Дмитрий Морозов - Штрафбат магического мира

Ладар задумался, прикидывая варианты, и тут же все мысли вылетели у него из головы: гибкая фигурка одним движением выскользнула из платья и нырнула под покрывало из шкур, заменяющее ему одеяло.

— Марго?

Тонкая кисть легла ему на губы.

— Не говори ничего. Говорить у тебя не получается. А вот двигаешься ты замечательно!

Парень вздохнул и принялся ласкать юное и нежное, но совершенно чужое ему тело, внимательно наблюдая за изменением энергетических потоков, выстраивая их в той особой композиции, которая могла создать музыку. Если не любви, то утончённого удовольствия.

Позже, когда уставшая и довольная девушка, чмокнув его в щёчку на прощание, исчезла в дымке портала, он продолжал лежать, задумчиво глядя на потемневшую от времени парусину палатки. Почему мужчинам неприлично отказывать? Женщины могут твердить «Нет!» хоть по сто раз на дню, это лишь повышает её цену, но мужчина… Отказывая, он автоматически становится злейшим врагом, посмевшим оскорбить, унизить. В лучшем случае к нему прилепят кличку «импотент», а в худшем… О, женщины! Мастерицы плести интриги, распускать слухи и создавать или рушить репутации. А всё потому, что слабость мужчины — в его постоянном желании, короткий поводок, с помощью которого им легко управлять. И насаждается выигрышный образ энергичного самца, способного на бесчисленные победы. Образ, к которому нужно стремиться и которому нужно подражать. Не можешь? А мужчина ли ты, или маньяк с отклонениями? Или презренный импотент, ни на что не годная тряпка?

Ладар чувствовал себя плохо. Им воспользовались просто и цинично и, получив от него желаемое, тут же отставили в сторону. Продолжая мысленно бичевать всех женщин мира, раздосадованный парень понемногу успокоился, решив игнорировать все интриги, и вновь уснул.

Утром он опять слышал шутки сослуживцев. Внутренне негодуя на Марго (ну что ей стоило поставить полог тишины?), торопливо позавтракал и, подхватив белую косточку, отправился искать Ируга. Вначале сипал собирался вставить её в обычную деревяшку, но, подумав, решил поискать более изящное решение.

— Значит, тебе нужно что-то небольшое и смертоносное, чтобы использовать как рукоять хлыста? — Отставной маршал в задумчивости почесал бровь, мысленно пробегаясь по своему арсеналу. Пожалуй, в схорон идти не нужно, есть у меня одна вещица… — Он открыл небольшой сундук, аккуратно поставленный у стены, и принялся копаться в груде, позвякивающей характерным звоном. — Как тебе это?

Небольшая, вытертая от времени металлическая трубка, зачерненная, со сложным спиральным узором. Всего в две ладони длиной и без каких-либо опасно-привлекательных лезвий.

— И что в ней такого?

— Пойдём на воздух.

Ируг вышел из палатки, встал поудобнее и принялся легко перекатывать странную трубку в ладони — вращая, перехватывая, поглаживая. Внезапно она стала расти, превращаясь в небольшой стальной шест с остриями на концах.

— Вот. Лови. Не знаю, как называется. Взяли мы её в бою и секрет стальных жал нашли случайно. Тут есть такой хитрый завиток — видишь? Его повернуть нужно, плавно и аккуратно. А если нажать на вот этот, то должен вылететь стальной шип, вот только как они заряжаются, мы не нашли, а те, что были, давно истратили. Удобная штука. Наверняка есть ещё один секрет: древние мастера любили цифру три, наверняка и тут есть третья загадка. Но какая — это сам разбирайся. Берёшь?

Ладар решительно кивнул и протянул руку. Вытертая рукоять легла в ладонь — мягко и удобно.

— Спасибо! Разберусь. И добавлю ещё один секрет — четвёртый.

Ируг задумчиво посмотрел на подопечного.

— Тогда добавь и пятый. Четвёрка — не самое лучшее число, говорят, это знак смерти.

