Преступление без смысла (СИ) - Потёмкин Сергей
— И в чём состоит вопрос?
— Я был приманкой?
Под взглядом Глеба Азарин вздохнул:
— Для своего возраста ты слишком умный.
— Меня Коротов навёл на эту мысль, — признался Глеб. — Но в Близборе я и правда поумнел. Жизнь заставила.
Азарин медлил, но потом всё-таки ответил:
— Ты действительно был приманкой, — оторвавшись от кресла, он выпрямился. — Об этом знал только я. Сержант Альберова, лейтенанты Горский и Монгелов были не в курсе.
Глеб кивнул — другого он и не ждал.
— Я рассчитывал спровоцировать Коротова, — пояснил Азарин. — Рядом с тобой были оперативники, которые тебя защищали — хотя не скрою, они могли и не справиться. Коротов не поддался, зато объявился Лаэндо. Прости, но в нашей работе мораль — не главное. Я так понимаю, будет второй вопрос?
— Будет, — Глеб умолк, а затем тихо произнёс: — Когда Дея была при смерти, вы могли попытаться найти Лаэндо и спасти её. Вам не противно оттого, что вы этого не сделали?
Над бровью Азарина заиграла жилка.
— Я уже говорил: был чёткий приказ передать это дело сбазовцам…
Глеб вздохнул:
— Я ведь вас не об этом спросил.
— Что ты хочешь услышать? — Азарин явно выходил из себя. — Ты понятия не имеешь, каково это — сидеть на моём месте… Научись бриться, а потом строй из себя взрослого!
— Научусь, — пообещал Глеб. И отодвинул переданный ему лист.
— Что это значит? — сухо спросил Азарин.
Глеб пожал плечами:
— То, что вы видели… Подписывать я ничего не стану. Я не хочу подчиняться всем приказам, которые мне дадут. Может, я пока мало что понимаю, но не все они правильные — и это я усвоил благодаря вам.
— Далебор передал тебе ингениум…
Глеб не дослушал:
— Думаю, я оправдал его надежды… и возможно, оправдаю ещё. Или хотя бы попытаюсь. Но пытаться или нет, я решу сам.
В глазах Азарина было непонимание:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Когда вы столкнётесь с делом, где понадобится искатель, я попробую помочь, — пояснил Глеб. — Но прежде узнаю детали и сам решу, помогать или нет. Я не буду законодержцем постоянно, но стану им на день-другой, если от этого будет зависеть чья-то жизнь. А сейчас извините — на «Фабрике» опять просеиватель сломался, да и Идар простыл… Надо помогать!
Глеб развернул кресло; он сказал всё, что хотел сказать.
— Значит, этим ты и будешь заниматься? — донеслось ему вслед. — Чинить просеиватель? Развозить клиентам выпечку?
— Ну не каждый же день, — Глеб уже открывал дверь. — Заниматься я буду другим.
— Чем?
Глеб обернулся, скорбно глянул на Азарина и произнёс так, словно говорил с идиотом:
— Мне тринадцать лет. Я в школу ходить буду!
Дождь и впрямь лил как из ведра — в этом Глеб убедился на крыльце. Когда он выезжал, кто-то придержал дверь:
— Чёртова погода… — буркнул Монгол. — В городе сто видов спиритусов, и нет духов, способных разогнать тучи!
— Не жалуйся, — бросил Вадим Сергеевич, — у мэрии других забот полно… Например, замять историю с «Ключом».
С крыльца сходить никто не спешил. Расчехлив зонт, Вадим Сергеевич с одобрением глянул на Глеба:
— Молодец, что не пошёл на поводу у Азарина — не стоит позволять себя использовать. По той же причине я перевожусь в аналитический отдел.
Глеб кивнул — он узнал это ещё вчера. Но новость была и у Монгола:
— Я тоже ухожу… останусь только как инструктор. Хотя учить новичков управлять стихиями — та ещё морока.
Они помолчали, потом Вадим Сергеевич обратился к Монголу:
— Леденцы есть?
— Ты же их терпеть не можешь…
— Так ведь последний день вместе работаем, — с лёгкой грустью пояснил маг. — Когда ещё попробую эту гадость?
Монгол дал им с Глебом по леденцу. Глеб не любил их, но отказываться не стал: и правда, когда он теперь попробует леденцы Монгола?
А тот вдруг сказал:
— На «Фабрике» есть место для тренировок?
— На «Фабрике»? — удивился Глеб.
