить, зная, что Карин заболела из-за него.

Госпожа Шпитце вздохнула.

— Я осознаю, что мне опять придется рассказать обо всем. Хотя это настолько мне противно, что мне становится плохо от одной только мысли. Но вы ведь женщина — и, насколько я могу судить, довольно отважная женщина. Думаю, что я могу рассказать вам детали, которые я не могла упомянуть в разговоре с Вемундом. Чтобы вы лучше поняли реакцию бедняжки Карин.

Элизабет кивнула головой, чего, естественно, не могла видеть собеседница.

— Я кое о чем сама догадалась, — сказала она.

— Хотела бы послушать, — сказала госпожа Шпитце.

— Я думаю, что те люди, которые здесь живут, вовсе не настоящие Тарки. Полагаю, что Карин была свидетелем того, как они убили настоящих Тарков, потому что они были неслыханно состоятельными. Арнольд, Эмили и Мандруп Свендсен лишь выскочки, которых в действительности зовут иначе. Да, и я знаю, что Мандруп — это Буби. Но я не могу все это связать воедино, мне не хватает части кирпичиков, чтобы решить эту головоломку.

— Эх, госпожа Элизабет, вы совершенно на ложном пути! Эти звери действительно настоящие Тарки, и Мандруп Свендсен тот, за которого он себя выдает.

Элизабет опешила.

— Расскажите тогда, пожалуйста.

— Хорошо, — сказала, тяжело вздохнув, госпожа Шпитце. — У нас много времени, я думаю. Я долго стучала в дверь, но меня никто не слышал. Или не хотел слышать.

Итак, она начала:

— Майн Готт, как же мне противно об этом рассказывать! Ну да ладно! Карин была одинокой девушкой. Она любила свой Буде, который был домом Ульриксбю. Ее отец умер практически одновременно с появлением жениха, так называемого Буби. Франтоватого молодого человека с хорошим будущим. Было условлено об их свадьбе — Карин была безумно влюблена. У этой одинокой девушки, наконец-то, появился друг! Она видела все в розовом свете, и в то время у нее не было иных тем для разговора, кроме Буби. Я тогда у нее была своего рода гувернанткой.

— А мать, госпожа Эмили, была добра к дочери?

— Госпожа Эмили никогда ни к кому не была доброй. Она лишь демонстрировала поверхностную, ослепляющую любезность. Карин молилась на свою божественную мать. Как и большинство других в окружении Эмили, она просила у матери хотя бы капельку благосклонности, капельку любви. Эмили всегда была такой. Холодной, недостижимой, с очаровательной улыбкой, которая согревала сердца всех, к кому она хорошо относилась.

— Да, — сказала Элизабет. — Она как потаскуха.

— Верно. Они жили в Буде одни — естественно, со всем штатом слуг, и визиты Буби стали для Карин радостью. Она ждала его страстно. Она была так молода, так неопытна в жизни, в мужчинах и их любви. Она представляла себе почти целомудренное, восторженное супружество. Она где-то слышала об… интимных связях между супругами, но не могла по-настоящему представить себе физическую любовь. Помню, как она как-то заговорила со мной об этом и спросила у меня, глядя большими, полными страха глазами, правда ли, что для того, чтобы у них родился ребенок, надо спать в одной постели. Я, такая же неопытная сама, вряд ли была тем, кто мог объяснить ей таинства жизни. А к своей матери она не могла пойти. Госпожа Эмили не разговаривала о «подобном».

— В то время Карин была красива?

— Она была самой обворожительной девушкой, которую я когда-либо видела! Кстати, я должна саму себя поправить… Буде сначала был домом Эмили, который она сохранила после супружества с Ульриксбю. Ее дедушка по отцовской линии владел усадьбой. У деда было двое сыновей. Одного звали Свен. Поэтому Мандрупа звать Свенсен.

— То есть Буде был и домом Мандрупа?

— Нет, его унаследовал старший брат — отец Эмили.

— Но Мандруп там частенько бывал, — констатировала Элизабет.

— Да. Приближался день свадьбы Карин. Она была возбуждена! Буби уехал…

— Чтобы достать ландыши к букету невесты?

— Возможно, но я этого теперь не помню. Он уехал надолго. Итак, однажды вечером…

Госпоже Шпитце стало трудно говорить.

— Мы с Карин что-то обсуждали, не помню уже что. «Пошли спросим мать, — сказала Карин. — Мать знает все!» И мы побежали в спальню Эмили. Возбужденная Карин даже не постучала в дверь, и мы вошли. Эту сцену я никогда не забуду…

Госпожа Шпитце немного подождала, прежде чем смогла продолжить. Единственное, что слышалось, было дыхание Элизабет, кашель почти исчез.

— У госпожи Эмили… был в это время любовник. Она была обнаженной, а на нем была лишь короткая рубашка. Можете представить себе реакцию Карин, когда она увидела белые бедра своей любимой, достойной матери и мужчину между ними. Он отвернулся так быстро, что Карин не успела разглядеть, кто же это был. Кровать была с балдахином, и свет исходил от одной простой свечи так, что его лицо было в тени, а когда он встал на постели, его голову скрыл край балдахина. Но его рубашка была слишком короткой. До тех пор обнаженных мужчин Карин видела только на потолке в церкви в виде херувимов. То, что она тогда увидела, было, разумеется, чем-то совершенно иным. Мы вторглись, очевидно, в весьма критический момент, потому что госпожа Эмили стонала от возбуждения. Все это было так отвратительно, так интимно, что я схватила Карин и выбежала из спальни. Я должна была ее вытащить, потому что ей было ужасно неприятно.

— Бедная девушка! — прошептала Элизабет.

— Да, но это еще не конец! Она стала избегать свою мать, и думаю, что и у госпожи Эмили не было особого желания с ней встречаться. В доме сложилась ужасная атмосфера. «Только бы приехал побыстрее Буби, — жаловалась она мне. — Он заберет меня из этого дома». И вот появился Буби! Карин тогда не было дома, и когда она вернулась с прогулки, я сказала ей, что он пришел и ждет в гостиной. Она засияла, как солнышко, бедная девушка, после всех этих дней, когда она не могла говорить, не могла улыбаться, а только ходила с застывшим, чужим лицом. Теперь ее любимый, невинный Буби заберет ее отсюда от этого чудовища, которое когда-то было ее матерью. И она заживут красивой супружеской жизнью, не притрагиваясь так мерзко друг к другу, а бродя вместе, в море роз, изредка целуя друг друга.