Павел Корнев - Черный полдень

– Гюльчатай, открой личико, – одернув слишком короткий белый халат, попросил крепкого сложения продавец и облокотился на прилавок.

– Фамилия моя слишком известна… – не обращая больше никакого внимания на нерешительно замершего охранника, я вытащил из кармана оправленную в металл кварцевую пластину и выложил ее на прилавок. – Возьмете?

– Заряженная? – окинул меня внимательным взглядом продавец.

– Типа того, – пожал плечами я.

– И ворованная, – вполне себе утвердительно заявил присмотревшийся к золоченым контактам аккумулятора парень. При этих словах охранник шагнул куда-то вбок, и стало понятно, что беседа может перейти в нежелательную плоскость.

– Не факт, – уставился я на продавца. – Скажем так – сэкономленная.

Встрепенувшийся парень отыскал взглядом на моем рукаве оставшуюся от повязки полосу, которая заметно выделялась своей чистотой, и потер приплюснутый нос:

– Сколько хочешь?

– Продуктами возьму. – Удостоверившись, что охранник вновь вернулся на свое место, я снял со спины ранец. – Не против?

– Только за, – флегматично пожал плечами продавец, который наверняка принялся прикидывать, насколько меня получится нагреть. – Выбирай.

– Тушенки банки три дай, – присмотрелся к расставленным на полках за его стеной продуктам я. – Хлеба пару булок, макарон две пачки, пачку перловки, две плитки шоколада…

– Э! Э! Ты куда разогнался? – завопил парень. – Хватит уже!

– Хоть плитку шоколада добавь, выжига, – укорил я продавца и, заметив его недовольный вид, добавил: – Не жмись, я еще один достать могу – внакладе не останешься.

– Хрен с тобой, – швырнул на прилавок шоколадный батончик парень. – Должен будешь.

– Не сомневайся. – Кое-как утрамбовав продукты в ранец, я рассовал по карманам фуфайки две банки тушенки и направился на вход, но у самой двери остановился: – Ты вечером работаешь?

– До семи.

– Тогда заскочу, – распахивая дверь, соврал я и поспешил к углу дома. Вряд ли они, конечно, мне на хвост упасть решат, но подстраховаться не помешает. Да нет, чисто вроде. Если гадость какую и замыслили, будут вечером ждать.

На всякий случай сделав крюк по дворам, я обогнул обветшалые двухэтажки и вновь вывернул к покосившемуся, а местами и вовсе обвалившемуся забору, дыры в котором были заделаны сеткой-рабицей и колючей проволокой. Выглянувший из-за угла Напалм замахал Вере и Николаю.

Я только усмехнулся, когда они с заваленными всяким хламом волокушами потащились через пустырь к укрывшему меня от ветра дому. Ну и видок у них! Даже запыленный камуфляж девушки вполне органично на фоне двух устряпанных известкой пуховиков смотрится. Ну думаю, нас теперь и знакомые с первого взгляда не признают. Лучше бы, конечно, вечерних сумерек дождаться, но полдня на улице куковать – это перебор. Вот было бы где пересидеть…

– Ну и куда теперь? – вытирая со лба пот, спросил пиромант, сменивший у волокуш Ветрицкого.

– Сейчас Донецкое шоссе перейдем, на пару-тройку кварталов вниз по Терешковой спустимся, да и начнем хату искать, – предложил я. – В том районе общага на общаге.

– Хватай лямку. – Напалм забрал у Веры привязанную к листу фанеры веревку. – Давай – не переломишься.

– Мне обрез, блин, под ребра давит, – пожаловался я, закидывая веревку на плечо.

– А кому сейчас легко? – философски заметил пиромант и затянул: – «Эх, дубинушка, ухнем, эх, зеленая, сама пойдет»…

– Заткнулся бы ты, – попросил я, когда из-за домов показался Донецкий проспект. – Без тебя тошно.

– Не уважаешь ты, Лед, народное творчество, – скорчил скорбную мину Напалм. – Не держишься корней…

– К истокам зато время от времени припадаю. – Я проводил взглядом медленно проехавшие по шоссе сани. Похоже, больше никого не видать. Но это – пока никого не видать. Шоссе, зараза, широкое. Вывернет из-за поворота машина, и что делать?

Сунув руку под фуфайку, я сжал обжигающе-холодную рукоять ножа и прислушался к собственным ощущениям. Вроде бы надо волноваться – а спокоен, как удав. И сейчас вот, например, точно уверен, что через дорогу идти безбоязненно можно. Довериться интуиции? А какие варианты?

– Ну мы идем? – поторопила меня Вера.

– Да, – сбросив легкое оцепенение, посмотрел на нее я. – Да.

– Живей тогда, – потянул за свою веревку пиромант.

Я от него отставать не стал, и мы легко выволокли нагруженный всяким хламом фанерный лист на проезжую часть. Опять непонятно с чего заломило ребра, но на нож грешить не стал – скорее просто мышцы потянул. Да и правое предплечье, традиционно первым реагировавшее на всякие магические выверты, сейчас даже не зудело. Вообще – на редкость прилично себя чувствую. Такое впечатление, нож мою энергетику как-то выправил, что ли? Или он излишки энергии в себя засасывает? По идее и такую вероятность исключать нельзя. Главное, чтобы меру знал.

По заваленным снегом дворам Китая, среди сугробов которых были проложены узенькие тропинки, мы плутали еще минут пятнадцать. Навстречу за это время особо никто не попадался, и вскоре я начал вертеть головой по сторонам, выискивая дом, в котором можно будет попытаться снять на несколько дней квартиру. Одной комнаты нам, надо полагать, мало будет. Хотя так и дешевле.

– Вон, смотрите, – указал шагавший налегке Ветрицкий на кирпичный пристрой к панельной пятиэтежке. – Пункт приема вторсырья.

– Чего еще? – остановился я, разглядывая кучковавшихся у распахнутых ворот бывшего гаража крайне подозрительных личностей. Да нет, даже не подозрительных – просто оборванных и потасканных жизнью. Кто волок непонятно чем набитый баул, кто тележку с выписывавшими восьмерки колесами катил. Одеты забулдыги были в какую-то рванину, и по более-менее приличному пальто сразу же удалось отличить сортировавшего хлам старьевщика.

– Надо товар сдавать, – принял у меня веревку от фанеры Ветрицкий. – Пройдись по домам пока, поспрашивай насчет квартиры.

– Винтовку не запалите? – забеспокоился я, когда Николай и Напалм потащили заваленный хламом лист фанеры к концу не такой уж короткой очереди.

– Не беспокойся, – отмахнулся от меня Ветрицкий и поправил пропитанный какими-то желтоватыми выделениями бинт на запястье. Видок у них с пиромантом – самое то, бутылки по помойкам собирать. Еще б Вера не светилась…

Фыркнув, я не стал напоминать им об осторожности и направился к подъезду пятиэтажки, на котором лузгал семечки розовощекий охранник. Было полноватому мужичку лет под сорок; в справном камуфляжном полушубке, армейской шапке с оторванной кокардой и высоких меховых башмаках он посматривал на стащивших к старьевщику всякий хлам доходяг с нескрываемым пренебрежением.