— Я буду заходить к вам пару раз в неделю, — Монгол развернул свой леденец. — Быть ли законодержцем — дело твоё, но ингениум надо уметь контролировать.
— Так вы останетесь моим тренером?! — обрадовался Глеб.
— Если ты не против.
Глеб расплылся в улыбке:
— Я не против!.. Только я спросить хотел… — он поглядел в стену дождя. — В Лесовье со мной случилось то же, что и в бою с волколаком: я уже думал, что сгорю, но потом почувствовал, что могу всё — даже воду из реки поднял… Разве Далебор был таким сильным?
— Не был, — сказал Монгол. — И ты не настолько силён.
Глеб подумал и догадался:
— Мне помог Перун? На время боя с Лаэндо он сделал меня сильнее?
За Монгола ответил Вадим Сергеевич:
— Перун придал тебе сил, потому что не хотел быть виновником катастрофы. Он ведь добрый спиритус, а не злой… А Лаэндо собирался его использовать для гнусных целей. Защититься самостоятельно Перун не мог, вот и выбрал единственный возможный вариант: сделал сильнее тебя.
Глеб согласно кивнул. Вадим Сергеевич раскрыл над ним зонт:
— Тебе на «Фабрику»?
— Ага.
— Я отвезу.
Не успел Глеб ответить, как скрипнула дверь; он обернулся и увидел Дею.
Выписали её только сегодня; вернувшись из Лесовья, Глеб с ней ещё не встречался. Дея при виде его замерла: ей ведь сказали, кто и как добыл жёлудь…
Монгол кашлянул:
— Зайду-ка я к начальству — пусть Азарин начинает искать мне замену.
— Я в машине подожду, — бросил Вадим Сергеевич.
И они с завидной быстротой удалились.
Дея смотрела на Глеба. Он порадовался дождю: хорошо, что тот бьёт по лужам — иначе тишина была бы невыносимой.
— Ты ведь мог исцелиться… — прошептала Дея.
Глеб кисло улыбнулся:
— Я бы ходил, а ты бы умерла… Или умерла бы Коротова. Хорошенький выбор.
В глазах Деи блестели слёзы. Подойдя к Глебу, она наклонилась и поцеловала его в щёку. Он едва расслышал её «спасибо» прежде, чем она заплакала в голос.
Глебу хотелось провалиться сквозь землю. Но Дея не была бы Деей, если бы тут же не успокоилась:
— Значит так, — она растёрла по щекам слёзы. — С этого дня ты — мой младший брат!
Глеб пожал плечами: ну если ей от этого легче…
— И говорю тебе как младшему брату: не смей выезжать в дождь без зонта!
У Глеба отвисла челюсть. Нет, с родственными отношениями спешить не стоит… Но Дея ещё не закончила:
— И никогда больше не дерись с чернотворцами! Они… они опасны!
— Я заметил… — буркнул Глеб.
— И на драконах не летай!
— А вот этого обещать не могу.
Они говорили минут десять. Монгол не спешил возвращаться, Вадим Сергеевич терпеливо ждал. А собравшись уехать, Глеб вспомнил нечто важное:
— У младшего брата есть вопрос, — он так быстро посерьёзнел, что Дея удивилась. — Законодержцы могут помочь тем, кто живёт в неволшебке?
Она растерялась:
— Зачем тебе это?
— Я объясню. Так могут или нет?
— Нет, — отозвалась Дея, но потом задумалась. — Хотя… если какой-то маг — скажем, тот же чернотворец — негативно повлиял на чью-то судьбу, то мы вправе вмешаться.
— Отлично, — обрадовался Глеб. — Это как раз такой случай.
И он озвучил свою просьбу.
Когда он закончил, Дея сказала:
— Я поговорю с Азариным. А если этот сухарь откажет, обратимся в Комитет по делам неволшебки — там точно пойдут навстречу.
Глеб кивнул. Его просьба касалась человека, которого он даже не знал, но важности её это не уменьшало.
Когда он съехал с пандуса, захлопали крылья — и не требовалось быть гением, чтобы догадаться, чьи.
— Стихи слушать не буду! — объявил Глеб.
— Откуда ты знаешь, что я стану их читать?
Глеб задрал голову. Кольцо с лапы Баюна сняли, и магия спиритуса к нему вернулась; увы, с ней вернулась и тяга к творчеству.
Каркнув, дух признался:
— Хотя ты прав — у меня родился экспромт!
— Лучше бы ты сделал аборт…
— Хватит жаловаться — вот, слушай:
