Преступление без смысла (СИ) - Потёмкин Сергей
Винни-Пух однажды гробик отыскал,
Спрятался в нём с мёдом, в сон случайно впал.
Гроб спалили в печке — грустная история…
Не играйте, дети, возле крематория.
Глебу оставалось лишь обречённо вздохнуть…
Когда минивэн подъехал к «Фабрике», дождь внезапно прекратился.
Поблагодарив Вадима Сергеевича, Глеб направился к кафе. Оно открылось впервые с того дня, как там побывал волколак; клиентов завлекала гирлянда на козырьке и воздушные шары с надписью «Мы снова работаем!»
Но въехать внутрь Глеб не успел — навстречу выбежал Артём:
— А тебя ждут! — сообщил он и хихикнул. — Она там! — Артём указал в просвет между домами, где шумела бухта.
Улицу наполнила свежесть, всё сверкало после ливня. Глеба на пути к морю охватил приятный трепет: он понял, кто его ждёт.
Эми смотрела на волны, держа сложенный зонт. Подъехав ближе, Глеб остановился.
Похоже, сегодня у него день встреч…
— Как дела? — спросила Эми.
— Нормально… — отозвался Глеб.
Он лихорадочно думал, как продолжить разговор: заговорить о погоде? Спросить, как дела у неё? Всё почему-то казалось глупым…
В конце концов он полюбопытствовал:
— А как дела у вас с Антоном?
Эми улыбнулась:
— Всё хорошо — кредиторы Кира не лезут… Спросишь законодержцев, как им это удалось?
Глеб кивнул; он не стал говорить, что просил и Азарина помочь Эми с братом — ведь неизвестно, сдержит ли тот слово.
Молчание стало неловким. Глеб опять не знал, что сказать. Ерунда какая-то: вот с Деей он вёл себя раскованно…
— Я уезжаю, — сообщила Эми. — То есть мы с Антоном… Госпожа Сайто отправляется в Спиритлэнд — аномалку англичан: пока не восстановят поместье, она будет жить там. Нас с братом она зовёт с собой. Я сначала сомневалась — всё-таки госпожа Сайто со странностями… Но вообще-то она хорошая, и пить перестала: даже слово дала, что если мы будем с ней, в рот не возьмёт ни капли… В общем, я согласилась.
— И правильно, — одобрил Глеб. — Сейчас вам лучше уехать из Близбора.
Но хоть он так и сказал, сразу стало тоскливо.
— Думаю, это ненадолго, — уточнила Эми, — месяца на четыре…
Она сдула чёлку, и Глеб поймал себя на том, что хочет увидеть это ещё раз.
— Знаешь, — проронил он, — в Лесовье, когда Перун заговорил только со мной…
— Он сказал тебе что-то важное, — перебила Эми. — Я уже тогда догадалась.
— Очень важное, — признался Глеб.
— Тогда не говори мне.
— Почему?
— Скажешь, когда встретимся снова. Так интереснее: я каждый день буду думать, что же ты должен мне сказать.
— Ладно, — Глеб от волнения дёрнул рычаг. — А я каждый день буду представлять себе, как говорю это.
Эми заложила зонт под мышку. Потом вынула из кармана монету, подкинула её и поймала:
— Мы ведь не закончили нашу дуэль! — она раскрыла ладонь: монет там было две. — Готова спорить, ты так не можешь!
— Нет, — признал Глеб, — так не могу.
И вдруг (несмотря на это признание) ему показалось, что он способен свернуть горы. Что он может летать, причём без Коичи. Что если из моря сейчас вынырнет сверкушка, он поймает её и бросит обратно — чтобы не мешала.
С удивительной лёгкостью Глеб произнёс:
— Но я выучу этот фокус, а когда выучу, появлюсь в Спиритлэнде… И покажу его тебе.
— Появишься верхом на драконе? — уточнила Эми.
— Верхом на драконе, — пообещал Глеб.
Эми улыбнулась и под шум волн пошла по берегу. Развернув кресло, Глеб поехал на «Фабрику».
В ту минуту он тоже улыбался.
Эпилог
Просьба Глеба и слова Перуна
Ворота тюрьмы открылись.
Мужчина средних лет вышел в пасмурное утро. Поправил сумку на плече. И вдохнул прохладный, пахнущий травой воздух.
Он думал, что не вдохнёт его ещё долго, а просидел полгода вместо положенных трёх.
— Бывай, Гурьев! — крикнул кто-то из охраны. — Вернёшься — встретим, как родного!
— Юмористы… — буркнул Гурьев.
С радостью он ощущал и тревогу: слишком внезапно его освободили.
Свидетели нашлись непонятно откуда: сказали, что он не виноват, хотя сам Гурьев был уверен в обратном — и на суде он признался: ведь правда уснул за рулём — значит, виновен в ДТП… Оно ему даже снилось.
