Kagami - Дети Зазеркалья
— Вел говорит, цветочная фея. Мне показалось, она много для него значит…
Договорить я не успела. Дверь в спальню открылась, и на пороге появился плод нашего эксперимента. Все такой же несчастный, виноватый и растерянный. Но при этом такой… такой… С минуту я хлопала глазами, пока Ася деловито обошла его, осматривая со всех сторон, а потом не выдержала и расхохоталась. Вел вздрогнул.
— Что, так плохо? — вопросил он потолок, едва сдерживая слезы.
Ася хмыкнула, покачала головой, посмотрела на меня. Потом пожала плечами и вынесла вердикт:
— Я довольна.
И все. Больше никаких комментариев. А я продолжала смеяться.
— Гретхен? — жалобно пробормотал эльф.
— Вел! — я заставила себя сдержать счастливый смех. — Чтобы я больше никогда от тебя не слышала, что без магии ты выглядишь непривлекательно! И не сексуально. И слушайся умных женщин, как тебе посоветовала Лисси.
— Да? — недоуменно переспросил он, все еще не понимая причину моего веселья.
— Вел, — я подошла к нему вплотную и слегка расправила лацканы легкого спортивного пиджака, — ты выглядишь невероятно обаятельно и сексуально. Ты прелесть! Бабуля не устоит, поверь.
— А что смешного? — захлопал он своими невероятными ресницами.
— Твои комплексы, — хихикнула я. — Без магии у него не получится! Как же!
— Правда? — он наконец просиял.
— Правда-правда! — поддержала меня Ася, и Вел немного расслабился.
Но через мгновение снова напрягся. Дверь распахнулась, и в номер ввалились чем-то страшно недовольные эльфы.
— Облом, однако! — сообщил Макс, первым врываясь в комнату. — Гуляет Уитлрок где-то.
— Ничего, сходим попозже, — легкомысленно отмахнулась Марта и, видимо, собиралась еще что-то добавить, но замолкла на полуслове, растерянно глядя на преображенного дедулю.
А тот уже во всю над чем-то веселился с Зантаром и Максом.
Я мимолетно порадовалась, что наши труды не пропали втуне, но особенно меня это не зацепило. Сама я снова осталась не у дел. Я могла лишь смотреть на Канта, который тут же принялся что-то выпытывать у Аси. На меня он внимания даже не обратил. А Вел еще утешал меня тем, что у меня завидные для эльфийки формы. Видно, формы — не то, чем можно привлечь это светловолосое смешливое солнышко. Да и габариты тоже. И вообще, кто я для него? Пустое место. Вот и снова остается выбор: либо сопеть в тряпочку и сделать вид, что все прекрасно, либо попереть танком и получить этого красавчика вопреки его собственному желанию. Но почему-то в этот раз мне совсем не хотелось хватать нахрапом то, что понравилось. И от этого было еще больнее. Словно снова стала маленькой и еще не умею прятать слабость за агрессивностью.
Кто-то крепко взял меня за руку, и я вздрогнула.
— Гретхен? — Марта чуть склонила голову на бок, от чего казалось, что она смотрит на меня сверху вниз. — Мне кажется, или на твою долю здесь радости не хватило? — она вскинула бровь.
— Да нет, все нормально, — попыталась я отвертеться от допроса. — Я же понимаю, вам столько всего нужно узнать друг у друга. Вы же больше двадцати лет не виделись.
— Тебя я вообще никогда не видела, — усмехнулась она, — но это не значит, что ты мне чужая. И что меня не беспокоит твой печальный взгляд, устремленный на моего друга. Хоть я и не уверена, что он его заслуживает.
Я нервно сглотнула. И чего это она такая глазастая, когда не нужно! Лучше бы на Вела посмотрела повнимательней! Но вслух все же решила поинтересоваться:
— А что, действительно не заслуживает?
— Кант? Кант заслуживает всего самого лучшего. Он чудесный мальчик, очень умный, талантливый добрый и преданный. Но никакие его достоинства не могут стоить того, чтобы из-за него печалилась моя внучка.
— Да я не печалюсь! — возразила я. Мне совсем не хотелось изливать душу перед этой юной красавицей, совершенно мне не знакомой и являющейся по совместительству еще и моей бабушкой.
