Марианна Алферова - Небесная тропа

В двадцатые годы вы мыли бутылки на «Красной Баварии» чтобы прокормить семью.

– Дальше… – голос штабс-капитана сел до едва слышного сипа.

– Вы ходили в оперу на галерку, в последний ряд. Туда же приходил ваш товарищ, лишившийся глаза на войне, – мама позабыла его имя. И он… Он сообщал, кто из офицеров, с которыми вы когда-то служили, арестован и… Он говорил об этом на ухо, шепотом и плакал.

– Дальше.

– Больше ничего. То есть я не знаю больше ничего. Мама только это рассказала. Я лично вас не помню.

– Значит, я умру до того, как… Когда же? Впрочем, нет, лучше не говорите. Даже для меня это чересчур – сначала узнать, что жизнь, казавшаяся столь блестящей вначале, быстро превратилась в ничто. Простите. – Он замолчал, будто ожидал, что ЭРик еще что-нибудь скажет, но, не дождавшись, прошептал: – Надеюсь, вы мне просто-напросто снитесь.

– Если угодно, считайте, что так. Человеку из сновидения вы можете доверить тайну Перунова глаза?

– Может быть, и смогу, – штабс-капитан странно улыбнулся.

Он взял со стола толстую, переплетенную в коленкор тетрадь. Секунду медлил. Потом раскрыл тетрадь на последней странице и протянул Эрику.

– Читайте. Эту запись я сделал вчера.

– Он умер? – Кайрос-Шайтаниров дрожал от любопытства и часто-часто взмахивал заушными крылышками.

ЭРик лежал на дорожке сквера, раскинув руки и запрокинув к бледному небу лицо. Глаза его были открыты, и в них отражались плывущие в вышине облака. Несколько прохожих тут же сбились в плотное кольцо вокруг неподвижного тела. Анастасия с трудом растолкала любопытных и склонилась над ЭРиком.

– Он упал с неба, – говорила бойкая пенсионерка в ситцевом платье, мужских носках и калошах. – Я шла, а он буквально перед моим носом грохнулся вот тут, на дорожку.

– Он прыгнул с колоннады собора, – заявил какой-то тип, одетый, как иностранец, но говоривший по-русски без малейшего намека на акцент. – Я успел сфотографировать. – На груди у него в самом деле висел фотоаппарат.

– Невозможно, – веско заявил другой мужчины, из породы знатоков. – Если бы он прыгнул с колоннады, он бы сначала упал на крышу собора. Но даже если предположить, что уже оттуда он спрыгнул вниз, то он разбился бы на ступенях, а никак не здесь, в сквере.

Анастасия сдавила пальцами ЭРиково запястье.

– Он жив! – воскликнула.

– Может быть, «скорую»? – предложила бойкая пенсионерка.

– Помощь ему нужна, но совсем другая, – сказала Анастасия, обводя взглядом толпу. – Иначе он умрет.

Толпа быстро стала редеть. У тех, кто остался, на лицах появилось отстраненное выражение, будто вывеска на дверях магазина: «Закрыто».

– Пустите! – долетел из-за спин стоявших молодой женский голос.

Растолкав любопытных, внутрь круга протиснулась девушка в черном платье в обтяжку с открытыми плечами. Черные блестящие волосы и изумрудные тени придавали ее облику что-то зловещее.

– Пустите, – повторила она и опустилась на колени рядом с ЭРиком.

Анастасия заколебалась, ощутив, что от девушки исходит сила, но какова эта сила, несет она спасение или смерть, определить не смогла.

«Все равно я уже ничем не могу помочь», – подумала Анастасия и нехотя отстранилась.

На мгновение взгляды женщин встретились.

«О да, она многое может, – мелькнуло тут же в мозгу Анастасии. – Если… Если захочет».

Танчо наклонилась и поцеловала ЭРика в губы.

– Думаете, это поможет? – хмыкнул Гребнев. В сквер он примчался вслед за Анастасией и Кайросом, но до этой минуты стоял в толпе любопытных.

– Он возвращается! – с облегчением сообщила Анастасия и выпрямилась.

– Парень в самом деле ездил в трамвае? – недоверчиво спросил Гребнев.

– Вполне вероятно.

