Ник Перумов - Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона

Гневно затопали копыта, и в круг бледного света ворвался иссиня-чёрный гайто. Скакун гневно заржал, из ноздрей его, казалось, вырывается пламя. Клубок мрака перед магистром словно сжался, втягивая щупальца и точно готовясь к прыжку. Рыцарь в недоумении повернулся.

Рядом с чёрно-чешуйчатым гайто появилась огромная птица с клювом как у хищников и размахом крыльев в полтора раза шире, чем у человеческих рук. Перья, казалось, испробовали все оттенки серого – точно с них незримая рука смыла все краски.

В следующий миг появилось и третье создание – невиданный рыбочуд на коротких и кривых, но явно очень мощных и сильных лапах. Пасть, усаженная зубами, заставила бы устыдиться и в страхе задать стрекача любого монстра.

Магистр словно окаменел на одном колене.

Трое – против одной. Гайто гневно ударил раздвоенным копытом, полетели брызги раздробленного камня, словно вода из лужи. Птица заклекотала, клюв щёлкнул, и одно из щупалец конвульсивно дёрнулось, словно от боли.

Три создания медленно приближались. Воздух между ними и клубком мрака потрескивал, проскакивали короткие белые молнии. Чёрный отросток мрака вдруг хлестнул магистра по плечу, тот дёрнулся, словно пробуждаясь.

– Да, Хозяйка… – забормотал он. – Нет, нет, никогда, никуда! Я буду защищать Тебя, Хозяйка!

Второй удар, рыцарь пошатнулся. За клубком мрака всё ярче разгоралось серое пламя овального портала. Щупальце почти швырнуло его сквозь призрачную завесу, но тут сверху ринулась птица, удар клюва, словно меча, отбросил магистра от спасительной двери.

Трое бросились на одну. Рыцарь зарычал, вскинул клинок – рыбочуд мотнул тяжёлой головой, отталкивая его далеко в сторону. Сталь зазвенела по камням, эфес вырвался из руки, магистр замер лицом вниз.

Высокий нестерпимый визг прорезал воздух. Клубок тьмы не принял боя, он сам стремительно втягивался сейчас в щели и трещины. Три сущности замерли, глядя друг на друга. Гайто, словно главный среди них, вновь ударил копытом, и вокруг храма всё словно встало на дыбы. Вспыхнули ослепительными вспышками и распались пеплом Камни Магии, в раскрывшиеся трещины проваливались целые деревья, рушились холмы, расплёскиваясь, словно рука гиганта смахивала пыль со стола. Лопнуло несколько пузырей Гнили, потоки многоножек хлынули во все стороны – только для того, чтобы вспыхнуть ядовитым пламенем, оставляя в воздухе нестерпимый кисло-металлический смрад.

Над развалинами храма Всех Зверей родился ураган, завывая, понёсся кругом, круша всё на своём пути, выворачивая вековые стволы и снося крыши с домов в брошенных деревеньках поблизости. Взрывалась земля, к небу взлетали фонтаны комьев и камней; из раскрывшихся каверн одно за другим появились ещё четыре существа: нечто вроде большого, очень большого кота, пёс с птичьей головой и широкими крыльями, толстая змея в пять человеческих ростов длиной и толщиной опять же в человеческое тело и ещё одно существо, место которому было явно в морских глубинах, а не на поверхности земли; сейчас же, в чужой среде, оно больше всего напоминало кальмара, у которого вдруг выросли лапы.

Семеро. Семь созданий, Семь Зверей. Совсем не такие, как в дни своей славы, вернувшиеся, – впрочем, вернувшиеся ли? – слабо напоминали они тех, кого изображали на стенах храмов и перед кем простирались ниц.

Были ли они погребены здесь? Или неведомые силы, вырванные из равновесия малой соломинкой – чарами магистра и Метхли, оживили пустые кенотафы? Ритуальные погребения Зверей в храме имени Их Всех?

Семь сущностей. Семь хранителей Листа. Не злые и не добрые, не плохие и не хорошие, такие же, как сама Природа. Как смена времён года, когда смерть есть всего лишь начало новой жизни. Бесконечный круг, о чём толковали все, кто хоть что-нибудь понимает в смысле и смыслах. Зачем громоздить невнятное, когда смерть бредёт под руку с жизнью и обе сестры полны разом и печалью и радостью?

Они вернулись для славы и победы? Или для последнего отчаянного боя, о котором не споют песен, потому что не останется ни певцов, ни слушателей?

Но сейчас они стояли, все семеро – шестеро вернувшихся и один, что оставался каким-то образом в мире, кто ждал и дождался.

Магистр застонал и пошевелился. Гайто мигом обернулся, фыркнул с ненавистью, подходя ближе.

Человек сумел перевернуться на спину и открыть глаза. Над его лицом поднялось заострённое копыто, то самое, что с лёгкостью крошило крепчайший камень.

– Нет… пощади… – прохрипели едва двигающиеся губы.

Гайто опустил копыто. Голова скакуна склонилась, нечеловеческие глаза пристально уставились на магистра.

– Нет! Хозяйка… превозможет всё! Никогда не…

Гайто вздохнул – на сей раз совсем по-человечески.

Щёлкнули зубы рыбочуда, заскрежетал рвущийся металл. Человек вскрикнул, оставшись без шлема и с кровавым росчерком на подбородке.

Гайто в последний раз топнул копытом.

«Беги», – понятно было без слов.

Он не хотел убивать. Подобно тому, как Природа никогда не отнимает жизнь по пустой прихоти.

Рыцарь поднялся и вновь нагнулся, чтобы подобрать выпавший меч.

Гайто фыркнул, переступил обманчиво тонкими ногами и со всей силой ударил копытом. Клинок со звоном переломился.

«Прочь!»

Но магистр не был бы магистром, обратись он в бегство. Не сводя глаз с Семерых, он подхватил рукояти своей тачки. Помедлил несколько мгновений – и зашагал прочь, ни разу не обернувшись.

Он был далеко не трусом, этот магистр.

Семеро его не преследовали. Семь сущностей стояли тесным кругом, и шестеро из них стали мало-помалу бледнеть, словно растворяясь в воздухе. Вскоре остался только один, последний – гайто. Хранитель путей и дверей, хранитель, чьё бесконечное одиночество кончилось.

Гайто вскинул гордую голову, заржал. И, сорвавшись с места, ринулся сквозь рушившуюся вокруг него ночь.

– Всё равно добреду… – шептал человек, налегая на рукояти тяжёлой тачки. Он не вернулся в развалины за искорёженным шлемом, лишь заменил раздробленный копытом Зверя меч на другой клинок. Дорога, едва освещённая ночными светилами, вела на север, но магистру не удалось уйти далеко.

Бросившееся на него из кустов существо ничем не напоминало человека. Посреди лба ворочался единственный глаз, чёрная броня застыла вокруг вздутых, жутко изменённых суставов. Жуткий рот, усеянный множеством мелких и острых зубов, щерился.

Магистр, несмотря ни на что, оставался рыцарем и воином. Опытный мечник, он успел пригнуться так, что когти лишь скользнули по наплечникам, и встретил того, кто ещё совсем недавно был чародеем Метхли. Латный кулак врезался в скулу твари, ломая роговую броню и кости под ней. Брызнула жёлтая жижа, вновь завоняло Гнилью. Метхли – если это создание ещё могло так зваться – взвыл, перекатился костяным клубком, кинулся вновь, выставив когти; и на сей раз его встретило острие клинка. Меч пробил грудину, тварь запрокинула голову, захлёбываясь в агонии, – но изо рта и раны выплеснулась Гниль, чистая и яростная, голодная Гниль.