— Гретхен, Гретхен! — Марта тихо засмеялась. — Не пытайся обмануть эльфа в таких вещах. Рано или поздно ты тоже этому научишься.
— Научусь чему?
— Читать эмпатический фон своих близких, — усмехнулась она. — Полезное умение, но иногда очень напрягает.
— Близких? — вычленила я главное для себя слово.
— А ты как думаешь? — Марта похлопала меня по плечу. — Или считаешь, что мне там было наплевать на вас?
— Н-нет… — растерялась я. — Не считаю, конечно. Да и Вел говорил, что ты…
— И что, интересно, он говорил? — хмыкнула Марта. — Кстати, это вы его так… преобразили?
— А что, не нравится? — ощерилась я.
— Да нет… — Марта как-то странно на меня покосилась. — Нравится, как раз таки… Только он сам на себя не похож.
— А, может, как раз похож! Откуда тебе знать? Ты же его, Бог знает, сколько не видела.
— Действительно, — не стала спорить Марта. — Но меня сейчас не Вел беспокоит, а ты. Хотела бы я знать, откуда эта печаль. А? Кант ничем не успел тебя обидеть?
— Да нет, что ты! — мне стало неловко, что из-за меня бабушка может плохо подумать о своем друге. — Он со мной разве что поздоровался.
— Ах вот оно что! — почему-то развеселилась Марта. — Ну, тогда все ясно. Ладно, пошли.
— Куда? — не поняла я.
— Как куда? Туда, где заканчиваются все подростковые комплексы, конечно. В наш родной мир, — и обращаясь ко всем остальным громко сообщила: — Господа и дамы, мы вас ненадолго покинем. Я увожу внучку в Библиотеку.
— Помощь понадобится?
— Может, помочь?
— Пойти с тобой?
Почти хором вопросили близнецы и Вел. Марта рассмеялась.
— Ничего, удержу я ее, чтоб не упала, а потом Риоха и Джесси попрошу помочь. Не волнуйтесь вы так, мы скоро вернемся.
И, сжав мою руку покрепче, она подтолкнула меня к порталу.
Питер
И тихие твои звери
Ткнутся тебе в ладони,
Ткнутся и замурлычут.
Олег Медведев. "Вышли все мои сроки"
Ненавижу командировки! Тем более такие! Ненавижу гостиницы, смену климата, часовых поясов, языкового фона и формы одежды. Меня начинает злить все вокруг, а я не люблю себя, когда я злюсь. Я честно предупреждал Родни, что могу работать до упаду, не спать ночами, но только в пределах родного Лондона. И он согласился с тем, что мне не придется выезжать из города. Но вот все же я оказался в Перу. Сам виноват. Это опять случилось из-за лошадей.
Лошадей я тоже ненавижу. Да, именно так! Я просто обязан их ненавидеть! Из-за лошадей я рос в неполной семье. Мой отец бросил нас. Ушел искать себя и не вернулся. Он нашел для себя лошадей, и мы с матерью стали ему не нужны. Лошадей он любил больше, чем нас. Умирая, о них он позаботился в первую очередь. Завод, приносящий солидный доход, он завещал не матери, и даже не мне, а своему другу. Он посчитал, что так будет лучше для его лошадей. А нам он кинул деньги. Как кость — собаке. Мы его лошадей были не достойны. Лучше бы он посчитал достойной мать. Может, тогда она не стала бы игроманкой, не помешалась бы на скачках. "Отец всегда выигрывал, и я смогу", — так она говорила. Но она никогда не выигрывала. А выигрывал ли на самом деле отец, я не знаю. Из-за лошадей, из-за скачек, из-за пристрастия к ним моей матери, я был нищим посмешищем в школе и, чтобы закончить колледж мне пришлось вкалывать чуть ли не с четырнадцати лет. Так что у меня есть все основания ненавидеть этих животных. Есть. Все. Но, наверное, от генетики не уйдешь. Иногда я срываюсь и мчусь куда-нибудь, где я смогу сесть верхом на лошадь (если, конечно, найдется такая, что меня выдержит). Я старюсь забираться на какие-то захолустные фермы. От ипподромов я держусь подальше. Если вопреки рационализму меня все равно тянет к лошадям, то и азарт я вполне мог унаследовать от своих помешанных предков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});