ЭРик глубоко вздохнул, глаза его, прежде неподвижно смотревшие в небо, теперь закрылись, и между сомкнутыми веками проступила влага. Он поднял руки к голове, перевернулся на бок и, свернувшись калачиком, как младенец в утробе, замычал от боли.

– Господа, расходитесь, расходитесь! – засуетился Шайтаниров. – Вы что, не видите, у человека падучая.

– Только что говорили, что он спрыгнул с собора, – напомнила правдоискательница-пенсионерка.

– Кто говорил? Кто? Неужели? Немедленно покажите мне этого человека! – закричал Шайтаниров. – Вы говорили? – повернулся он к одетому, как иностранец, господину.

– Понимаете, мне показалось…

– Может быть, вы еще скажете, что видели трамвай возле колоннады?

– Вроде нет… – смутился полуиностранец.

– Ага, не видели! А еще утверждаете, что кто-то куда-то прыгал. Раз не видели трамвая, значит, не видели ничего. – Шайтаниров обхватил наблюдательного господина за плечи. – Мой вам совет: поднимитесь на колоннаду и проверьте. Вдруг он там?

– Кто?

– Трамвай. Заблудившийся трамвай. Гумилева читали? – Шайтаниров подтолкнул наблюдательного господина в спину.

Но полуиностранец вырвался из лап Кайроса и кинулся бежать.

– Кто еще хочет на колоннаду? – метался от одного зеваки к другому Шайтаниров. – Билеты за вас счет. Кто? Кто? Вы? Или вы?

Толпа рассеялась. Гребнев с Анастасией подняли ЭРика и усадили на скамейку в сквере. Он сидел, по-прежнему скорчившись, подтянув ноги к подбородку и обхватив голову руками. Никто не смел его окликнуть. Все ждали.

Наконец он резко выпрямился, открыл глаза и обвел всех взглядом. Потом рассмеялся, будто только сейчас вспомнил о чем-то хорошем, покачал головой, чему-то несказанно дивясь и вдруг подался вперед, ухватил Танчо за руку и усадил подле себя.

– Хорошо, что ты здесь, – сказал он ей на ухо, но так громко, что услышали все.

– Ну как, братец, отыскал дедушку? – не к месту встрял в разговор Арсений.

Но Эрик не обиделся.

– Отыскал. Оказывается, он прежде проживал в той самой квартире, где нынче обитает Милослав. Стулья с львиными головами стояли прежде у него в кабинете. Лицо у деда точь-в-точь как на фотографиях в альбоме.

– Сейчас ты скажешь, что узнал нечто важное про Перунов глаз.

– Да, узнал.

– Врешь ты, как всегда, братец. Никакого талисмана не существовало! Дед сам написал об этом в дневнике.

– Ты ничего не понял. Талисман существует.

– Вранье! – Гребнев вытащил из верхнего кармана ветровки ветхий, сложенный вчетверо листок. – Эту записку я когда-то отыскал в тайнике буфета. – Арсений протянул бумажку Анастасии. – Прочти, и пусть кто-нибудь посмеет возразить.

Анастасия развернула листок и стала читать:

«…Сегодня я побывал в условленном месте, где, по словам Р., спрятан был талисман, полученный им от графа. Я поднял половицы там, где указал мне Р. Но все, что я нашел, это коробочку из-под монпансье. Внутри лежал клочок бумаги. В записочке значилось: «Здесь хранится талисман «Перунов глаз»«. Это единственная вещь, которая дает святость власти в России. «…Ибо нет власти не от Бога». Трижды прочел я записочку, а уж сколько раз тряс над столом пустую жестянку из-под монпансье – одному Богу известно. Тряс, пока не понял наконец: несчастный Р. выдумал этот талисман. Он предчувствовал свою гибель после смерти отца и брата. Не видя иной возможности сладить с нечистью, пожирающей страну, кроме силы Чуда, он придумал «Перунов глаз». Выдумал, чтобы подарить себе надежду. Пока комиссары не завладели его игрушкой, его выдумкой, его мечтой, они не завладели ничем. Ему так хотелось найти путь спасения, что он и сам поверил в плод своей фантазии и меня заставил уверовать. Глядя на свою находку, я испытывал странные чувства: теперь, когда я понял, что никакого талисмана не существует, я страстно возжелал «Перунов глаз» найти…»