Кол Бьюкенен - Фарландер
— Не забывай, что я тебе сказал, — напомнил Эш, когда они подошли ближе.
Войдя в хижину следом за наставником, Нико остановился на пороге. В полосе пробивающегося через окно света медленно кружились сотни пылинки, и поначалу он подумал, что попал куда-то не туда.
Посередине сжатого со всех сторон пространства, на плетеном коврике сидел, подобрав под себя ноги, Провидец. Это был сухой как щепка старец с подслеповатыми, затянутыми молочно-белой пленкой глазами и сморщенной, как полежавшая на солнце яблочная шкурка, кожей. Темная кожа резко контрастировала с торчащими из ноздрей и ушей белыми волосками. На голове волос не осталось. Ритуально обрезанные мочки ушей свисали едва ли не до плеч. Ничего подобного Нико до сих пор не видел.
Он открыл рот и повернулся к Эшу, но тот уже стоял на коленях и, поймав взгляд юноши, кивком предложил сделать то же самое.
Некоторое время старец молча взирал на Нико, который почему-то вспомнил при этом обитавшего у них дома кота, тоже имевшего обыкновение смотреть на него как на пустое место. Затем Провидец медленно моргнул и растянул в усмешке губы, обнажив при этом беззубые десны. Удовлетворенный увиденным, он кивнул, что, впрочем, могло быть и просто приветственным жестом.
Стерев с лица улыбку, старец обратился к Эшу, и тот, не говоря ни слова, вложил в трясущиеся руки Провидца мертвую печать.
Теперь им оставалось только ждать. Почесавшись под засаленной рясой, старец забормотал какие-то заклинания на своем языке, потом замолчал и некоторое время сидел неподвижно и с закрытыми глазами. На его лысину, помеченную старческими пигментными пятнами, несколько раз опускалась стрекоза. Происходящее напоминало занятия по медитации на «Фальконе», когда неудобство от неподвижной позы перерастало в мучительную пытку. Попытка предаться медитации сейчас провалилась — его одолевало нетерпение, желание узнать, что же будет дальше. В результате Нико просто жевал губу и старался не отводить глаз от грязного пятна на противоположной стене.
Он с облегчением вздохнул, когда Провидец прервал наконец молчание, пошамкал сухими губами и опустил руки с покоящейся в ладонях мертвой печатью.
— Шиншо та-кана... — прокаркал старец. — Йоши, ли-нага! — После этих слов он кивнул и печально нахмурился.
— Убийство, — перевел Эш, и его голос прозвучал глухо и твердо.
* * *В тот вечер, когда собравшиеся за столом в большом зале северного крыла рошуны уже заканчивали ужин и зажженные свечи пришли на помощь слабеющим лучам закатного солнца, внезапный звон прибора о стекло приглушил негромкие разговоры.
Нико, сидевший за одним столом с другими учениками и доедавший остатки рисового пирога, вскинул голову и повернулся. Рассказывавший что-то Алеас закрыл рот и последовал его примеру.
У дальней стены столовой поднялся с деревянного стула один из старейших членов ордена. Не столь ветхий, как Провидец, он выглядел заметно старше Эша. То был Ошо, глава ордена и один из основателей этого монастыря в горах Чима. Нико уже видел его несколько раз прогуливающимся во дворе, но ни разу не слышал его голоса.
Теперь этот голос чистым эхом разнесся по притихшей трапезной.
— Друзья мои, — начал Ошо, обращаясь ко всем, кто внимал ему, затаив дыхание. — Прошлой ночью произошло событие, вследствие которого мы обязаны принять к исполнению задание, исключительное по своей значимости и природе. Один из наших клиентов ступил на Верхнюю Дорогу. Провидец утверждает, что произошло убийство. Ему открылось также и имя преступника, ответственного за сей акт.
Глава ордена помолчал, воспользовавшись паузой для того, чтобы внимательно вглядеться в некоторые лица — оценивая то ли степень их внимания, то ли некие другие качества, воспринять которые мог только он сам.
— Сегодня мы должны объявить вендетту священнику Манна. И не просто какому-то жрецу. Нет, жизнь, как всегда, не выбирает легкие пути. Сегодня мы объявляем вендетту Киркусу дул Дюбойсу, сыну Сашин дул Дюбойса, Святейшего Матриарха Манна.
Шорох голосов пронесся по трапезной. Нико украдкой взглянул на Эша, который сидел за одним столом с главой ордена. На лице его наставника не дрогнул ни один мускул — старик поднес к губам кубок с водой и сделал глоток.
— Мы много раз объявляли вендетту гражданам Империи, но никогда прежде человеку столь высокого положения. Делая сегодня такой шаг, мы сознаем, сколь опасным будет это предприятие для ордена. Киркус понимал, что жертва носит печать и, стало быть, находится под нашей защитой. Таким образом, Империя знает, что мы будем преследовать его. Не сомневаюсь, что они предпримут все возможное, чтобы остановить нас, включая и полное уничтожение ордена. Как-никак, Киркус — единственный ребенок самого Матриарха.
Первой их целью могут стать наши агенты в портах Мидереса, которым, как полагают власти Империи, известно местонахождение монастыря. Поскольку все наши контакты с клиентами осуществляются только через агентов, ничего другого маннианцы предпринять пока не могут. Я уже распорядился разослать почтовых птиц, чтобы предупредить агентов о возможной опасности.
Принимая во внимание последствия произошедшего для нас всех, я решил выступить перед вами здесь и сейчас, в месте, где мы собрались за нехитрой трапезой. Каждый должен осознать всю значимость сегодняшнего решения. Нот почему я не выбираю тех, кто осуществит вендетту. Мне нужны три добровольца.
После короткой паузы в центре трапезной встал и хлопнул в ладоши высокий мужчина. И почти сразу же со своих мест поднялись еще десять—двенадцать рошунов.
— Благодарю, — улыбнулся Ошо. — Итак, что тут у пас? Антон, пойдешь ты. Килос тоже. А еще... да, Басо, ты. Хорошо. Трое лучших. — Названные остались стоять, остальные вернулись на место. — Боюсь, отправиться придется уже сегодня. Важно не опоздать и успеть перехватить Киркуса дул Дюбойса до того, как он вернется в Кос. В любом случае нам следует поспешить, пока Империя не успела подготовиться к нашему воздаянию. А воздаяние последует, несмотря на всю очевидную угрозу нашему ордену.
Помните, смерть постигла невинную женщину. Жизнь у нее отнял названный мною молодой жрец. В кои-то веки — и мы все знаем, как редко такое случается, — справедливость нашего предприятия представляется безупречной. На этот раз мы охотимся не за патрицием, заставшим своего брата в постели со своей же женой, и не за женщиной, решившейся на крайнюю меру под давлением обстоятельств и в отсутствие альтернатив. Здесь нет полутонов, как это часто бывает. Это предприятие не из тех, за которые мы просим порой прощения в часы покоя и тишины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});