— Хм… Не знаю, не слышал. В любом случае смерть не так страшна, чтобы бояться её знаков. И достаточно умна, чтобы не путать знак призыва — и знак восхищения.

Подмигнув оторопевшему маршалу, Рикс направился подальше из лагеря, к ручью, где можно позаниматься в относительном покое.

Кость аккуратно легла в зазор между завитками рукояти. Небольшое магическое усилие — и металлический усик, отогнувшись, плотно обхватил белоснежное тело. Вышло надёжно и аккуратно: тонкая кость была почти незаметна и общего вида не портила.

— Готово. И где мне взять собственное, личное небытиё? Стоит закрыть глаза — и перед ними возникают тонкие, ажурные конструкции магических токов мира. Их много — в природе, в мощных потоках стихий, в нём самом. И можно потянуться, зачерпнуть, наполнив собственные скудные резервы, вот только в данном случае это не поможет. Ему нужна не сила, а отсутствие силы, мощи, движения, самой материи. Всех тех протокирпичиков, которые составляют саму основу мира. Отсутствие всего того, что заставляет мир быть. Небытие. Даже там, в пустом гобелене пространства, в котором живут звёзды, по рассказам учителя пустом, есть что-то. Свет и тьма, тепло и холод. И время. Оно течёт и там, от звезды к звезде, заставляя их светить, крутясь вокруг своих неземных, протоптанных за миллионы лет дорожек. Когда-нибудь и звёзды умрут, а значит, они живы, значит, небытию среди них не место. Только смерть способна создавать такие инструменты, уничтожающие окончательно и бесповоротно. Только смерть… Илис! Такая хрупкая и ранимая, такая весёлая — и живая. Живая!

Ладар вскочил с бревна, на которое в рассеянности уселся, и принялся торопливо ходить вдоль берега ручья, стремясь ухватить ускользающую нить какой-то очень простой истины.

В смерти — есть жизнь. Она есть, он видел это. Или, во всяком случае, может существовать. Значит… И в жизни есть зёрна смерти! Когда-то нечто подобное ему говорил учитель: «Каждое живое существо — неважно, человек это или птица, скала или дерево, всё, что было рождено или создано — таит в себе частицу собственного рождения — и собственной смерти. Всё, даже смерть, дается уже при рождении».

Тогда он воспринял это то ли как поэтический вымысел, то ли как бред умирающего старика. Не придал значения словам. Но если принять за факт, что это не метафора, а реальный, существующий факт…

Ладар выбрал ровную, пустую полянку. Лёг, устроился поудобней и начал обычную подготовку, необходимую ему для детального изучения мира. Вздох — остановка. Вздох — пауза. Усмирить дыхание, сделать его поверхностным, неглубоким, подобным трепетанию крыльев бабочки. Медленней. Ещё медленней. Сознание освобождается от оков плоти, приобретает свободу. Сейчас оно легко соскользнёт в омут сна, но ему нужна реальность. Только не грубая и жёсткая явь физического мира, а его тонкие, невесомые связи. Медленней. Ещё медленней. Новые краски разворачиваются перед взором. Прекрасные и манящие, разноцветные токи магических сил. В иное время сипал остался бы тут, но — ему ещё дальше. Удар сердца. Здесь он воспринимается как набат, как нечто грубое и сильное, способное потревожить покой маленького мира. Дождавшись, когда стихнут отголоски собственного сердцебиения, сипал вновь устремился в тонкие миры — в то состояние, при котором смерть видна так же отчётливо, как и жизнь. Собственное тело показалось ему странным, радужным бутоном, сполохом непонятных сил, сотканным наподобие гигантского яйца или плода, с небольшим чёрным семечком в центре. Чёрным? Стремительный рывок вглубь — и небольшое, странно-тёмное зерно будущей смерти, зерно небытия оказалось перед человеком. Густая, маслянистая пустота. Вязкая и притягивающая даже на ощупь. Так и хочется провалиться туда, уйти целиком и исчезнуть, лететь, лететь в неземной, несуществующей черноте… Настолько плотной и упругой, что даже едва заметный вспыхнувший огонёк света покажется яркой вспышкой.