Драконьи булочки (СИ) - Лариса Петровичева
Зашуршали обертки, заработали челюсти. В воздухе повис запах шоколада — такой густой, что запершило в горле. Тот случай, когда слишком хорошо — тоже нехорошо; я услышала, как кто-то закашлялся и попросил воды.
— У меня для вас хорошие новости, — улыбнулась я, когда пришла моя очередь представлять десерт. — В этих трифлях нет ничего, кроме лучших ингредиентов, свежайших персиков и таланта кондитера. Приятного аппетита!
— Персики? — изумленно спросила госпожа Баркли. — В Шине, в это время года?
Народ заговорил хором, поднимаясь с мест и протягивая руки, чтобы получить стаканчики. Многие — да что там многие, почти все — видели персики только на картинках в учебнике, как и манго. Обитателям пустошей такое лакомство было не по карману, и сейчас, когда люди поняли, что отведают его, их охватил чистый восторг.
— Консервированные, наверно, — насмешливо бросила Женевьева. Я одарила ее ослепительной улыбкой и ответила:
— Самые настоящие персики от Триггви Триггвиссона!
— Джина, ну ты даешь! — воскликнул Ристерд. — Сначала манго нас побаловала, а теперь персики!
Он посмотрел на остальных и произнес, как полководец перед битвой:
— Налетай, ребята.
И ребята налетели. Я даже пожалела, что не оставила стаканчик для себя — ну ничего, Оран еще приготовит такой трифль — и много других потрясающих десертов.
Теперь мне было ясно, что мы победим.
Потом пришло время подсчета голосов: зеленые и голубые листочки ложились в чашу, поселяне довольно улыбались, и кто-то спросил, будут ли такие трифли в пекарне каждый день.
— У тебя денег-то хватит, Шеймус? — поинтересовался кто-то. Шеймус только рукой махнул.
— Я лучше картохи не съем, а чудо такое попробую.
Подошел Киллиан — улыбнулся, обменялся рукопожатием с Ораном и сказал:
— Вижу, что ты действительно на своем месте. Твои трифли это подлинный восторг, — он покосился в сторону чаши и добавил: — И судя по тому, сколько там голубых листочков, народ разделяет мое мнение.
Кимбер уже подсчитывал голоса, укладывая листочки в стопки. Женевьева побледнела так, что я даже испугалась: не хватил бы ее удар!
Она ведь старалась. Подкупила Гвинни, чтобы испортить мясо. Заказала лучшие коробочки и ленточки. И так и не поняла, что в еде важнее всего сердце и руки того, кто ее готовит, а не штамповка по единому образцу для всего королевства.
На мгновение мне стало жаль ее. Но только на мгновение.
— Люди, люди, спокойнее! — Кимбер поднял руку, призывая к тишине. Стопка голубых листочков была вполовину выше зеленой. — Ну сами, сами видите, кто тут победитель. Две, две победы у местной уроженки. Леди Макбрайд — победительница нашего конкурса!
* * *
— Я этого так не оставлю, — прошипела Женевьева. — Наш спор — просто глупое пари, юридической силы оно не имеет. Никуда я не уйду!
Это она сказала достаточно громко для того, чтобы услышали все. Кто-то заливисто засвистел, и в Женевьеву полетела коробочка от пирожного.
— Нет уж! — звонко крикнул кто-то из парней. — Проиграла — уходи!
— У нас таких не любят! — поддержали его мужчины.
— У нас все по-честному!
Я одарила Женевьеву ослепительной улыбкой и сказала:
— Ты можешь не уходить. Но у тебя просто ничего не будут покупать. Тебе же говорят: народ на пустошах любит честных. Так что умей проигрывать с достоинством.
Женевьева прошипела что-то неразборчивое, но определенно нецензурное, и выбежала из Зала собраний. Провожали ее заливистым свистом и веселыми возгласами. Когда хлопнула дверь и брань проигравшей оборвалась, то Мэри спросила:
— Джина, а у тебя в пекарне еще будут такие трифли?
Я с улыбкой посмотрела на Орана — тот кивнул и ответил:
— Трифли будут. С яблоком и ягодами. Вам понравится.
Не знаю, что в нем встревожило меня, но я вдруг схватила Орана за руку, ведомая тем глубоким чувством, которое, наверно, и было сутью истинной пары. Оран посмотрел мне в лицо и выдохнул:
— Прочь отсюда…
И выбежал на улицу, не оглядываясь. Я рванула за ним и, вылетев из здания, споткнулась и едва не упала, почти окаменев от страха.
В небо поднимался огромный дракон. Его чешуя была цвета старой бронзы, в глазах пылал огонь, а по мощной груди скользила полоса старого шрама. Вышло солнце — подсветило широко распахнутые крылья, превратив их в паруса волшебного корабля.
— Оран… — прошептала я, захлебываясь в невероятном, неведомом доселе восторге и облегчении.
Проклятие снято! Его больше нет!
Оран теперь свободен, наконец-то свободен! И мы сможем жить без оков, наложенных его родней!
На улицу высыпали поселяне — и закричали, замахали руками, принялись бросать шапки в воздух, приветствуя своего дракона. Я смотрела на бронзовую вспышку в небе, не в силах оторвать от нее глаз, и сердце наполняло то всеобъемлющее чувство, которое можно было назвать только любовью.
И это уже не было той любовью, которую дает суть истинной пары. Моя любовь проросла из дел — из поддержки, заботы, нежности.
И из общей работы, куда же без нее. Мы и дальше будем работать вместе — я собиралась сделать “Пекарню Джины” самой популярной на Макбрайдских пустошах, и никакие франшизы мне в этом не помешают.
Дракон сделал круг над поселком, начал снижаться, и я вдруг услышала голос Орана, звонко раскатившийся в голове:
— Держись! Сейчас мы будем летать!
Я и опомниться не успела — изогнутый драконий коготь подхватил меня за воротник пальто, под ногами раскрылась пустота, и земля вдруг оказалась далеко-далеко внизу.
Всюду был ветер. Я сразу же потеряла шапку, потоки ревущего воздуха поднялись и загрохотали в ушах, отхлестав меня по лицу. Дракон перехватил меня: теперь я не болталась, а была крепко и осторожно сжата в его когтях.
Наверно вот так в древности драконы похищали девушек из людских селений, чтобы взять их в рабыни.
— Не урони меня! — прокричала я, захлебываясь от восторга. Мир раскрылся подо мной весь, от края до края — лег горностаевой мантией: белым-бело, с темными мазками лесов и пятнами людских поселений.
С высоты он был бесконечно беззащитным и хрупким. И дракон, который мерно взмахивал крыльями, был его владыкой и хранителем. Тем, кто будет заботиться и оберегать всегда, как свою истинную.
Только теперь я поняла, чего все это время был лишен Оран — и что к нему наконец-то вернулось. И мы летели над Макбрайдскими пустошами вместе, разделив это возвращение на два сердца.
Эпилог
Конечно, Женевьева сдержала слово и никуда не уехала.