Было невыносимо думать, что он убил женщину и покалечил её сына.
И вдруг — решение об освобождении! Чертовщина какая-то…
Адвокат сказал, что нужно подать иск о возмещении вреда — за то, что зря сидел. Свидетели (которые как с неба свалились) заявили, что Гурьев вынужден был выехать на встречку: мол, мотоцикл перед ним остановился.
Так ведь не было мотоцикла!.. Он выехал на встречную полосу, потому что спал!
Кстати, спал очень странно — был как в дурмане… В том сне Гурьев давил таракана, а как потом выяснилось, педаль газа.
Однако об этом все словно забыли.
На следствии установили, с какой скоростью ехал грузовик, но цифры в деле поменялись со ста с лишним на шестьдесят километров в час. Как они могли поменяться?!
Гурьева признали невиновным так быстро, будто он был сыном министра, и выпустили, едва он это осознал.
И вот теперь он озирался за воротами тюрьмы, пытаясь понять, что всё это значит.
Кроме родных (жены, дочери и брата) никто его не встречал. Никто не спешил объяснить, что происходит.
Впрочем, и родные к нему не спешили.
Стоя у машины, дочь глянула куда-то сквозь него… а потом стала набирать эсэмэску. Брат отвернулся. Жена как сидела в машине, так и продолжила сидеть.
— Эй!.. — Гурьев поднял руку.
И застыл в глупой позе: на него даже не смотрели.
Потом ворота закрылись, и раздался странный звук — тихий, механический. К нему примешивались шаги.
Глянув влево, Гурьев увидел мальчика в инвалидном кресле. Рядом шла девушка: деловой костюм и сиреневые волосы… Да ещё и серьга в ноздре.
Девушка обратилась к мальчишке:
— Можешь говорить — кроме него тебя никто не услышит.
Мальчик кивнул и подъехал к Гурьеву.
Тот вдруг понял, что услышит нечто важное — по взгляду подростка: волевому и серьёзному… Пожалуй, не по возрасту умному.
И Гурьев не ошибся: услышанное его потрясло.
— Меня зовут Глеб Шустов, я был в машине, в которую вы врезались, — сказал мальчик. — Но вы не виноваты: в тот вечер вас заставили уснуть. Человек, который сделал это, понесёт наказание. Повторяю: виноват он, не вы… Я решил, что вы должны это знать. Прощайте.
Мальчик развернул кресло и поехал обратно, девушка пошла за ним. Гурьев стоял, ошеломлённый… Его родные словно очнулись ото сна и подбежали, а он всё стоял…
А когда вновь посмотрел влево, там уже никого не было.
— Ну что, доволен? — спросила Дея.
— Вполне, — сказал Глеб.
Они приместились к «Фабрике». Дея извлекла из ноздри серьгу:
— Я домой — перекрашусь и сменю причёску.
— А почему бы не оставить всё так? — удивился Глеб.
Дея улыбнулась:
— Законодержцам нельзя, у нас с этим строго… Надеюсь, ещё поработаем над совместным расследованием?
Глеб промолчал.
— Знаешь, — вздохнула Дея, — если у кого и есть повод послать Азарина к чёрту, так это у меня — ведь на мою жизнь махнули рукой… Но я всё же останусь. Уверена, что и ты передумаешь: после всей этой истории любая работа покажется тебе тоской смертной. Пока!
Дея исчезла, и Глеб ещё минуту сидел в кресле… А затем подумал: «Хочу встать!»
И встал.
В Лесовье Перун произнёс то, чего не слышала Эми; перед битвой с Лаэндо Глеб пытался забыть те слова, потому что иначе они не дали бы покоя.
— ВАШ ВРАГ УЖЕ ЛЕТИТ СЮДА, — тревожно сообщил Перун. — НО КОЕ-ЧТО Я ЕЩЁ УСПЕЮ СКАЗАТЬ ВАМ… ТОЧНЕЕ, ОДНОМУ ИЗ ВАС.
И он сказал.
Перун говорил, а Глеб слушал.
— Ты пожертвовал жёлудем ради других, а магия — как водная гладь: ветер отразится в ней рябью, брошенный камень поднимет брызги. Магия примет всё — и ответит. Сегодня она ответила тебе: ответила на твою доброту и бескорыстность… на всё, о чём говорит твоё сердце. Покинув Лесовье, ты изменишься: каждый день твоей жизни у тебя будет один час, когда ты сможешь ходить. Час — это немного… но иногда этого хватит, чтобы кого-то спасти. Возможно, этого хватит, чтобы спасти себя — не от врагов, но от душевной боли… теперь этот час у тебя есть. Хотя таким, как ты, он не нужен: даже сидя в коляске ты сильнее большинства тех, кто идёт рядом.
