Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах

Море глухо шумело возле самой дороги, волны с перерывами накатывались на берег, как будто отвечая тяжелому, медленному дыханию морского великана Эгира. Драконьи головы на высоко поднятых носах кораблей резко чернели на фоне голубовато-серого неба. Головы драконов были обращены к горловине фьорда, и казалось, что они высматривают в морской дали дорогу будущих битв.

Первой заметила Ауд; глянув на Ингвильду, она вдруг фыркнула, поспешно зажала рот ладонью и со смеющимися и плачущими глазами нагнулась над своим рукодельем. Фру Альмвейг удивленно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на дочь. И покачала головой. Руки Ингвильды прилежно трудились над новой рубахой Асольва, в которой он поедет на осенний тинг, но мысли, судя по плодам ее трудов, витали очень далеко. Ингвильда зашила боковой шов до самого конца, а вслед за тем принялась так же прилежно сшивать подол рубахи снизу, как будто хотела сделать из нее мешок.

– Дочь моя, – мягко окликнула ее фру Альмвейг. – Что ты делаешь?

– Что? – Ингвильда вскинула на мать умиротворенные глаза.

– Асольв не так мал ростом, как тебе кажется. Ноги его не кончаются над коленями, они продолжаются и дальше. Ты же не думаешь, что отец повезет его на тинг в мешке?

Девушки уже смеялись в голос, а Ингвильда смотрела на мать с недоумением.

– Ноги? Асольва? Почему в мешке? Я ничего не понимаю.

Ингвильда беспомощно улыбнулась, пожала плечами. Фру Альмвейг встревожилась:

– Дочь моя! Погляди как следует на свою работу.

Ингвильда поглядела и ахнула, даже покраснела от стыда, сжала шитье в руках, как будто хотела его спрятать.

– Такого с тобой не случалось с тех пор, как тебя научили шить! – сказала ей мать. – Здорова ли ты?

– Да, да! – поспешно ответила Ингвильда, зная, что мать до сих пор побаивается «гнилой смерти».

– Может, у тебя голова болит?

– Нет, не болит… кружится немного.

Гудрун, мать Асольва, рослая, сильная, суровая нравом женщина, косо глянула на нее и так яростно перекусила нитку, словно это был ее личный враг. Ингвильда отложила шитье, не стала даже распарывать зашитое, побоявшись вовсе испортить работу. Стены девичьей мягко покачивались у нее перед глазами, затуманивались, но это было не страшно, а даже приятно, словно чья-то заботливая рука хотела оградить ее от суетности мира. В голове было легко и пусто. Сложив руки на коленях, Ингвильда почувствовала несказанное облегчение и вдруг поняла, что сидела до сих пор за шитьем только из привычного, вошедшего в кровь прилежания, но обычная женская работа сейчас тяготит ее. Ингвильда никогда не была ленивой, но бездельничать сейчас оказалось неожиданно приятно.

– Я пойду пройдусь, – сказала она и встала со скамьи.

Ей было немного стыдно, что она собирается гулять в то время, как все женщины работают, но Ингвильда ничего не могла с собой поделать – какая-то мягкая, но уверенная сила влекла ее за порог, к свету и простору, к морскому ветру над можжевеловыми склонами прибрежных гор.

На полпути к морю, на середине склона Сосновой горы, она встретила Асольва. Выглядел он расстроенным и шел медленно, разглядывая тропу перед тем, как поставить ногу.

– Куда ты собралась, сестричка? – невесело спросил он, увидев перед собой Ингвильду. – Если к Хёрдис, то я уже ходил.

– Ну, и что?

– Она обозвала меня рабыниным отродьем и предрекла, что я никогда не буду провозглашен законным сыном, – уныло ответил Асольв.

Мало что могло огорчить его сильнее, чем такое предсказание. Асольв любил свою мать, но самолюбие его страдало от того, что он родился сыном рабыни. Это позорное пятно не смыть никакими подвигами. Асольв хорошо ладил с отцом и жил надеждой на то, что на одном из тингов Фрейвид объявит-таки его своим наследником, тем более что у хёвдинга не было законных сыновей. Но Фрейвид все откладывал, и Асольв втайне тревожился. Ехидная Хёрдис, конечно, знала об этом и постаралась ужалить сводного брата в самое больное место.

Асольв был так явно удручен, что Ингвильде стало его жаль: она взяла брата за руку и ободряюще улыбнулась ему.

– Не слушай ее! – посоветовала она. – Просто она злится на весь свет! Уж ее-то саму отец никогда не признает, об этом и речи нет! А ты будешь его наследником. После него ты будешь хозяином в Кремнистом Склоне, ты женишься на очень знатной и доброй девушке, у тебя будут прекрасные дети, доблестный сын, который будет провозглашен хёвдингом после тебя. А твоя дочь станет женой конунга.

– Что? – Асольв вытаращил глаза. – Ингвильда! Что за сагу ты наплела? Моя дочь… женой конунга! Смеешься?

На лице его было недоумение: все сказанное можно было бы счесть жестокой шуткой, если бы он не услышал это от Ингвильды, которая, как он знал, не может быть к нему жестокой.

– Я… – Ингвильда вдруг ахнула и прижала пальцы к губам, как будто хотела поймать сказанное. У нее снова закружилась голова, весь мир мягко сдвинулся в сторону и хотел встать как-то боком, и Ингвильда крепче ухватилась за плечо брата. – Я не знаю… Просто мне вдруг подумалось, что так будет… Как будто мне кто-то сказал, притом уже давно, как будто я всегда это знала… Как будто я знаю всю твою жизнь, как предание, и в ней все ясно…

– Вот так новости… – бормотал ошарашенный Асольв. Он помнил, что в сестре пробудились способности к ясновидению, но подобные предсказания скорее тревожили его, чем радовали.

– Знаешь… У нас скоро будут гости, – сказала Ингвильда. Она вдруг забыла, о чем они только что говорили.

– Кто?

– Не знаю. Просто я кого-то жду. Они уже недалеко. Или… – Ингвильда нахмурилась, стараясь разобраться в своих ощущениях. – Я жду гостей. А кто они, откуда – я не знаю.

– Зато я догадываюсь! – Асольв усмехнулся и приобнял сестру за плечи. – Думается мне, что они приплывут с севера, на кораблях их будут головы рогатых драконов, и они привезут нам в подарок обетную чашу…

– Ты тоже знаешь? – Лицо Ингвильды прояснилось. – Да, это будут фьялли.

– Пора бы! Ведь уже месяц прошел, как от нас уплыл «Тюлень». Им пора и возвращаться. Ты успеешь к своей свадьбе дошить мне новую рубаху? Мать мне ее покрасит в желтый, а фру Альмвейг обещала дать полосочку шелка, чтобы пришить на ворот.

Ингвильда отвела глаза. Видел бы он, что она сделала с его новой рубахой! Но не только смехотворная судьба рубахи смутила ее. Хродмар не называл точного срока своего возвращения, но на дорогу до Аскефьорда и назад вполне хватит месяца. Может быть, Асольв прав, может быть, уже сегодня или завтра она снова увидит Хродмара.