Ярослава Кузнецова - Химера

День испепелил его взглядом, но Рамиро разозлился и уперся.

— Знаешь что, поезжай сам, а я пешком прогуляюсь. Давай, не хочу отравлять тебе поездку.

День молча развернулся, хлопнул дверцей и уехал.

— Вижу затемнение в океане. Нет, сэн Алисан, на подлодку не похоже… идет с глубины…

— Шумов не слышно…

— Проверьте.

— Сильные помехи… сонар чудит…

— Проверьте. "Камана"-три, доложите.

— Мы не знаем что это! Большое пятно на границе шельфа, движется быстро. Диаметр около двух километров. Очертания нечеткие.

— "Камана"-три, мы вас не слышим…

— "Авалакх", ответьте…

— "Дозорный" как слышите…

— "Камана"-один подтверждает движение. Поднимайте самолеты.

В наушниках зашипело.

Гваль вопросительно глянул на Юго Экеля, капитана "Дозорного". Тот всматривался в одному ему ведомую точку на границе мели и глубины, потом отнял от лица бинокль.

В рубке царило тяжелое напряжение, как перед боем.

— На горизонте чисто.

— Нет шумов, — виновато сказал акустик, возившийся с аппаратурой. — Все чисто, только гидролокатор скачет… чертовщина

— Гваль, поднимай птичку. Проверим.

— Так точно.

На "Дозорном" был свой противолодочный вертолет, хотя на "Авалакхе" новехоньких дарских каман гнездилась целая стая.

Скрип, треск, помехи. Белый шум, сквозь который прорываются невнятные выкрики. С широченной, как ладонь великана, палубы авианосца начали подниматься истребители принца Алисана. Четыре "каманы" уже болтались в воздухе, стрекоча винтами и патрулируя границу шельфа.

— С "Айрего Астеля" подают световые сигналы.

И впрямь, с борта мигали сигнальным фонарем.

Эфир забило помехами к чудовой матери. Даже радар показывал какую-то дичь.

— Велят отходить, — доложил связист. — Да что за черт…

Эсминец, хорошо видимый на ярком солнце, вдруг странно накренился, завалился на корму, как игрушка, которую тянет под воду разыгравшееся дитя. Над ним пронеслась пятерка истребителей, разошедшихся серебряным тюльпаном. С палубы авианосца поднимались все новые и новые машины.

Им явно было видно нечто, что не разглядеть с палубы "Дозорного".

— Боевая тревога!

Крейсер начал разворачиваться и сниматься с рейда, его качнуло, Гваль почувствовал, что палуба встет дыбом.

Цунами? Бродячая волна?

Снаружи доносилось зудение самолетных двигателей и стрекот "каман". Экель быстро выкрикивал команды в переговорное устройство. Авианосец на полной скорости шел на открытую воду, оставив конвой. Море словно сошло с ума.

И тут Гваль увидел.

К востоку, к западу от кораблей выметнулись из-под воды сизо-черные кольца. Море раздалось.

На "Дозорный" пошла такая волна, что корабль лег на бок.

Гваль успел заметить косо мелькнувшую линию горизонта, четкие очертания "Авалакха", дымный шлейф и красное пятно разрыва — заработало орудие на одном из эсминцев.

Синий, косматый утес в струях стекающей воды поднялся в воздух, потом поперек него прошла трещина, "Дозорный" качнуло в другую сторону. Утес раскрылся и сверкнул алым, молочно белым — острые, невероятного размера лезвия, змеиный раздвоенный язык — как дорога в ад.

Гваль ощутил лопатками стену и понял, что все это время отступал назад.

Шум, который перекрывал рокот двигателей и разрывы снарядов, издавала эта тварь, длины которой хватило бы, чтобы обмотать весь остров, вышку, авианосец и конвой.

Она ревела, вынимая себя из моря и расталкивая огромные боевые корабли с устрашающей легкостью. "Авалакх", который был в высоту, как многоэтажный дом, повело, как щепку. Истребители принца Лавенга на ее фоне казались ослепительно белыми стрекозами.

Словно чешуйчатый поток тек из морских вод, вздымаясь кольцами и спиралями, и не было ему конца.

Один из пилотов не справился с управлением и на сизо-черной стене, уклоном встающей из моря, расцвела огненная вспышка. Рев достиг запредельной, рассекающей сознание ноты и вдруг сделалось темным и само небо.

Борясь с режущими приступами тошноты и головокружения, Гваль ухватился за край пульта управления, кое-как поднял голову и понял что это не темнота.

Раненая и уязвленная взрывом, тварь раскрыла крылья, подняв в небеса все волны морские. Перевернутый чудовищной волной и рывком, эсминец авианосного конвоя "Айрего Астель", боевой корабль, наилучшим образом приспособленный для водного и воздушного боя, на глазах у Гваля переломился пополам, как ломоть хлеба, и медленно затонул.

13

— Ого! Кого мы видим, да без охраны!

— Эй, дролечка! Куда это ты, лебедь белая, направилась?

— Не здоровается, носом крутит…

— Да ну, парни, разве такая фря с нами разговаривать будет? Ни рожей, ни кожей не вышли…

На бортике фонтана перед зданием Управления Муниципальной Службы расположились молодые парни в белых летных куртках с черными шейными платками и в беретах с черепами — макабринские десантники. Они попивали пиво, ели орешки и мороженое, разглядывали девушек и весело задирали прохожих. Оживление вызвал дролери, появившийся из дверей Управления. Черный комбинезон, значок Плазмы на плече, планшет-поплавок в кожаном чехле подмышкой — один из врановой гвардии, нынче приставленной к муниципалам.

— Это я-то не вышел рожей? — возмутился здоровенный как шкаф, десантник. — Да у меня рожа не во всякое окно пролезет. Эй, белоснежка, как насчет потанцевать со мной нынче вечером? Танцы-шманцы-ресторанцы?

Не обращая внимания на гогочущих парней, дролери шел мимо фонтана к проезжей части.

— Не так надо, болван, — одернул его приятель. — Смотри и учись! Прекрасная леди, я вас ангажирую на сегодняшний вечер!

Он выскочил на дорожку перед дролери и принялся глумливо мельтешить и кланяться. Дролери остановился.

Рамиро тоже остановился в двух шагах у фонтана. Рановато они сегодня начали.

Дролери медленно обвел собравшихся ничего не выражающим взглядом. Глаза у него были как вода, в которую капнули молока — бесцветные и опалесцирующие, зрачков почти не видно.

— Вы там разберитесь между собой, кто меня приглашает, — сказал он с легким раздражением. — Или лучше очередь определите. А я вечером подойду.

Потом взгляд его остановился на человеке, сидящем чуть поодаль на гранитном парапете. Макабринский белый китель, орденские планки, семиконечные полковничьи звезды, фуражка с золотой макаброй, золоченый кортик на рыцарской портупее с бляхами. Нахальным юнцам этот человек годился в отцы.

Он воевал, подумал Рамиро. Против вот этого самого дролери.